История
Наш именинник родился 26 июля 1782 года в Дублине, нынешней столице Ирландии. Едва ли уроженец острова Святого Патрика в детстве мог предположить, что большую часть жизни проведет в далекой и загадочной России, воспринимавшейся тогда как страна экзотическая и даже отчасти варварская.
Все решил, как водится, случай: встреча с Муцио Клементи, состоявшаяся в Лондоне, куда перебрался в поисках работы отец Фильда. Прославленный виртуоз по достоинству оценил дарование юного ирландца и согласился взять его в ученики. Отметим, что Клементи в тот период в своей деятельности вышел за пределы сугубо музыкального творчества: его все больше занимали разнообразные коммерческие проекты, в первую очередь – дела торгового дома «Клементи и Коллард», занимавшегося производством и продажей фортепиано. На повестке дня была экспансия бизнеса за пределы Туманного Альбиона, а для этого необходимо было открыть сеть представительств в крупных европейских столицах. Клементи отправляется в путь и в качестве своего помощника берет Фильда.
Дорога пролегает через Париж и Вену, концертам молодого вундеркинда сопутствует успех. В конце 1802 года добираются до зимнего неприветливого Санкт-Петербурга, где совершают продолжительную остановку. Людвиг Шпор вспоминает «высокого бледного юношу», игравшего для потенциальных покупателей в депо (магазине) роялей Клементи и демонстрировавшего «законченную технику и мечтательно-меланхолическую манеру исполнения». Жизнь в Петербурге для Фильда простой отнюдь не была, так как Клементи, располагавший большими средствами, держал своего ученика в буквальном смысле слова на хлебе и воде: молодой человек грустно жевал бутерброд с колбасой в тот момент, когда учитель пировал в аристократическом доме.
Еще одна яркая картина – учитель и ученик вместе у корыта стирают белье: скупой Клементи не желал платить прачкам, считая, что они в Петербурге безбожно завышают цены. Современники воспринимали Фильда в тот момент как слугу, занимавшего подчиненное положение при своем учителе, но глубинно этот взгляд был все же ошибочен. Молодой музыкант явно тяготился своими обстоятельствами: когда Клементи пришла пора возвращаться в Европу, Фильд решительно отказался следовать за своим учителем. Весьма смелый поступок для двадцатилетнего юноши, но именно он и определил нить его судьбы.
Вся дальнейшая жизнь музыканта оказалась связана именно с Россией: сначала с Петербургом, а с 1821 года – с Москвой, где он и скончался в 1837 году. Напомним, что в эти годы в литературе сияла звезда Пушкина, живопись представлена славной плеядой мастеров (Брюллов, Боровиковский, Тропинин, Венецианов), блистает отечественный театр. Первый по статусу композитор – несомненно, Дмитрий Бортнянский. Тем не менее в области фортепианной культуры никого сопоставимого по уровню до появления Фильда русская музыкальная среда не знала. В этом аспекте наша страна словно бы вытянула «счастливый билет», сразу встретившись с художником экстра-класса. Отзывы критиков единогласно восхваляют его утонченную, легкую, жемчужную технику, фантастическое мастерство звуковых оттенков, варьирующихся от впечатляющего fortissimo до тающего в дымке, призрачного pianissimo. Едва ли речь идет о пристрастности отечественной публики – зарубежные ценители, слышавшие Фильда и в России, и во время его выездов за границу, также отдают ему пальму первенства, определяя в число «лучших клавиристов» современности.
Закономерна востребованность столь блестящего исполнителя и как преподавателя: возможно, легче перечислить тех, кто у Фильда уроков не брал. Среди его учеников – Глинка, Гурилев, Верстовский, Шимановская, Герке, Дюбюк… Два последних сами в дальнейшем активно преподавали, через них музыкальными «внуками и правнуками» Фильда становятся Мусоргский, Чайковский, Стасов, Балакирев, Зверев, Рахманинов, Скрябин, Зилоти, Гольденвейзер. Наш герой без преувеличения является одним из прародителей великой русской фортепианной школы. Имя Фильда упоминается и на страницах произведений Льва Толстого (уроки брала мать писателя, Мария Николаевна Волконская), Лермонтова, Грибоедова: таким образом, его искусство становится важным феноменом культурной повседневности эпохи.
