Персона
Сергей Полтавский (СП) – один из наиболее заметных музыкантов своего поколения, великолепный альтист, исполнитель на виоле д’амур, участник многих камерных ансамблей, педагог, организатор фестивалей, концертов, специальных проектов. В его репертуаре – музыка самых разных стилей, от барокко до минимализма, от фолка до авангарда.
В начале сентября в Тарусе в рамках международного кинофестиваля состоялись два концерта, одним из вдохновителей которых был Сергей Полтавский. В программу вошли главным образом сочинения композиторов XX века и опусы современных авторов, но «изюминкой» стала свободная импровизация, которую Сергей Полтавский вместе со своими партнерами представил слушателям, собравшимся в прекрасном зале местного Дома литераторов. С Сергеем Полтавским Григорий Шестаков (ГШ) побеседовал перед вторым концертом.
ГШ В импровизационной части первого вечера вы с партнерами что-то прикидывали заранее?
СП Нет… Это, кстати говоря, мне кажется самым правильным способом взаимодействия, особенно с теми музыкантами, с которыми ни разу вместе не импровизировали. Можно не договариваться…
ГШ Поскольку это у вас далеко не первый импровизационный опыт, в иных случаях вы какие-то вещи все-таки заблаговременно проговариваете?
СП По-разному… К импровизации существует множество подходов. Есть импровизация тематическая… В 1960-е годы гитарист Дерек Бейли стал развивать неидиоматическую импровизацию. Ее цель, если говорить кратко, – не складывать все из сформированных внутри тебя штампов, а наоборот – пытаться узнать что-то новое о себе. Предельно реактивно реагировать на то, что происходит вокруг, здесь и сейчас. И это абсолютно другой процесс.
ГШ Но вы же не можете совсем отказаться от тех композиционных и интонационных моделей, существующих в памяти каждого музыканта? Все-таки есть опасность, что в процессе совместной импровизации возникнет некая не слишком обработанная музыкальная эклектика? Плюс стереотипы в области формы, когда, например, остинатные фрагменты сменяются эпизодами «релаксации».
СП Во вчерашнем концерте (поскольку в данном составе это был первый опыт совместной импровизации) мы специально брали стили, которые были бы удобны в первую очередь пианистке Варваре Мягковой. Я знаю, что Варвара практически не знакома, например, с «шумовой музыкой». Поэтому в концертных (это был бис) и неэкспериментальных условиях использовать незнакомые стили нет смысла. Мне показалось, что и наш другой партнер – пианист Артем Макоян (притом что он может импровизировать в очень широких стилевых рамках) – тоже хотел дать Варваре такое музыкальное пространство, в котором она чувствовала бы себя свободно. Поэтому без отдельных отсылок к Шостаковичу не обошлось!
ГШ Вы вспомнили авангардного гитариста Дерека Бейли. Фри-джаз в свое время был прорывным, революционным движением, во многом отразившим бунтарский дух 1960-х годов. А еще «свободная импровизация» рушила границы между разными типами музыкальных практик. Рядом существовали опыты в области хеппенинга, акционизма, на первый план выходили радикальные художественные жесты. Сегодняшние импровизационные проекты выглядят зачастую весьма благоприлично, не правда ли?
СП Любая художественная форма так или иначе всегда становится конвенциональной. И в той или иной мере принимается общественным вкусом. А импровизация – такая вещь, в которой музыкант постоянно сталкивается с тем, что одна часть слушателей считает это «не музыкой», а какой-то бессмысленной и непонятной штукой, а другим кажется музыкой абсолютно предсказуемой. К такой ситуации готов каждый исполнитель, занимающийся импровизацией. Ведь, в конце концов, идея, что импровизатор должен шокировать, – это тоже один из штампов.
ГШ Во втором концерте вы использовали электронику. Кто из музыкантов, участников концерта, концептуально собирал программу?
