События
Этот спектакль, ставший легендой еще при жизни его отца-основателя – Леонида Михайловича Лавровского, практически беспеременно идет в Мариинском театре, где и состоялась его премьера в 1940 году. Пресса, театральные критики оценили тогда постановку восторженно. Например, литературовед Иосиф Юзовский писал: «Спектакль будет жить, он не может не жить. Такое рождается раз в десятилетия». А зарубежные критики (постановку ожидал триумф в 1956 году на гастролях Большого в Лондоне) называли версию Лавровского «грандиозной балетной фреской», «огромным массовым драматическим карнавалом, с хлещущей через край жизнью, с хореографической изобретательностью, с мимикой, захватывающей и эмоциональной».
В московском Большом театре выбор версий балета за всю историю был разнообразнее, чем в Ленинграде: постановку Лавровского в конце 1970-х сменила интерпретация Юрия Григоровича, в которой конфликт семейств был стушеван, а на первый план выходила история любви героев. В 1995 году версия Лавровского снова вернулась на главную сцену страны, но всего лишь на пять лет. 2003 год был ознаменован появлением в Большом модернового спектакля Раду Поклитару, но он здесь недолго задержался. Классика все-таки предпочтительнее: в 2010-м состоялось возвращение постановки Григоровича. А в 2017 году на Новой сцене появилась версия Алексея Ратманского, которая пользовалась особым успехом у балетоманов.
И вот – возвращение к истокам. Постановка Лавровского в Большом имеет серьезную историю – кто только в нем не танцевал: Галина Уланова, Раиса Стручкова, Майя Плисецкая, Марина Кондратьева, Екатерина Максимова, Наталья Бессмертнова (Джульетта), Михаил Габович, Юрий Жданов, Владимир Васильев (Ромео) и многие-многие другие.
Главная сложность постановки – в освоении артистами эстетики драмбалета. Лавровский создал спектакль по всем законам реалистической достоверности: тут важна культура жеста, требуется хорошая актерская игра. Пантомима и танец сплетены в единое – подчас одно спокойно переходит в другое. Доминирует классический танец, но есть и характерные номера – сочные народные танцы в исполнении кордебалета. Несмотря на подробность проработки образов и общую масштабность (постановка включает в себя тринадцать картин и идет с двумя антрактами) глаз не устает и не замыливается, а действие протекает динамично и увлекательно.
Капитальное возобновление лучшего из драмбалетов осуществил сын хореографа, великий танцовщик Михаил Лавровский, исполнявший в свое время в постановке партию Ромео. Реконструкцией роскошных и объемных декораций (художник – легендарный Петр Вильямс) занимался Сергей Грачев, а Татьяна Ногинова создала новые костюмы по эскизам старых – она попыталась приблизить их крой и форму к историческим фасонам.
Если советскому зрителю середины 1940-х годов эстетика спектакля позволяла убежать от проблем тяжелого социума и военных времен, хоть на несколько часов перенестись в мир недостижимого прекрасного, то более образованная и информированная публика XXI века реагирует на нее несколько по-иному. Уже по декорации второй картины (комната Джульетты) становится понятно, на что опирался Вильямс при создании оформления. Это, конечно же, полотна Сандро Боттичелли, которые цитируются не единожды в спектакле: «Весна», «Рождение Венеры». А декорации, изображающие улочки Вероны, как будто фотографически воспроизводят итальянский город. Оно и понятно: художник в 1928 году посетил эту живописную страну, где фотографировал и делал наброски тех росписей и картин, что ему удалось увидеть.
Во времена, когда в моде минимализм и лаконичность, буйство красок Вильямса ослепляет своим торжественным великолепием и напоминает, что же такое есть настоящий, истинный театр. Театр, в котором грандиозно все: от музыки и хореографии до оформления.
Кстати, о музыке: дирижером-постановщиком спектакля выступил Антон Гришанин. Оркестр в этот вечер звучал в лучших традициях того, как принято сейчас относиться к балетной музыке (увы, даже к Прокофьеву): хотелось бы большей чистоты, синхронности по балансу между группами инструментов. Да и с помпезностью чуть «пережали».
Были времена, когда в Большом работали дирижеры, специализировавшиеся именно на балетной музыке, – Юрий Файер, Александр Копылов. Хорошо бы возродить эту традицию…
Театр предложил зрителям аж пять составов исполнителей.
В спектакле 5 апреля солировали Евгения Образцова (Джульетта) и Артем Овчаренко (Ромео). Для Образцовой партия Джульетты в версии Лавровского когда-то стала судьбоносной: в восемнадцать лет она исполнила ее в спектакле Мариинского театра, став, таким образом, самой юной исполнительницей этой роли в истории театра. Готовила она ее с самой Нинель Кургапкиной. Позже последовали интерпретации в постановках Кеннета Макмиллана в Ковент-Гардене и Алексея Ратманского в родном Большом. Образ Джульетты с артисткой путешествует всю жизнь и потому отделан ею до мельчайших деталей. Свое видение этой партии в капитальном возобновлении Образцова преподносит в акварельных тонах: эмоции героини как бы сконцентрированы внутри нее, состояние девушки выражается посредством танца, а не мимики. Эта Джульетта – тихое, нежное, бесконечно трогательное создание, которое и любит Ромео не аффектированно страстно а очень целомудренно и чисто. Даже бунтует Джульетта-Образцова тихо и скромно, демонстрируя незащищенность четырнадцатилетней девочки.
Артем Овчаренко смотрелся очень гармонично в дуэте с Образцовой, благо его Ромео напоминал сказочного принца. В основе его образа лежала в основном лирика – так что он, скорее, продолжал традиции первых исполнителей партии Ромео (Михаила Габовича, Юрия Жданова, Юрия Гофмана), а не Владимира Васильева и Михаила Лавровского, которые добавили герою непосредственности и более сочных красок.
Хорош обаятельный искрометный Меркуцио Алексея Путинцева, который готовил партию с самим Борисом Акимовым.
Александр Водопетов в роли Тибальда пока слишком холодно-бесстрастен, хотя это позволяет взглянуть на персонажа свежим взглядом: ему ничего не стоит убить человека, словом ли или же действием…
Нынешнее поколение артистов Большого в спектакле Лавровского несет новую эстетику, более современную и гармоничную для нашего времени: графичность танца, эмоциональную сдержанность, преобладание пластики над мимикой взамен утрированным страстям и вампучности. Традиции нужно сохранять, но они не должны быть пропитаны нафталином. Постановка однозначно заиграла новыми красками и выглядит как никогда одухотворенно и свежо.