Наследие Фильда, на первый взгляд, сравнительно невелико, но значение его в контексте всей истории фортепианной музыки сложно переоценить. Композитор создавал сонаты, концерты, вариации, вокальные сочинения, но главная жемчужина – конечно же, восемнадцать ноктюрнов: именно Фильд является создателем данного жанра (отметим при этом, что само название появилось не сразу – в прижизненных изданиях некоторые из сочинений первоначально назывались романсами), и отсюда – прямой путь к Шопену. Ноктюрн нередко определяют как «средоточие» романтического фортепианного стиля, однако, по меткому определению Бузони, творения Фильда являются не чувственными, а «целомудренными», многое здесь лишь угадывается, дается намеками в дымке едва уловимых ощущений.
Родились эти шедевры именно на русской почве: в своем раннем «британском» творчестве Фильд скорее подражает Клементи, создавая музыку в классическом стиле, в ноктюрнах же – очевидный прорыв в новую эпоху, новый подход к фортепиано как к певучему инструменту, носителю вокального начала. Известно, что композитор питал большой интерес к русской народной музыке: возможно, именно протяжная мелодичность народного песенного стиля побудила Фильда к опосредованному воплощению своих впечатлений на черно-белой клавиатуре.
Судьба Джона Фильда в России внешне складывалась более чем благополучно. Восторженный прием публики, общение в кругу элиты, высокие гонорары за выступления и уроки… Жизненный уклад его отличался известной долей показного сибаритства: нередко дни проводились, подобно Обломову, на диване, в окружении шашек, сабель и курительных трубок; не вставая с ложа, Фильд давал уроки и сочинял музыку, придвинув свой компактный инструмент. Композитора отличало и легкое отношение к деньгам – он прощал своих многочисленных должников, зачастую тратил не по средствам.
В многочисленных анекдотах осталась и рассеянность композитора, который за импровизацией как-то забыл о назначенном часе собственной свадьбы. Фильд вопреки духу времени требовал от аристократического общества равного к себе отношения, которое, отдадим честь русскому дворянству, неизменно получал: его принимали не как низшего по положению слугу, а как звезду, личное общение с которой – большая честь. Возможно, подобный стиль времяпрепровождения в конечном итоге сказался на продуктивности музыканта, создавшего сравнительно немного сочинений, но возможен для Фильда он был именно в России и нигде более.
Предпринятая им в конце жизни европейская поездка окончилась тяжелой болезнью, нищетой и прозябанием в Италии, где его спасли русские почитатели, посадив в карету и отправив назад в Москву. В первопрестольной композитор и скончался 23 января 1837 года. Похороны состоялись 27 января, надгробие сохранилось на Введенском кладбище по сей день, и у его подножия – всегда цветы. Москвичи чтут память великого музыканта.
Как и любой гуманитарный предмет, историю музыки в массовом восприятии неизбежно сопровождает целый букет разнообразных шаблонов, пусть и не ложных в принципе, но искажающих целостную картину: это в полной мере относится и к отечественному искусству. Так, характеристика Глинки как «основоположника русской классической музыки» стала уже общим местом в любом тексте о нем. Эта фраза, безусловно, справедливая в определенном ракурсе, в то же время словно бы «отменяет» всю богатую доглинкинскую традицию, время до начала XIX века погружается во мрак исторического небытия. В определенных аспектах это кардинально искажает наше восприятие преемственности музыкальной истории. Например, великая русская фортепианная школа в таком ракурсе возникает словно бы ниоткуда, зарождается из небытия в библейском духе; несомненно, в истории искусства такое едва ли возможно. Исчезает из непрерывного исторического процесса и имя подлинного основателя русской клавирной традиции – первого русского пианиста Джона Фильда.
В своей родной Ирландии Джон Фильд – один из столпов государственного пантеона, его настойчиво определяют как однозначного ирландца. Впрочем, для самого композитора, как и для его современников, вопрос национальной идентификации едва ли стоял столь остро. Главное, что в нашей стране великий музыкант прожил комфортную и спокойную жизнь, купался в лучах восхищения и признания публики. Мы как потомки вправе назвать его нашим, русским Фильдом. Первым русским пианистом.
