События
Теодор Курентзис и его подопечные присоединились к празднованию 150-летия со дня рождения Сергея Рахманинова. Хор и оркестр musicAeterna выступили в зале «Зарядье» на открытии их масштабного концертного цикла #рахманинов150 – настоящего марафона симфонической и камерной музыки юбиляра. Курентзис же выбрал одно из самых грандиозных его сочинений, созданных незадолго до эмиграции, – «Всенощное бдение». Хоровой опус прозвучал в диалоге с пьесой-мистерией «Ты – ликами цветов» Алексея Ретинского, написанной так же по заказу «Зарядья» как оммаж Рахманинову.
Но прежде «Всенощное бдение» было исполнено в Санкт-Петербурге. Теодор Курентзис и хор musicAeterna дали благотворительный концерт в Смольном (Воскресенском) соборе. Эта благородная акция была направлена на поддержку восстановления иконостаса работы Максимилиана Месмахера, чей расписной шедевр, запечатлевший картины русских художников, после 1917 года оказался разрушен и разграблен. К счастью, Фонд содействия восстановлению объектов истории и культуры в Санкт-Петербурге решил начать реставрацию иконостаса и предложил пришедшей на концерт публике также внести в это благое дело свой вклад – небольшое пожертвование. Билеты на выступление musicAeterna не продавались, желающие могли пройти регистрацию, и все же пространство Смольного оказалось переполненным. Толпа людей стояла в миллиметрах друг от друга, в верхней одежде, в окружении икон и подсвечников с зажженными свечами, и многие явно не осознавали, что концерт проводится в действующем православном храме, где также нужно выключать телефоны и не снимать видео.
На концерте в Смольном соборе Теодор Курентзис устроил своей публике настоящее духовное испытание, которое заключалось в том, чтобы не поддаться всякого рода искушениям и смиренно присутствовать на этой службе, проникновенном разговоре Рахманинова с Богом. Но не все прихожане оказались стойкими: одна девушка, не выдержав духоты (или же от избытка чувств), упала в обморок и ее, бесчувственную, под аккомпанемент хорового звучания пронесли к выходу. Было в этом моменте нечто символическое, мистическое, усиливающее заряженную невероятной энергетикой атмосферу, которую дирижер транслировал с подножья алтаря. Курентзис часто дает концерты духовной музыки в соборах (вспомним программу Lux Aeterna), но, пожалуй, именно в Смольном случился подлинный диалог музыкального и сакрального – без атрибутов в виде запаха ладана и перформативных перемещений хора по пространству. Именно в Смольном ангелы Курентзиса, о которых он так часто говорит, наконец, по-настоящему запели: хор musicAeterna демонстрировал чудеса многоголосного звучания, которое окутывало, проникало в душу, а затем рассеивалось под сводами храма. «Всенощное бдение» напоминало страстную молитву, однако, произнесенную глубоко внутри себя. Курентзис аккуратно снял с рахманиновского опуса присущую ему эмоциональность, романтическую экспрессию – части звучали достаточно сдержанно и строго, но каждый звук музыканты буквально пропитывали чувственностью и нежностью, идеально четко произнося тексты Священного Писания.
В зале «Зарядье» цикл Рахманинова предстал несколько иначе, что неудивительно: теперь это были концертные условия, акустические особенности, сцена и зрительный зал, расслабленная нарядная публика. В этот раз, правда, она оказалась в «ударе», о чем невозможно не упомянуть: многочисленный кашель, вступающий друг за другом, как тема и стретта, стал фактически интермедией между частями «Всенощного», словно издевательски заполнил звучащие паузы, едва не нарушив цельность интерпретации. В московской «версии» рахманиновского опуса Курентзис от первого до последнего номера выстроил оживленное повествование широкого эпического масштаба, вскрыл в партитуре ее позднеромантический генезис и целый спектр образов, характеров и настроений, присущих музыке Рахманинова. В части «Благослови, душе моя, Господа» ощущалась связь с рахманиновской вокальной лирикой, возможно, даже с операми: контратенор Андрей Немзер, спевший партию альта, буквально ласкал, убаюкивал своим голосом, а выразительные монологи тенора Сергея Година звучали как лирическая исповедь. В прославительной осанне «Хвалите имя Господне» дирижер подчеркнул ту самую рахманиновскую колокольность, рожденную, впрочем, от знаменного распева, на котором «Всенощное» фактически целиком и основано. И, конечно, не могло не восхищать то, как бережно, с любовью musicAeterna буквально вылепляет каждый звук, вырисовывает аккордовые краски, которые складываются в гармонические вертикали, перетекающие и мерцающие, как пламя свечи.
Мистерия «Ты – ликами цветов» Алексея Ретинского, исполненная, к удивлению многих, во втором отделении вечера (обычно премьеры, да еще современного композитора, звучат в первом), изначально мыслилась как оммаж музыке Рахманинова, но постепенно, по словам автора, это посвящение переросло в нечто большее. Трехчастный цикл, написанный для хора и камерного состава, сквозь призму личности Рахманинова как истинно русского художника трагедийного плана демонстрировал размышление автора о вечных вопросах жизни и смерти, добра и зла – и не покидало ощущение, что эта рефлексия была адресована именно сегодняшней действительности. В первой части, созданной на текст Великого славословия, хор musicAeterna в нарочито утрированной фольклорной манере пения воспроизводил не то колядку, не то духовный стих, рисуя своего рода коллективный русский архетип. В финале это коллективное выражал женский голос (солистка – Екатерина Дондукова), который предельно эмоционально доносил текст-молитву чувашского поэта Геннадия Айги («Ты – ликами цветов»). Этот монолог, спетый на грани академического и эстрадного вокала, словно концентрировал всю ту боль, отчаяние, смерть и просветление, проходящие через весь цикл. Но самой пронзительной вышла вторая часть мистерии – Rachmaninoff, в которой Ретинский, по его признанию, отдавал дань эмигрантскому опыту Рахманинова и той самой тоске по родине. Цитаты из Второго и Третьего фортепианных концертов, всплывающие из сонорного озера тянущихся звуков виолончелей, флейт, фаготов и электрогитары, ассоциировались с бессвязными обрывками воспоминаний по времени, которое уже не вернуть, – и об этом яростно напоминали фортепианные аккорды, звучащие с разницей в четверть тона как символ искаженной реальности. Хор, шепотом декламирующий строки из песни «Русское поле экспериментов» панк-музыканта Егора Летова («называли вещи своими именами – сеяли доброе, разумное, вечное»), абстрактно, но в то же время очень понятно намекал на некую цикличность в нашей истории, заставляя задуматься не только о болезненном опыте невернувшегося Рахманинова, но и судьбах многих художников прошлого и настоящего.
