События
В роскошной барочной зале особняка барона фон Дервиза на Галерной улице, ныне – дома для камерного музыкального театра «Санктъ-Петербургъ Опера», играть музыку XVIII века сам бог велел. Компактный объем и прихотливый декор словно созданы для сочинений, рожденных галантным веком, и само пространство – лучшая декорация для пьес той эпохи, настраивающая зрителей на нужный лад. Нельзя сказать, что в театре Юрия Александрова отдают приоритет барокко и классицизму: репертуар весьма обширен и разнообразен, устремления труппы разновекторны, здесь любят и охотно ставят все – и старину, и бельканто, и мейнстримный романтизм, и оперетту, и советскую оперу. Однако ходки на моцартовскую территорию периодически случаются – к великому композитору XVIII века здесь, кажется, питают искреннюю симпатию и имеют вкус.
Из пятерки наиболее часто ставящихся опер зальцбургского гения «Похищение из сераля» – наименее популярен в России: уступает и триаде Моцарта–Да Понте, и большому зингшпилю Шиканедера. Родство «Похищения», с одной стороны, с «Так поступают все», а с другой, с «Волшебной флейтой» определило промежуточный характер этой оперы, в которой есть черты веселой итальянской комедии положений, но форма, безусловно, принадлежит немецкому театру. Возможно, эта половинчатость несколько настораживает, пугают и немецкий язык, и разговорные диалоги, и весьма непростой вокальный материал, а самое главное – режиссерское решение вызывает вопросы и сомнения: оно не должно быть тривиальным, но и не вычурно актуализаторским. В мире, да даже и у нас (вспомним хотя бы нелепую инсценировку Алексея Парина в «Геликоне» в начале 2000-х), над «Сералем» любят поиздеваться – и его эротические мотивы, и тема противостояния Восток–Запад провоцирует многих на столь буйные фантазии, что нередко премьеры оборачиваются громким конфузом.
Театр Юрия Александрова – театр авторский, и, конечно же, было бы наивным ожидать от мастера постановки, по крайней мере, в этих стенах, лишь партитуры строго по ремаркам и без толики фантазии. Однако все дело во вкусе, в его мере и степени – ведь всегда есть путь для самовыражения без дикого эпатажа. Именно вкус и демонстрирует новая работа театра: есть место и фантазии, и эротизму, но все подано изящно, без грубости и пошлости, без зауми и глупости – в результате репертуар прирос прекрасной работой, интересной и в музыкальном, и постановочном плане. Спектакль насыщен юмором, но в то же время в нем прослеживается и модный концептуализм: но концепция не навязчивая, не поперек музыки, а потому – весьма уместная.
Звучит увертюра – и на авансцену выходит… сам Вольфганг Амадей Моцарт! Он садится за клавесин, берет в руки перо и нотную бумагу – чудесные звуки роятся у него в голове, и он спешит зафиксировать их в своей новой опере. Приходит Констанца, супруга гения, с двумя очаровательными крошками: она, по обыкновению, печальна – вдохновение вновь похитило у семьи супруга и отца. Но Вольфганг на этот раз счастливо находит компромисс: он назовет именем любимой жены главную героиню новой оперы и приглашает супругу пофантазировать на музыкальные темы вместе. Сам он обернется испанцем Бельмонтом, который через все преграды стремится к своей Констанце – так чета Моцартов оказывается в сказочно непредсказуемой Турции XVIII века.
«Гладко было на бумаге, да забыли про овраги», – гласит народная мудрость. Совместное погружение в мир оперной фантазии – это не только приятная музыкальная прогулка супругов в экзотическом антураже, но это и опасности, и ревность, и вновь грозящая разлука, теперь уже в силу обстоятельств рождающейся здесь и сейчас оперы. Сложность семейных отношений проходит через весь спектакль контрапунктом к основной теме оперы – веселым приключениям «молодежного квартета» при дворе просвещенного восточного деспота.
