С пониженным содержанием сахара События

С пониженным содержанием сахара

В Пермской опере появился новый «Щелкунчик»

«Проблеме Щелкунчика» столько же лет, сколько самому «Щелкунчику» – Петр Ильич Чайковский написал слишком печальную музыку для сладкой детской сказки. Все хореографы, начиная с классика Льва Иванова (которому достался выпуск мировой премьеры из‑за болезни Мариуса Петипа), вынуждены были решать, для кого ставить спектакль, чьи интересы ставить во главу угла. Если ориентироваться на детей (привычно рождественско-новогоднюю публику) и их родителей – надо чуть утихомиривать Петра Ильича, не позволять ему так плакать и так бояться. Если на взрослых, да еще на тех взрослых, что внимательно слушают музыку, – то полетит в тартарары сказочный сюжет (так случилось, например, два года назад с проектом Дмитрия Чернякова в Парижской опере, где танцы ставили Сиди Ларби Шеркауи, Эдуард Лок и Артур Пита), а в любом российском городе поднимется стон – «совсем детей вывести некуда, последнюю радость отобрали!» Накануне Нового года решать, для кого он ставит «Щелкунчик», был вынужден главный балетмейстер Пермского театра оперы и балета Алексей Мирошниченко

От него можно было ждать жестко концептуального спектакля с новой историей (как год назад сотворенная им остроумная и музыкально точная «Золушка») – но Мирошниченко выбрал другой путь. Более близкий к «детскому» пути и все же не совсем детский. Он и его команда отчетливо ставили спектакль «для себя», обращаясь к ребенку в себе.
Мирошниченко учился в петербургской Академии Русского балета и все школьные годы участвовал в ученическом «Щелкунчике», побывав и Паяцем, и Арапом, и Королем мышей. Хореография Василия Вайнонена стала для него естественной как дыхание – и, сочиняя свой спектакль, он ориентировался именно на этот текст. Не копировал, разумеется, дословно – но расставлял позочки, намеки, стилизовал комбинации, пытаясь, кажется, представить себя маленького и своих одноклассников, готовящихся к первому в жизни спектаклю. В оформлении спектакля ему отвечала Альона Пикалова – действие перенеслось в Петербург, от подъезда (ох, простите, – парадного!) дома Штальбаумов виден абрис Казанского собора и Воронихинская решетка перед ним. В буклете художница вспоминает о том, как впервые оказалась в Петербурге в восьмилетнем возрасте и навсегда влюбилась в этот город – то есть для нее этот спектакль стал тоже обращением к собственному детству. Это не «документальное» обращение, ведь время действия – 1892 год, что обозначено в костюмах Татьяны Ногиновой, но «душевное». Время действия выбрано по году мировой премьеры балета Чайковского – именно в 1892 году он был впервые показан в Мариинском театре (в один вечер с «Иолантой»).

Алексей Мирошниченко и дирижер Артем Абашев, выпускавшие спектакль, сделали лишь одно всем заметное изменение в партитуре: вариации (тарантелла и танец Феи Драже) теперь идут не после адажио, а перед ним. Вальс цветов, предшествовавший па‑де‑де, теперь оказался в его середине – между вариациями и адажио. Если сравнивать со спектаклем Вайнонена, то еще открыто несколько мелких купюр – но несколько удлинившийся гросфатер не поражает слух так, как адажио, мгновенно переходящее в коду.
В сюжете изменений больше, но выглядят они гораздо более оправданными. Прежде всего, в первой картине в доме Штальбаумов нет кукольного представления, как это было у Иванова (Маркитантка, Рекрут, Коломбина, Арлекин) и у Вайнонена (Паяц, Негр, Куколка). Здесь под музыку «кукольного театра» все семейство – и мама, и папа, и дедушка, и вновь появившаяся в сюжете старшая сестра героини Луиза – играет в театр драматический. Это идея Дроссельмейера (Герман Стариков), он принес им театральные костюмы. И разыгрывают они пьесу о принцессе Пирлипат, гофмановскую предысторию «Щелкунчика». Тут возникает важный для Мирошниченко мотив пантомимы – хореограф последовательно насыщает свои постановки игровыми сценами, которые так ценились в старинном театре. Родом из того же старинного театра вдруг оживающий на секунду портрет офицера, который обращается к Мари – и снова тут же застывает; обращения этого никто, кроме Мари, не заметил. Вот этот знак избранности – только эта девушка видит то, что за пределами плотского мира – апелляция к памяти романтического балета.

