Селфи с ангелом События

Селфи с ангелом

Трехактная опера Оливье Мессиана «Святой Франциск Ассизский» прозвучала в Штутгарте сразу в нескольких локациях: в опере, парке и амфитеатре

Уникальная постановка Анны-Софи Малер, которая желала «растворить разделение между культурой и природой… объединить эти две сферы, перенести оперный театр в лес или лес в оперный театр, где взаимодействуют музыка и природа», вызвала большой интерес у публики.

В масштабной опере из трех актов и восьми картин, создававшейся Мессианом на протяжении восьми лет, участвуют сто девятнадцать оркестрантов, три исполнителя на волнах Мартено, огромный хор (в Штутгарте он насчитывал около ста человек) и девять солистов. Размах композиторского замысла соответствовал сценическому воплощению. Мероприятие шло с двух часов дня до десяти вечера, а жаркая летняя погода без осадков как нельзя лучше способствовала его успеху, ведь публика совершила между актами настоящее паломничество от Оперы к парку Киллесберг и обратно, наслаждаясь звучанием «Птичьих концертов» Мессиана в сопровождении пения лесных птиц.

При входе все слушатели были распределены на группы, названные именами птиц. Например, моя была Blaumeise – синяя синица. Буклет паломника был оформлен в темно-синем и салатовом цветах. Кроме информации об опере и исполнителях, в нем были отрывки из разнообразных текстов, затрагивающих важные для постановки темы: от научной работы «Безмолвная весна» американского биолога Рейчел Карсон о последствиях загрязнения окружающей среды пестицидами до книги Папы Римского Франциска «О заботе об общем доме», название которой дали первые слова «Песни хвалы Богу в творениях» святого Франциска, а еще – открытки с подробным описанием птиц. Наряду с образами природы, широко представленными в музыке Мессиана и переосмысленными Анной-Софи Малер, особое значение имела сама форма произведения. В одном из интервью Мессиан сказал о главном герое: «В начале это Франсуа. Далее понемногу он становится святым Франсуа, а затем сверхсвятым Франсуа». Насколько трансформируется Франциск, настолько же радикально менялась сцена, расположение солистов, хора и оркестрантов. Необычные режиссерские находки и свобода творческой фантазии помогли создать атмосферу мистерии, в которую погрузились слушатели.

Началась первая картина, «Крест»: черная сцена, посередине лежит тело мертвого зайца. Полупрозрачный занавес, отделяющий оркестр, занимающий всю заднюю часть сцены и авансцену, играл роль экрана – на нем было изображение зайца, напоминавшее гравюры Дюрера. Согласно авторскому либретто, Франциск и брат Леон идут по дороге, «один за другим, наподобие Братьев Меньших, брат Леон впереди, Франсуа немного позади; у обоих капюшоны на голове». В начале диалога они в обычной концертной одежде, но постепенно переоблачаются в разноцветные плащи с капюшонами. Одна из интерактивных задумок постановщиков – костюмы всех певцов, которые были перешиты из пожертвованных жителями Штутгарта пуловеров, футболок и прочей одежды. Брат Леон борется со своими страхами: «Я боюсь, я боюсь, я боюсь на дороге, когда собирается умереть, когда теряет запах цветок тиары. Это так! Невидимое, невидимое видится…» Мертвого зайца, к которому прикасается брат Леон, словно пытаясь оживить, можно воспринимать как аллегорию страха смерти. Повторение одной вокально-поэтической фразы, встречающееся в словах Леона или Франциска «O земля!.. O небо!.. O крест!..», а также музыкальных лейтмотивов – один из частых приемов в опере, по-разному обыгрывающийся на микро- и макроуровне. Эти повторы и их вариации помогают воспринимать сложнейшую партитуру, структура которой напоминает разноцветные витражи окон готического собора, объединенные общими сюжетами. Во время прослушивания я мысленно сравнивал интерпретацию швейцарского дирижера Титуса Энгеля (он в настоящее время возглавляет оркестр Basel Sinfonietta, специализирующийся на исполнении современной музыки) с эталонной записью Кента Нагано 1998 года. В новом исполнении я бы отметил весьма подвижные темпы, с которыми виртуозно справлялись дирижер и музыканты. При такой же высокой точности игры быстрых фрагментов, как у Нагано, исполнение в Штутгарте было еще более темпераментным. Партию Франциска исполнял американский баритон Майкл Мэйс, получивший признание критиков в роли Джозефа де Роше (в опере «Мертвец идет» Джека Хегги) в нескольких театрах и играющий в Атланте главную роль в опере Бартока «Замок герцога Синяя Борода» в сезоне 2022/2023. Его богатый обертонами тембр голоса выделялся большей глубиной и основательностью среди других низких мужских голосов, что отлично подходило воплощаемой им роли мудрого Франциска.

