Внеклассное чтение
Научное музыковедение – это особый замкнутый мир. Оно вещь в себе и для себя, и живет по собственным законам, неподвластным посторонним. Перед вами – попытка вломиться в помещение с табличкой «Посторонним вход воспрещен», чистой воды профанация, которую можно позволить себе только один раз в году – 1 апреля. «Мысль и вымысел – однокоренные слова», так что перед читателем стоит нелегкая, но увлекательная задача: на пути познания текста отличать подлинное от придуманного.
23 октября (4 ноября) 1890 года на сцене Мариинского театра состоялась премьера оперы Александра Порфирьевича Бородина «Князь Игорь». В тот вечер «Слово о полку Игореве», летопись земли русской, рука об руку с бородинской музой двинулись в необозримые дали отечественного музыкознания.
Джоаккино Россини на создание оперы «Золушка» понадобилось 24 дня. Бытует мнение, что Бородин писал «Князя Игоря» 18 лет (но об этом позже). Сопоставляя эти данные, охочие до сенсации средиземноморские музыкальные критики высчитали, что скороварка итальянского кулинара в 273 раза эффективнее, чем реторта русского химика. При этом они упустили из вида главное: под знаменами Бородина собрался весь цвет русского искусства («Могучая кучка», Стасов и многое им подобное), а за спиной Россини не стояло ничего! И еще один важный довод в пользу Бородина: о «Золушке» опубликовано не больше двух-трех серьезных исследовательских работ, а о «Князе Игоре» буквально назавтра после премьеры появилось большое количество очень хороших и просто хороших исследований, написанных очень хорошими и просто хорошими музыковедами. Аксиома «классика неисчерпаема» до сих пор не потеряла своей актуальности, и если кто полагает, что о «Князе Игоре» уже давно все сказано, то он ошибается: на горизонте научной мысли появляются новые и новые труды, углубляющие подлинно бездонное.
В искусствоведении нередки случаи, когда слепое принятие на веру пусть даже эффектной детали уводит в сторону от главного и сбивает с верного пути. Практически во всех трудах о А.П.Бородине цитируется его учитель, профессор Н.Н.Зинин: «Господин Бородин, поменьше занимайтесь романсами; на вас я возлагаю все свои надежды, чтобы приготовить заместителя своего, а вы думаете о музыке и двух зайцах».
Безусловно, гений возрожденческого масштаба, Бородин и в химии, и в музыке стал эталоном ученого и художника. Но мы обедняем картину его дарований и достижений, оставив за рамками научно-исследовательского внимания деяния Бородина-медика, образно говоря, облаченного во врачебный халат третьего зайца.
Каждый понедельник в полдень с этими словами в комнаты отца Сашеньки, князя Гедеванишвили, входил его лейб-медик, человек веселый и приветливый, которого мальчик очень любил. Врач не жалел для ребенка времени и рассказывал ему о последних открытиях в области лекарского искусства. А еще он давал ему поиграться со своим стетоскопом. Распознав в сыне медицинские таланты, «тетушка» («мама» на старом грузинском диалекте) заказала для своего «сторублевого котика»[1] детский стетоскопчик. Маленький Бородин не выпускал игрушку из рук и беспрестанно вслушивался в биение сердца домашних животных. Как известно, стетоскопы развивают абсолютный слух и музыкальную память детей, так что созданием оперы «Князь Игорь» потомки не в последнюю очередь обязаны и этому нехитрому медицинскому прибору. При переезде в 1840 году в новый дом Сашенька, согласно свидетельствам очевидцев, взял стетоскоп с собой. Там и теряются следы любимой игрушки. Так что было бы целесообразным произвести археологические раскопки, но ситуацию осложняет то, что дом до нынешней поры цел, и научно-изыскательное рытье под жилищным фондом опасно для жизни квартиросъемщиков.