Паша Селим (Всеволод Калмыков) у Александрова совсем не страшен, скорее комичен: роскошно разряженный, как павлин, в парчу, шелка, перья и каменья, манерами немножко напоминает товарища Саахова (феерично сыгранного когда-то Владимиром Этушем) из незабвенной «Кавказской пленницы». За его просвещенческие интенции отвечает Церемониймейстер в европейском платье (Евгений Попов) – немой персонаж, введенный режиссером, постоянно подсказывающий владыке ход мыслей и действий. Именно его усилиями Селим, тонко балансируя на грани, все же не сбивается на привычную для себя в прошлом (а это хорошо угадывается по его гримасам и жестикуляции) дорожку самодурства и, возможно, даже кровожадности. Напротив, к таким действиям его постоянно толкает, к счастью, безуспешно его главный надсмотрщик Осмин (Евгений Солодовников) – брутальный бородатый верзила с мохнатыми грудью и руками, бритым черепом и бешено вращающимися глазами. Пожалуй, он – актерски наиболее колоритный персонаж спектакля, то своим буйством, то притворным сюсюканьем вызывающий в зале неоднократно приступы хохота. Поют в спектакле по-немецки, а говорят – по-русски, поэтому весь юмор не проходит мимо публики, и она это оценивает по достоинству.
Квартет главных персонажей решен весьма традиционно. Благородный и несколько меланхолично-беспомощный Бельмонт (Сергей Алещенко), неприступная и решительная Констанца (Евгения Кравченко), кокетливая капризуля Блондхен (Анна Булгак), внешне глуповатый, но на самом деле находчивый слуга Педрилло (Владислав Мазанкин): между ними выстроен прекрасный актерский ансамбль, что в комической опере архиважно, при этом артисты гармоничны и в контрапункте второго плана (связанного с четой Моцартов), что делает весьма сложносочиненный, многослойный спектакль одновременно и веселой безделицей, развлечением для публики, и провокатором работы мысли, давая ему дополнительные глубину и объем.
Визуально новая работа театра, безусловно, красива. Признанный мастер сценографии, художник Вячеслав Окунев гармонично совмещает нарядный европейский костюм и избыточно-роскошный восточный: в этом сочетании противоречий заключена особая поэтика галантного века – казалось бы, контраст по форме, но по приторному содержанию Восток и Запад, оказывается, не так уж и далеки друг от друга. Центральную часть сцены занимает ажурная полукруглая беседка с несколькими входами: она напоминает одновременно и гигантское яйцо Фаберже (своего рода символ роскоши, вычурности, искусственности самой высшей пробы), и затейливую архитектуру константинопольского дворцового комплекса Топкапы. На заднике видны прорези окон, в которых – то силуэты минаретов, то цветные витражи соборов – в зависимости от мизансцены эти меняющиеся картинки дают дополнительную краску, настроение.
В музыкальном плане спектакль получился героический: почти нет купюр, исполнены все каденции, репризы, все неимоверно продолжительные арии. Солисты достойно справляются с этими трудностями, вполне можно сказать, что моцартовский легкий стиль ими пойман и понят. Премьерный состав порадовал, прежде всего, своей ровностью – никто не выбивался из этого в целом качественного музицирования, а трудности умело маскировал. Особо стоит отметить по-настоящему красивый тенор Сергея Алещенко и наиболее легкую в вокализации Анну Булгак. Голосоломную партию Констанцы с крепкими низами и массой колоратурных трудностей Евгения Кравченко выдюживает достойно, порой не без блеска.
Маэстро Максим Вальков добивается от оркестра многого – точности, стройности, хорошего, аккуратного аккомпанемента певцам. Получается в целом музыкально, хотя, конечно, работать над моцартовским стилем, над ажурностью и прозрачностью звучания всегда есть перспектива: все-таки природный русский звук чуть жирноват. Зато превосходно, с настоящим драйвом получаются фрагменты «турецкого туттийного буйства» – со всей мощью ударных, вдруг напоминая погруженному в изящные моцартовские рулады слушателю, что все же он находится на территории пусть и оперной, но Османской империи, с ее янычарами, башибузуками и прочими ориентальными диковинами.