В роли брата Леона был молодой баритон Данило Матвиенко, с 2021 года работающий во Франкфуртской опере. Обладая более кантиленной манерой пения, он создавал красивый контраст к голосу Мэйса. Философские рассуждения Франциска в первой картине направлены на осмысление абсолютной радости, достижимой не через познание «языков ангелов» и «путей звезд», а лишь когда человек с легкостью переносит все невзгоды, побеждая самого себя и думая о страданиях Христа. На экране во время оркестровой интерлюдии возникают прыгающие за кормом, словно в танце, воробьи и синички. В конце сцены Франциск берет в руки зайца и танцует с ним, держа его за лапки впереди себя, будто живую куклу; в этом фрагменте в оркестре особенно выделяются переклички ударных инструментов. Танец – еще один музыкально-сценический элемент, играющий важную роль в развитии сюжета.

Во второй картине, «Лауды», Франциск и трое других монахов славят Бога: «Восславлен будь, мой Господь, через брата ветра, воздух и облака, чистое небо, чистое небо и всякую погоду». Здесь выступает также и хор, находящийся на сцене. Параллельно с молитвой происходит ритуал погребения зайца: его накрывают серой суконной тканью, затем каждый медленно подходит к нему и посыпает землей, травой и веточками. Таким образом, смерть порождает жизнь. На экране появляется изображение ветвящегося дерева – символа вечного возрождения и обновления. Замечательной находкой была расстановка хора в конце картины: незаметно певцы вошли в партер и встали по боковым галереям, создав настоящую стереофонию. Третья сцена – «Поцелуй прокаженного» – самая динамичная в первом акте. Роль Прокаженного исполнил немецкий тенор Мориц Калленберг, в сезоне 2022/2023 он выступает в Штутгартской опере  в ролях Евангелиста в новой постановке «Страстей по Иоанну», Фесписа и Меркурия («Платея») и Фро («Золото Рейна»). Вокальная партия Прокаженного, изобилующая интонациями жалобы и плача, была передана со всей эмоциональной достоверностью на очень высоком певческом уровне. Образ усиливал бесформенный серый костюм, буграми и складками скрывавший артиста целиком, даже его лицо; Прокаженный медленно полз, перекатываясь по сцене под жуткие чавкающие звуки ансамбля волн Мартено в очень низком регистре. В конце сцены Франциск целует несчастного больного и радостно танцует от осознания того, на что он способен, благодаря своей вере; серые лохмотья-волдыри тотчас же распадаются – звучит ликующая музыка на основе мажорной пентатоники с причудливым синкопированным ритмом. Его танец очень напоминал прыгающую на экране синичку, показанную в первой картине. Интересно, что, по предписанию Мессиана, танцевать должен именно исцеленный от проказы, но в интерпретации Малер эта роль отдана Франциску – таким образом, его герой становится более живым, непосредственным. Самое необычное в этой картине – появление Ангела, пришедшего утешить больного и придать ему веры. Как и в либретто, он появился позади Франциска и Прокаженного, но в виде… фантастического существа, напоминающего богомола! Его одежда переливалась разноцветными блестками в ярком свечении, и одновременно на экране появилось движущееся изображение настоящего богомола, что очень символично: в европейских языках это слово переводится точно так же. Роль Ангела исполнила солистка Штутгартской оперы австрийская певица Беате Риттер, сопрано. В ее творческом репертуаре есть виртуозные партии, такие как Царица Ночи («Волшебная флейта») и Цербинетта («Ариадна на Наксосе»). Для партии Ангела певица нашла совершенно особую краску: нежнейшее звучание голоса с изысканным вибрато, которое в некоторых эпизодах изумительно перекликалось с соло волн Мартено. Стереофоническим хором завершилась и эта картина, в радостном, возвышенном духе.

Далее началось паломничество: группы, сопровождаемые гидами, добрались на метро до парка, где всем объяснили маршрут и раздали плееры с наушниками. Четвертую картину, «Ангел-путешественник», мы прослушали в записи, а вся оперная труппа тем временем переместилась в амфитеатр. К этой концертной площадке и простирался наш путь – мимо прудов с фонтанами, садов с цветами и лесными аллеями – сопровождаемый волшебной музыкой четвертой картины. На лужайке около фонтана в виде шара нас поджидал уже знакомый ангел-богомол; его двойник в том же обличии затаился около изгороди сада, а третий сидел в ветвях раскидистого дерева в другой части парка. К ним охотно подходили взрослые и дети, чтобы сделать селфи с ангелом. Пятая картина, «Ангел-музыкант», и шестая картина, «Проповедь птицам», исполнялись на открытой площадке, при этом оркестр и хор, управляемый вторым дирижером Мануэлем Пуйолем, руководителем хора Штутгартской государственной оперы, находились на противоположных концах от сцены. Я едва заметил, как маэстро Титус Энгель в черном плаще с капюшоном прошел к оркестру, и действие началось.

