Прошлый год прошел в музыкальном мире под знаком рахманиновского юбилея, и одним из событий стала «инаугурация» Рахманиновского международного оркестра, созданного Михаилом Плетнёвым. Свой путь коллектив начал с выпуска релиза балетных сюит Чайковского и Бизе – Щедрина, а первый публичный концерт, состоявшийся в небольшом швейцарском городке на берегу Женевского озера, был полностью посвящен фортепианным концертам юбиляра: за пульт оркестра встал прославленный Кент Нагано, а солировал, конечно же, сам маэстро Михаил Плетнёв. В апреле 2024 года увидел свет и live-релиз этого концерта.
Неизбежны сравнения нового оркестра с предыдущим созданным пианистом коллективом – Российским национальным оркестром, но выводы пока противоречивы. С одной стороны, не может не впечатлять мастерство отдельных музыкантов, блестяще явленное ими в оркестровых соло: Плетнёв смог собрать под знамена Рахманинова по-настоящему ярких инструменталистов. С другой стороны, с точки зрения слаженности и гармоничности внутреннего взаимодействия коллектив пока заметно проигрывает РНО эпохи его расцвета. В треугольнике «оркестр – дирижер – солист» безраздельно властвует последний: Кент Нагано, известный меломанам как руководитель волевой и харизматичный, здесь лишь покорно следует за исполнительскими замыслами Михаила Плетнёва.
Не менее противоречивые ощущения вызывают и трактовки прославленного пианиста. Популярность фортепианных концертов Рахманинова неизбежно провоцирует на поиск новых решений, далеких от вульгарно понимаемого «русского духа», но то, что предлагает Михаил Плетнёв, подчас повергает в безмолвное изумление: это и подвижное вступление Второго концерта, из набатного колокола превращенное в пролог к сентиментальному ноктюрну, и знаменитая лирическая восемнадцатая вариация Рапсодии на тему Паганини, трактуемая Плетнёвым с неожиданной холодностью. Наиболее убедительно с точки зрения концепции воспринимается именно Рапсодия, которую пианист презентует как сочинение отстраненно-графичное – и тем самым непривычно авангардное для Рахманинова; сет из четырех фортепианных концертов в этом аспекте производит не столь целостное впечатление, интерпретация оказывается полностью подчинена сиюминутным импульсам солиста. Наконец, поводом для дискуссии может стать и стиль звукорежиссерской работы: фортепиано и оркестровые соло подчеркнуто выводятся на первый план, оркестровая же масса неизменно приглушается, что создает ощущение некоторого фактурного дисбаланса.
Этот релиз вполне может стать одним из самых обсуждаемых, но одновременно и одним из самых провокационных. Меломаны оказываются в западне между трансцендентным мастерством Плетнёва-пианиста и эгоцентричным своеволием Плетнёва-интерпретатора: может ли первое стать оправданием для второго? Всем знатокам фортепианной музыки необходимо познакомиться с этими дисками, но не каждый сможет найти выход из ловушки одного из «вечных» вопросов искусства.