«Так поступают все женщины» – не заведомо кассовые «Свадьба Фигаро» или «Дон Жуан». Тем не менее именно эта опера из трилогии Моцарта–Да Понте была выбрана Теодором Курентзисом для первого выступления в новом для него зале и новом статусе независимого коллектива после ухода из Пермского оперного театра. Вряд ли кто-то, кроме Курентзиса, мог переметнуться со своим уставом в город, где все места, казалось бы, давно заняты, и уступать их никто не собирается. Так тут заведено веками. Но исключения, как выясняется, бывают, особенно когда самые неразрешимые вопросы решаются при хорошей финансовой поддержке.
Капелла с давних пор считается непререкаемой вотчиной Владислава Чернушенко, прославленного российского маэстро, придерживающегося строгих взглядов на искусство и свято охраняющего ценности определенного символического номинала. Но 1 сентября – в день, когда состоялся концерт Курентзиса в Капелле, – сезон все равно еще не был открыт, поэтому чего же зря залу Простаивать, когда можно его качественно, да и количественно наполнить. И дата была выбрана организаторами проекта стратегически вполне грамотно, чтобы внятно проартикулировать на городских афишах главного игрока нового сезона. Впрочем, проблем с наполнением не возникло. Теодор приучил публику к особенностям радиации своей харизмы и в случае необходимости может созвать толпу поклонников музыкально бдеть даже ночью.
Войти в новый этап своих взаимоотношений с Петербургом команда Курентзиса решила с претензией. Дело не только в волюнтаристском обретении Дома радио (определенные люди попросили покинуть все существовавшие там ранее творческие коллективы, к счастью, не выставив на улицу, а предложив перебраться по другим адресам). В День знаний публику оповестили о том, что входить в зал с мобильниками запрещено, их нужно оставлять в специальных ячейках при входе. С трудом можно представить подобную ситуацию в европейских концертных залах, где это могло бы быть расценено как посягательство на личную собственность. Гаджеты превратились для многих в «мозгозаменители». Впрочем, ситуация в Капелле не выглядела так радикально, как многим подумалось: мобильники никто насильно не отнимал, в сумки не заглядывал и не указывал на дверь. Кто хотел, тот молча пронес, но были и поддавшиеся лукавому указу, отдавшие свои сокровища на хранение в холодные ящички. Осадок, разумеется, остался. В Петербурге до сих пор было все неизменнее, скромнее, все знали свои места, мобильники позванивали на концертах и спектаклях (как пару раз они пропищали и на этом концерте), но кто-то же должен что-то менять и расставлять новые акценты!
Дирижерское и шире – артистическое – искусство Теодора Курентзиса для Петербурга не в новинку, город с некоторых пор, на протяжении вот уже как минимум пяти лет знакомится с ним каждый сезон иногда даже по два раза. В том числе оперу «Так поступают все женщины» здесь слышали и даже не в концертном исполнении, а в виде полноценного спектакля, показанного на сцене Михайловского театра в 2014 году, но с другими солистами. В этот раз международный секстет составили сопрано Надежда Павлова (Фьордилиджи), меццо Пола Муррихи (Дорабелла), тенор Мингджи Лей (Феррандо), баритон Константин Сучков (Гульельмо), бас Константин Вольф (Альфонсо) и сопрано Анна Касьян (Деспина). Моцарт – вне всяких сомнений, композитор Курентзиса, близкий ему по духу. Несмотря на то, что записи на Sony Classical трех опер на либретто да Понте, сделанные Теодором со своим оркестром и солистами, не получились равноценными, (прежде всего по составу солистов), каждая из них была очень внятным высказыванием и неплохим вкладом в мировую моцартиану. У Курентзиса с Моцартом даже очень много общего во взглядах на мир, жизнь, человека, общество. Да и сама музыка, моцартовский театр входят с ним в продуктивные резонансы. Условная природа этого театра, его потенциальная открытость позволяют находить очень много разных исполнительских и драматургических ракурсов, применять разную оптику. Курентзис с его жаждой перфекционизма кажется иногда даже чересчур жестким в обращении с этой вполне себе нежной материей. Но дисциплина шаловливому Моцарту не вредила никогда. И певцы, и оркестр у Теодора выдрессированы отменно, они существуют в крепком ансамбле, как цельный механизм, в котором каждая деталь зависит друг от друга. Но при всей дирижерской дрессуре и певцы, и оркестранты не производили впечатления какой-либо зажатости, напряженности, они умеют делать вид, что все им дается очень легко, воздушно, независимо, почти импровизационно. Наверное, на их примере можно демонстрировать выражение Спинозы о том, что «свобода – осознанная необходимость».
Напряженности не чувствовалось, но ощущение перевозбуждения оставалось и на связках и в теле, и все время думалось о том, что Моцарт мог бы быть и немного поспокойней, чуть расслабленней, как это делали до Курентзиса многие очень хорошие дирижеры. Но такова философия Теодора, повседневная речь которого обычно не в пример более спокойна, размеренна, вдумчива, чем его бешеные контрасты – темповые и динамические, словно описывающие испытания для человека. А в опере «Так поступают все» испытания наличествуют во всей своей красе. Поразительно, но даже при нечеловеческой, экстремальной стремительности некоторых эпизодов, со скороговорками у Деспины и стреттными частями арий двух героинь, хоровыми номерами, опера длилась четыре часа (включая один антракт). Виной тому – речитативы, где Теодор останавливал время, ловя кайф от клавесинных арпеджато, от бесконечных зависаний, вопросов, сомнений, опеваний. Солисты не просто пели, но хорошо обыгрывали мизансцены, а в сцене первого обмана отчаянные мальчики и вовсе предстали реально переодетыми в духе философии, пожалуй, 1970-х: длинноволосый явно хиппующий блондин Феррандо и курчавый афроамериканец Гульельмо.
Теодор собирает певцов каждый раз ради новой алхимии ансамбля, наблюдая за тем, как сливаются голоса, рождая новые тембры. Так было и на этот раз в дуэтах Надежды Павловой и Полы Муррихи, демонстрировавших текучесть женской природы, ее непредсказуемость и многогранность – от верности до беспечной измены – соблазнительным, эротическим переливанием своих тембров. Так же и мужские голоса были нацелены на то, чтобы показать прямолинейность нрава у простодушного скромняги Гульельмо и женоподобность нрава у нежного Феррандо. Что говорить о двух обаятельно вероломных прохиндеях – Альфонсо и Деспине, чья изворотливая сущность не могла себя скрыть в хамелеонских вихляниях одного и беспрестанном, почти ведьмовском хихиканье второй. Но именно так поступают те, кто хочет узнать правду о сути вещей и с помощью Теодора и компании ее узнает.