Тема номера
Прежде Владимир Юровский для летнего абонемента с Госоркестром заранее выбирал тему – Шекспир, Прометей, 70-летие окончания Второй мировой войны – и предлагал ее масштабное исследование и осмысление. Нынче тема не была заявлена, но проявилась волей судеб. «Истории с оркестром» – плоть от плоти просветительских абонементов Геннадия Рождественского, 16 июня покинувшего этот мир. Цикл посвятили его памяти, и хотя программы концертов были сверстаны намного раньше, они напоминали «Мозаику» Рождественского, каждая из них могла быть придумана и сыграна великим маэстро. В меньшей мере – последняя, представленная Василием Петренко, главным приглашенным дирижером ГАСО. В большей – программа Владимира Юровского: Мусоргский в оркестровках Эдисона Денисова и Юрия Буцко (среди работ Геннадия Николаевича есть оркестровка «Женитьбы»), сопоставление Бриттена и Шостаковича – все это выдает в худруке Госоркестра наследника Рождественского, сознательно, с чувством гордости и ответственности несущего подхваченное знамя.
Символично, что свою последнюю историю с оркестром Рождественский рассказал именно в рамках абонемента ГАСО год назад. Символична и реплика, процитированная Михаилом Юровским: «Приглашаю тебя в мой мир» – этими словами Геннадий Николаевич некогда пригласил его стать ассистентом. Такое приглашение получали немногие. Разовым пропуском в мир маэстро служил билет на его концерт, где дирижер всякий раз с наслаждением и гордостью приглашал публику обозреть один из уголков своей бесконечной вселенной. Подобное приглашение прилагалось и к билетам летнего абонемента, где публику ждали три разных мира: уютный, полный то светлых, то пронзительных воспоминаний мир Михаила Юровского; тревожный, протестующий, переполненный думами и конфликтами мир Владимира Юровского; жизнерадостный и понятный мир Василия Петренко.
Одиннадцатая симфония «1905 год» – сюжетная, кинематографичная, эффектная – в интерпретации Юровского и ГАСО прозвучала ошеломляюще и стала кульминацией всего абонемента
Юровский-старший взял на себя роль связующего звена между поколениями. Рассказывал он в манере Рождественского – расположившись в кресле, неспешно зачитывая заранее заготовленный текст. Ему было что сказать не только о почившем наставнике, но и о Прокофьеве с Шостаковичем, которых он встречал в доме отца, и о Рахманинове, с которым он связан через одно рукопожатие. Найдись у него общие знакомые с Моцартом, и это показалось бы не слишком удивительным. Параллель «Прокофьев – Моцарт» будто пришла в программу из последнего филармонического абонемента Рождественского «Моцарт и…» Абсолютно в его духе Михаил Юровский назначил эпиграфом к каждому сочинению название романса Рахманинова «Здесь хорошо», произнесенное с разной интонацией. Роскошная оркестровая сюита «Летняя ночь», составленная Прокофьевым из музыки к «Дуэнье», прозвучала буквально высказыванием от первого лица и подтвердила тезис – здесь хорошо и точка.
Воплощая восторженный дух мотета Моцарта «Exsultate, jubilate» – «здесь хорошо!» – оркестр перестарался по части восклицательного знака, не перестроившись с громоздкой прокофьевской фактуры на моцартовский лад. Заодно с оркестром была и Ольга Перетятько. И наче у нее прозвучали романсы Рахманинова, в которых певица вскрыла оперно-драматический потенциал. Если «Вокализ» и «Здесь хорошо» уводили в лирическую сферу (с предписанным дирижером интонационным многоточием), то романс «Не пой, красавица» показался мощной драматической сценой – что-то сродни Пуччини или Верди, c экспозицией, драматическим развитием, кульминацией и катарсисом.
Девятой симфонией Шостаковича Рождественский два года назад завершал свой юбилейный концерт в Большом театре. В интерпретации Юровского, не хуже старшего коллеги понимающего ее подтексты, симфония вышла менее угловатой, без фирменной для Рождественского фиги в кармане. Зато с превосходными соло деревянных духовых (кларнет – Михаил Безносов, фагот – Михаил Урман).