СП Выбор сочинений и их порядок были в ответственности пианистки Натальи Соколовской. У нас была идея – сделать два абсолютно непохожих концерта: по составу исполнителей и инструментов, выбору произведений, их протяженности. И основная идея второго концерта в том, что электроника всегда хотя бы немного присутствует, это попытка с ее помощью связать все воедино, убрав стыки между произведениями. Не будет такого: сыграли, поклонились, похлопали, зазвучала электроника, потом опять какое-то произведение. Электроника задает пространство, в котором существуют другие произведения…*
ГШ Что альт приобрел за последние десятилетия в плане новых технических приемов игры?
СП Все то же самое, что и остальные струнные инструменты – скрипка, виолончель, контрабас. Арсенал сильно расширился, и он уже прочно вошел в обиход. Существуют книжки о современных скрипичных техниках, где все проанализировано и систематизировано.
ГШ Вы преподаете в Московской консерватории, рассказываете ли своим студентам о новых способах звукоизвлечения?
СП Студенты часто спрашивают о них. При этом у струнных инструментов нет таких новых способов звукоизвлечения, которым нужно посвящать много времени. Все можно показать за два или три урока. У духовых, я знаю, есть весьма специфические непростые приемы, например – слэп на кларнете. Недавно столкнулся с тем, что один из лучших кларнетистов России признался, что не понимает, как играть слэп. «Я смотрел уроки на видео, – говорил он, – и так и не понял, как это делается». К примеру, для того, чтобы просто извлечь красивый звук на струнном инструменте, нужно заниматься несколько лет. С современными приемами все проще. Я считаю, важнее объяснять студентам, для чего композитор использует такие приемы. Тут необходима развитая интуиция у исполнителя, потому что не всегда есть возможность поговорить с композитором. Со старинной музыкой – то же самое. Нужно понимать, иногда по маленьким музыкальным знакам, намерения композитора. Потому что приемы не самоцель!
ГШ У вас был опыт использования виолы д’амур в современной музыке?
СП Опыт относительно небольшой. С виолой д’амур есть одна особенность. Исполнителей мало, и потому композиторы редко с ними сталкиваются. А у инструмента особая специфика из-за тональной настройки, близкого расположения струн и их резонанса.
ГШ То есть додекафонное сочинение сложно написать.
СП Написать, наверное, легко, исполнить сложно. Скоро в филармонии пройдет фестиваль «Пять веков виольной музыки», первый концерт – 4 октября, всего три вечера. Так вот, в финальном будет звучать музыка XX и XXI веков. К этому концерту композитор Наталья Прокопенко специально пишет пьесу для виолы д’амур, виолы да гамба и электроники.
ГШ Вы сравнительно поздно пришли к виоле д’амур. Ваше отношение к нынешней ситуации в области аутентичного исполнительства?
СП Аутентика, на мой взгляд, это, с одной стороны, попытка завоевать территорию свободы в старинной музыке. Однако это происходит при знании определенных правил. Нарушать правила можно, но для начала лучше их знать. Если вспомнить Il Giardino Armonico, Жорди Саваля – у них образ таких барочных рок-звезд, и эта параллель между роком и барокко очень популярна. У некоторых других музыкантов это может выглядеть чрезмерно, и все разумные границы бывают пройдены, но все равно – это попытки жить в этой музыке, вдохнуть в нее ощущение современности!
ГШ Где границы аутентики? Ведь сейчас есть тенденция «аутентично» играть симфонии Брамса… И тут же возникает проблема «аутентичности» самих инструментов.