Франциск в начале своего монолога находился среди публики, затем и он, и другие персонажи перемещались по всему пространству амфитеатра. Во время «Проповеди птицам» Франциск подсаживался к некоторым зрителям – здесь действительно стиралась грань между исполнителем и публикой. Все солисты пели в скрытые радиомикрофоны, и, надо сказать, звуковой баланс между музыкантами, хором и певцами удалось выстроить просто великолепно: техническая реализация проекта была на высшем уровне. Оригинально были визуализированы образы птиц: деревянные шесты с разноцветными картонными пернатыми то и дело выносились на сцену и устанавливались на подмостках певцами и помощниками-гидами, а на экране выводилось название птиц, пение которых имитировалось в данную секунду в оркестре. Для создания своего грандиозного полотна Мессиан использовал не менее сорока одного образца. Им подпевали живые птицы, создавая красочную полифонию. В конце пятой картины есть эпизод, когда Ангел играет на виоле. Ее красота и мощь поражают Франциска, и он падает без чувств. Ангел появился сначала на самом верху амфитеатра, затем пританцовывая прошел по ступеням мимо оркестрантов и дирижера к подмосткам, приближаясь к Франциску, после чего состоялся их совместный танец-борьба. По мере приближения Ангела весь амфитеатр окутывала дымка, а его космическая одежда переливалась в лучах заходящего солнца, играя бликами на белых облаках тумана.

По завершении этих невероятных двух картин публика проехала на специально выделенном метропоезде до вокзала без остановок, а в паузе перед началом последнего акта возле здания оперы каждому зрителю был выдан пакет с едой. В отличие от первого акта, теперь музыканты находились в оркестровой яме. Ландшафт седьмой картины, «Стигматы», точно описан Мессианом в либретто: «Гора Верна. Хаотично-причудливое нагромождение скал. Вход в пещеру под выступом». В прочтении Малер образ скал воплощали певцы хора: они медленно подползали к распростертому посреди сцены Франциску, вызывая ассоциацию с душами умерших. Их силуэты отражались в зеркале над сценой. Святой Франциск при смерти и просит у Господа о двух милостях: испытать ту боль, что Иисус вынес в час жестоких Страстей, и ощутить в своем сердце ту Любовь, что в сердце Иисуса. Постепенно силуэты поднимаются, в тексте хора следующие слова: «Это Я, Я есмь Альфа и Омега». И опять-таки, Малер, опираясь на комментарии Мессиана, создает новый образ: необъятная сеть желто-оранжевого цвета, точно грибница, на какое-то время обволакивает Франциска. В заключительной картине, «Смерть и новая жизнь», Франциск прощается с учениками, родным краем, природой, птицами… Он вновь танцует под звучание флейты-пикколо. Незадолго до его смерти он видит Ангела, который приводит Прокаженного, исцеленного им. «Освободи меня, восхити меня, ослепи меня навсегда потоком Истины Твоей…». Франциск накрывает себя серым саваном – он умирает. На какое-то время он полностью закрыт хором. И тут появляется сильнейшее свечение, направленное прямо в зрительский зал; на экране крылатое насекомое рождается из личинки, еще мгновение – и сам Франциск с четырьмя прозрачными крыльями и усиками возносится к небесам. Хор поет: «Один свет – Луны, другой свет – Солнца, Аллилуйя!.. Аллилуйя! Из скорби, из немощи и позора Он возрождает Силу, Славу и Радость!!!»

Режиссерский пазл сложился – так символично и на самом пике завершилась эта музыкально-театральная мистерия и наше паломничество вместе со святым, точнее, уже сверхсвятым Франсуа.

Чайковский, кажется, лишний События

Чайковский, кажется, лишний

Димитрис Ботинис впервые выступил с АCО Петербургской филармонии как его худрук и главный дирижер

Муки французские, сны русские События

Муки французские, сны русские

Фестиваль РНО завершили раритеты Мессиана, Капле и Дебюсси

Магические квадраты Ефрема Подгайца События

Магические квадраты Ефрема Подгайца

К юбилею композитора

Птицы певчие детского театра События

Птицы певчие детского театра

В Театре Сац состоялась российская премьера «Птиц» Вальтера Браунфельса