Владимир Юровский провел последние месяцы в орбите Мусоргского (в июне он выпустил премьеру «Бориса Годунова» в первой редакции на сцене Опера Бастий с режиссером Иво ван Хове), ставшего одним из главных героев его программы. В этом концерте слово существовало на равных с музыкой, в первом отделении звуча порой даже значительней. Как всегда тонкие, энциклопедически полные наблюдения о личности и музыкальном стиле молодого Мусоргского были едва ли не содержательней его ранних произведений в оркестровках Буцко («Страстный экспромт», Соната для фортепиано в 4 руки), а решение вопроса о принадлежности Крыма, найденное Юровским в миниатюре «На Южном берегу Крыма», поразило своей очевидностью. Действительно, музыка там не русская, и не украинская, а восточная; только вот вряд ли пейзажная зарисовка, выполненная по всем канонам «русской музыки о востоке», может служить аргументом в споре современных держав.
В первом концерте оркестровки романсов Рахманинова – авторская, Владимира Юровского-старшего и Михаила Юровского – визуализировали мысль о связи поколений. Оркестровки Мусоргского предлагали разные возможности работы с исходным текстом. Самый радикальный – Эдисон Денисов (вокальный цикл «Без солнца» исполнил большой мастер Николай Диденко), самый верный букве – Буцко, а духу – Шостакович. Сыграв «Рассвет на Москве-реке» в версии последнего, Юровский неожиданно заявил о необходимости новой оркестровки «Хованщины» и о готовности ее исполнить, если найдется талантливый автор.
Работа над «Борисом Годуновым», новые размышления об отношениях народа и власти сделали Юровского не менее красноречивым «певцом угнетенных», чем Мусоргский и Шостакович (которые сами теперь занимают почетное место в дирижерском списке угнетенных). Представляя Одиннадцатую симфонию Шостаковича, он выбрал в качестве эпиграфа малоизвестную пьесу Бриттена «Русские похороны», буквально переносящую на улицы революционного Санкт-Петербурга благодаря уличному звучанию духовых с ударными и цитированию песни «Вы жертвою пали». Юровский не только обладает редким даром выстраивать такие сопоставления, но и не повторяется в приемах. На этот раз зрители получили тексты и мелодии революционных песен, использованных Шостаковичем в симфонии, и с подачи дирижера сами затянули «Вы жертвою пали».
«А теперь о футболе», – примирительно пообещал Юровский (в те минуты как раз начинался матч четвертьфинала Бразилия – Бельгия). Но и история Шостаковича – футбольного болельщика в письмах к Гликману обернулась разговором о том же, просто эзоповым языком. Им композитор привык говорить и в письмах, и в музыке. Одиннадцатая симфония «1905 год» – сюжетная, кинематографичная, эффектная – в интерпретации Юровского и ГАСО прозвучала ошеломляюще и стала кульминацией всего абонемента. Она – олицетворение того сложного конфликтного мира, погрузиться в который нам так часто предлагает Юровский и в котором так манит обещание катарсиса, что приходишь в него вновь и вновь.
Тем разительнее был контраст центрального и финального концертов. Шеф Ливерпульского филармонического оркестра Василий Петренко выбрал интонацию полушутливую. Но если в речах обаяние Петренко не могло заменить глубины, к какой приучил свою публику Юровский, то в музыке сыграло важную роль – придало свежесть и непосредственность звучанию «Ромео и Джульетты» Чайковского (сыгранной, впрочем, не слишком убедительно и как будто недостаточно отрепетированной) и до некоторой степени украсило Скрипичный концерт Корнгольда, который не спасали ни рассказы о голливудской киномузыке, ни аккуратная игра Акико Суванаи, ни даже то, что играла она на скрипке Яши Хейфеца – предположительно, той самой, на которой легендарный скрипач исполнил премьеру концерта.
Петренко – абсолютная противоположность худруку абонемента: у Юровского появление музыки Корнгольда (которую он играл в абонементе «Война и мир») в программе немыслимо без контекста, а для Петренко ее незатейливая эффектность вполне может служить оправданием самой себе. Эффектной партитуре «Петрушки» Стравинского оправдания не требуется, и яркая манера Петренко здесь пришлась как нельзя кстати, а оркестр с блеском продемонстрировал все то, чего достиг в освоении музыки трудного русского гения за последние годы.
