События
Сакура в Санкт-Петербурге цвела в этом году в шести местах: Ботаническом саду, Приморском парке Победы, парке Декабристов, саду «Василеостровец», китайском «Саду Дружбы» и в саду-партере Смольного. Мариинский театр, постоянно обрастающий новыми сценами и зонами влияния, последней премьерой сезона решил навязать конкуренцию и в этой области. Художник Леонид Алексеев закатал кулисы в розовый (впрочем, японские на них нарисованы вишни или отечественные – сказать сложно), а хореограф Александр Сергеев представил собственную версию хореографии балета «Коппелия».
Авторы с самого начала стремятся все делать по-новому. К спектаклю добавлен пролог, который во время увертюры знакомит зрителя с инфернальными планами не слишком инфернального Коппелиуса (смахивающего максимум на итальянского мафиози, притворяющегося коммивояжером) по оживлению куклы с помощью человеческой души. Основное действие балета вынесено далеко за пределы старой Галиции. В первой картине по бокам сцены цветут те самые вишни (не золотые, но розовые), а ровно посередине возвышается голубой двухэтажный магазинчик Коппелиуса. Визуально балет отсылает к моде 1950-х годов, New Look Кристиана Диора и приторно-солнечной Италии: кордебалет носит шляпы, пиджаки и платья с узкой талией. Цвета костюмов приглушены, видимо, с идеей умерить и так повсеместное буйство красок. Однако на фоне насыщенных декораций и полноцветных нарядов солистов огромная масса кордебалета начинает слегка теряться, как бы парадоксально это ни звучало.
От гофмановщины – хоть серьезной, хоть карикатурной – остались только формальные атрибуты: очки и куклы производства Коппелиуса (Константин Зверев). Именно надетые очки заставляют Франца (Кимин Ким) забыть свою Сванильду (Надежда Батоева) и влюбиться в Коппелию (Мей Нагахиса), тем самым снимая с него почти всю ответственность за происходящее. Вообще, желание всех понять, простить и помирить, которым так часто соблазняются создатели спектаклей под грифом «семейный» или «детский» (к ним, по словам хореографа, относится и новая «Коппелия»), как будто становится главной и единственной сюжетной направляющей балета. В конце третьей картины, когда Францу и Сванильде удается воссоединиться и перехитрить Коппелиуса в его же магазине, наполненном бесчисленными клонами Коппелии, расстроенного и подавленного злодея, пару минут назад пытавшегося ни много ни мало украсть у юноши душу, прощают и утешают. Он, естественно, исправляется и трогательно благословляет влюбленных на свадьбу. Такие упрощения не кажутся вынужденными – вряд ли бы балет резко перестал быть «детским», воздержись постановщики от соблазна пересластить историю. Но это скорее придирки, чем серьезные недостатки: старый, хорошо знакомый каркас сюжета, несмотря на все доработки, продолжает держать части спектакля вместе, а большего от него и не требуется – остальное должен дать танец.
Танцуют в версии Сергеева почти постоянно. Коппелия становится полноценной балеринской партией. Помимо вариации в финальном гран-па, на музыку «Баллады о колоске» она танцует с Францем во второй картине полноценное адажио, по канону предназначенное Сванильде. Вторая балерина очень удачно вписалась в спектакль: застывшая холодность и механичность Коппелии, которые точно передает Мей Нагахиса, хорошо контрастируют с жизнерадостностью Сванильды Надежды Батоевой. Последняя, несмотря на происки Коппелиуса, всучившего Францу предательские очки и лишившего ее дуэта, тем не менее потанцевать с возлюбленным до свадьбы успевает. Происходит это в «Вариациях на славянскую тему», которые Александр Сергеев решает как миниатюрное pas classique для двух главных героев, четверки юношей (друзья Франца) и четверки девушек (подруги Сванильды). Решение ощущается очень удачным: «Вариации» становятся камерной версией будущего большого свадебного па, из которого убраны все традиционные спецэффекты и оставлен только танец. Внутри самого номера интересно выстроено взаимодействие солистов и корифеев. Например, во время вариаций каждого из героев, хореограф оставляет на сцене четверку артистов противоположного пола, движения которых контрапунктируют с движениями солиста. Несмотря на то, что хореографический материал местами кажется чуть простоватым, «Вариации» в таком прочтении являются очень сильной находкой Александра Сергеева.
Коппелиус тоже начинает танцевать, но, к несчастью, гораздо менее удачно, чем его кукла, несмотря на все старания и актерские способности Константина Зверева. Виной тому или не до конца определенный типаж персонажа – сначала он злой гений, а потом добрый трикстер-волшебник, – или тот простой факт, что вторая полноценная мужская танцевальная партия (хоть и с уклоном в характерную сторону) в спектакль просто не лезет.
Финальное grand pas собирает вместе всю разноцветную компанию. В огромном дивертисменте участвуют четверо главных героев, кордебалет à l’italienne, армия клонов Коппелии и в довесок другие творения безумного кукольника. Пятерка котят и рассекающий по сцене с немыслимой скоростью гигантский плюшевый Медведь (Евгений Дерябин) прекрасно подходят общей эстетике спектакля, а их номера удачно встраиваются в структуру последней картины. Отдельного упоминания заслуживает шестерка пожарных, которые прибывают тушить сломавшуюся и задымившуюся прямо посреди праздника Коппелию: в их комический танец Сергеев умудрился органично ввернуть целую россыпь поддержек, больших jeté и revoltade. Единственное, что вызывает серьезные вопросы, – внезапно кабаретные танцы а-ля Боб Фосс от кордебалета кукол. Оркестр вдруг останавливается: под хлопки и стук каблуков многочисленные Коппелии выносят на сцену стулья и начинают изображать вокруг них околостриптиз. Номер, который, наверное, мог бы вполне удачно существовать в другом спектакле, здесь смотрится не контрастно, а чужеродно по отношению ко всем остальным составляющим.
«Коппелия» оставляет смешанное впечатление: с удачными хореографическими и сценическими находками соседствуют вещи, кажущиеся откровенным перегибанием палки. Однако создателям, при явном желании включить в балет все и сразу, по большей части удалось сохранить стилистическое единство, без которого большой и очень разный спектакль рассыпался бы на несвязанные части. Все-таки рисовать розовым по голубому – довольно сложная задача. Особенно не снимая розовые очки.