СП Вот пример – те же виолончельные сонаты Бетховена: когда их играют в дуэте с фортепиано того времени, в них полностью меняется баланс, виолончель оказывается басовым инструментом, основой и фундаментом, над которым звучит звонкая и легкая рояльная фактура, не заглушающая звучание виолончели. В случае же с современным роялем для достижения подобного баланса требуется невероятное мастерство пианиста, но в большинстве случаев это выливается в плотную и насыщенную фактуру, в которой виолончель начинает тонуть, в результате чего виолончелист вынужден играть со спортивной и мощной подачей. Кому-то кажется, что это и есть истинная бетховенская подача, но для меня это спорт. Получается такой «Бетховен с мускулами», культурист, слишком здоровый! Хотя ответы аутентистов не всегда однозначны, но хорошо, что возникает сама дискуссия! При этом я считаю, что у аутентики нет границ, ее идеи применимы даже, скажем, к Шостаковичу.
ГШ Вы много делаете специальных проектов, фестивалей. Какова ваша стратегия как организатора?
СП Занимаюсь этим из интереса и любви. Конечно, финансирование дает некий масштаб, но и налагает некоторые обязательства. Кроме того, у всех разные способности договариваться со спонсорами, убеждать их…
ГШ У вас получается?
СП Кажется, у меня эта способность отсутствует. Первый крупный фестиваль, который я делал, – Viola is my Life – это парафраз на название пьесы Мортона Фелдмана The Viola in My Life. Как вы говорите, «стратегия» была простая как швейцарские часы. Мы собираемся – альтисты, музыканты, искренне любящие свой инструмент, – и играем редко исполняемую музыку с участием альта, при этом необязательно какой-то суперавангард. А на заработанные деньги празднуем окончание фестиваля. Сейчас в фестивале образовалась цезура. Возможно, из-за того, что такая стратегия беззаботного и веселого времяпрепровождения не очень соответствует характеру нынешнего времени…
ГШ Вам приходится составлять какие-то бизнес-планы, обоснования, просьбы, челобитные?
СП Такое не писал никогда!**
ГШ Вы заказываете у композиторов произведения для вашего инструмента?
СП В некоторых случаях. Впереди – виольный фестиваль, там и будут звучать новые произведения. И на альтовом фестивале каждый год были произведения, написанные специально для нас.
ГШ Вы оговариваете с авторами параметры этих сочинений – темп, хронометраж, характер?
СП Разве что состав и очень примерный хронометраж произведения. Но вот у меня самого недавно был опыт создания музыки для документального фильма. И тут я столкнулся с вполне конкретными требованиями насчет длительности, характера музыки, нужных референсов. Причем некоторые референсы отсылали к музыке моих друзей-композиторов, чьи произведения я неоднократно играл. Но сочинять все-таки пришлось мне, а композиторы сказали, что не обидятся…
ГШ И напоследок ваш любимый анекдот про альтистов?
СП Анекдотов про альтистов много, хотя все они довольно «бородатые». Когда их рассказывают, иногда я делаю вежливый вид, что слышу их впервые. При этом почти все они заканчиваются падением в мрачную бездну. Впрочем, недавно мне рассказали анекдот, в котором альтисты, как обычно, балансируют на краю пропасти, но в результате в нее падают совсем другие музыканты.
ГШ Такое возможно?
СП Оказалось, да. Что отделяет в симфоническом оркестре группу альтов от обезьян? Группа вторых скрипок!
_____________________
* Второй вечер действительно был выстроен абсолютно нестандартно. Даже конкретные произведения никак не объявлялись – ни в ходе концерта, ни в программке. Исполненные композиции, – а это были пьесы Баха, Рамо, Шнитке, Такемицу, Саарихо, Ретинского, Фуррера, а также импровизационные «переходы» – все это идеально сложилось в некий континуум с продуманной драматургией и изящными стилевыми перекличками. А звучание альта во многом определяло «дух и букву» этого плотного музыкального гипертекста.
**Еще одна способность Сергея Полтавского – делать исполняемую музыку, иной раз очень непростую для слуха современных меломанов, внятной и даже завораживающей. Поэтому вполне естественно, что многие наши композиторы с удовольствием отдают свои новые сочинения в руки Сергея Полтавского. Можно даже сказать, что вокруг него образовался небольшой, но очень продуктивный композиторский кружок…