Вторая картина, начинающаяся в спальне Мари (роль на премьере досталась Полине Булдаковой), идет по привычному пути – тут все на месте: засыпающая девочка, вырастание елки, визит Мышиного короля (Георгий Еналдиев) с его сподвижниками и сражение, данное ему Щелкунчиком и солдатиками, вальс снежинок. Аккуратная неоклассика, детская условность – чистота протанцовываемых па важнее, чем внимание к врагу и готовность не поворачиваться к нему спиной. Вот только дирижер Артем Абашев с самого начала спектакля слишком форсирует темп, торопится-спешит – и если в игровых сценах первой картины это смотрится нормально, то в момент вальса хочется просто вцепиться дирижеру в рукав: ну подождите же, дайте послушать, дайте снежинкам пролететь не так быстро. Нерв от слишком большой скорости танца разряжается смехом: экипаж Мари и Щелкунчика увозят в сказочный город два солидных белых медведя.

Тут вот что важно: город переименован. Он не Конфитюренбург теперь, а Блюменбург, город цветов. Убран мотив чрезмерной сладости (в начале нашего века вдохновивший Михаила Шемякина на постройку гигантского торта на сцене Мариинского театра), и вместо старинных персонажей (в XIX веке на сцене, кроме танцев Чая и Кофе, можно было заметить Карамель, Ячменный сахар, Птифуры, Мятные лепешки, Макарон и Бриош) теперь появились Роза (Олег Куликов), Лилия (Николай Ланцев), Пион (Роман Тарханов) и Лотос (Кирилл Макурин).

Хореограф удачно решает сцену «второго нашествия мышей», что вечно внушает недоумение маленьким зрителям – что, разве хвостатых еще не до конца победили?

Эта развернутая сцена вальса цветов – наибольшая удача Мирошниченко. Танцовщики, окруженные женским кордебалетом (каждому цветку служат, поклоняются, окружают его нежным ореолом четыре танцовщицы), получают по небольшому соло дивной красоты. Понятно, что если весь спектакль – воспоминание о балетном детстве хореографа, то эта сцена навеяна «Корсаром», его «Оживленным садом». Никаких цитат; никаких общих идей (Мариус Иванович никогда бы не заставил дам восторженно поклоняться джентльменам, Алексей Мирошниченко говорит о сегодняшней реальности балета), но – идея балета как волшебного цветника. И воплощена она безупречно. Конечно, в спектакле присутствует и привычный дивертисмент (испанский, восточный, китайский, русский, французский танец), но вальс цветов сделан интереснее и вызывает больший энтузиазм в публике.

Хореограф удачно решает сцену «второго нашествия мышей», что вечно внушает недоумение маленьким зрителям – что, разве хвостатых еще не до конца победили? Тут нет никакого второго нашествия, есть развернутая пантомимная сцена, где Принц-Щелкунчик (Никита Четвериков) рассказывает и показывает жителям Блюменбурга, как он сражался с мышами и как Мари ему помогла.

Лишь однажды Мирошниченко обращается к более мрачной и печальной стороне «Щелкунчика» – когда действие должно вернуться из сказочной страны в дом Штальбаумов. Принц предлагает Мари руку и сердце – и девушка на секунду сомневается, готова ли она остаться в Блюменбурге навсегда. Секунды достаточно, чтобы сказка рухнула: Принц снова превращается в Щелкунчика, пары, исполнявшие танцы в дивертисменте, падают как подкошенные, и Мари теряет сознание. Очнется она уже в родном Петербурге – и побежит в слезах к Дроссельмейеру, что представит ей своего племянника, очень похожего на приснившегося ей принца. Вот ровно тот момент испуга, отказа от своей мечты, крушения – с точки зрения музыки сделан хореографом пугающе точно. Но он кажется чужим в этом придуманном для детей спектакле; убаюкивающий финал возвращает младенцам душевный покой. Так хореограф, решивший поговорить о детстве, о балете, о Петербурге, выбирает успокаивающий путь сказки. Правда, менее сладкой, чем старинный вариант – но тут все правильно: сладости ведь балетным можно употреблять в значительно меньшем количестве, чем обычным людям.

 

Мейерхольд и одушевленные предметы События

Мейерхольд и одушевленные предметы

В Москве проходит выставка, приуроченная к 150-летию со дня рождения первого авангардного режиссера в СССР

Музыка для Ангела События

Музыка для Ангела

В Московской филармонии продолжается «Лаборатория Musica sacra nova»

Будь в команде События

Будь в команде

Второй день «Журналистских читок» открыл новые творческие перспективы молодым журналистам

Что сказано трижды, то верно События

Что сказано трижды, то верно

В Российской академии музыки имени Гнесиных открылся Всероссийский семинар «Журналистские читки»