Видя у сына такой интерес к врачебному делу, князь Гедеванишвили выдал «тетушку» замуж за отставного военного врача Христиана Клейнеке, на плечи которого была возложена задача заложить у ребенка основы знаний военной медицины (на случай неожиданного начала вооруженных конфликтов). Но так как они все не начинались и не начинались, семнадцатилетнему Александру Бородину пришлось поступить вольнослушателем в Петербургскую медико-хирургическую академию, по окончании которой свежеиспеченный Гиппократ начал работать врачом-ординатором в военно-сухопутном госпитале, став ассистентом на кафедре общей патологии и общей терапии. А вскоре Бородин выдержал экзамен на степень доктора медицины. С 1883 года – почетный член Общества русских врачей.
Я сознательно привел сухой список шагов Александра Порфирьевича по врачебной лестнице, чтобы исключить кривотолки, что врач Бородин в своей карьере «химичил».
В 1857 году Бородин отправляется в Бельгию, Германию и Францию, исполняя обязанности секретаря и переводчика (в те годы там плохо понимали по-русски) лейб-окулиста Высочайшего дворa Ивана Ивановича Кабата, одного из ведущих офтальмологов своего времени. Александру Порфирьевичу хотелось почерпнуть знания в этой области медицины не «за глаза», из университетских учебников, а из первых рук.
Бородин любил своего нового ментора и в шутку называл его «глазное дно русской монархии». Кабат вспоминает, что Бородин читал ему во время долгих переездов из города в город «Слово о полку Игореве» (сам Кабат плохо видел), а иногда и напевал особо приглянувшиеся страницы.
Будучи с концертами в Брюсселе, я отправился в Государственный архив искусств, чтобы «по горячим следам» проверить, не осталось ли каких-либо «вещественных» доказательств той поездки Бородина. Но кроме песни Бетховена Marmotte с переводом текста на русский («Немало я земель видал и мой сурок со мною, и сыт, и счастлив я бывал, и мой сурок со мною…») ничего обнаружить не удалось. На возможную причастность Бородина указывает тот факт, что этот перевод песни неизвестен и кардинально отличается от традиционно используемых литературных транскрипций С.С.Заяицкого и С.Д.Спасского. Идентифицировать подлинность почерка Бородина и выяснить, называл ли он «Слово о полку Игореве» сурком, в музыковедческих кругах Бельгии возможности не предоставилось.
Любое научное исследование стремится разбудить спящую княжну, перелопатить закостенелые стандарты, которых, к сожалению, хоть отбавляй! К примеру, идею создания «Князя Игоря» традиционно приписывают В.В.Стасову. Не беру под сомнение, что о существовании «Слова о полку Игореве» амбициозный критик знал до встречи с Бородиным, но то, что Александр Порфирьевич уже в восьмилетнем возрасте начал работу над оперой, достоверно доказано.
В январе 1988 года сотрудники библиотеки Академии наук СССР в Ленинграде в фондовом хранилище наткнулись на ветхую книгу. Спектральный и послойно-рентгенологический анализы выявили, что это «Слово о полку Игореве», изданное в 1830 году. На первой странице удалось прочесть дарственную надпись: «Моему сторублёвому котику въ День рождения отъ тётушки! Ст. Петербургъ, 12 ноября 1839 года». Страницы книги пестрели карандашными заметками («первый актъ, сцена въ плену, ария, хоръ» и т. д.). По счастливой случайности сотрудник библиотеки, в руки которого попали результаты анализов, слышал о существовании оперы «Князь Игорь» и немедля сообщил о них в соответствующие органы.
Но произошло непредвиденное: в ночь на 15 февраля 1988 года в здании библиотеки вспыхнул пожар, во время тушения которого водой был нанесен огромный ущерб книгохранилищу. Среди тысяч безвозвратно утерянных изданий оказалось и выше означенное «Слово о полку Игореве». К счастью, протоколы исследований были дигитализированы, и в ближайшее время после окончательной просушки сайта библиотеки они будут представлены для широкого пользования. Тем не менее уже сегодня можно с уверенностью сказать, что задолго до исторической беседы Бородина со Стасовым Аннушка пролила половецкое масло на рельсы композитора. Начав работу над оперой в восьмилетнем возрасте с небольшими перерывами на дорогу в общественном транспорте, празднование церковных праздников и химические опыты, Бородин работал над «Князем Игорем» 48 лет. А ведь при его таланте (только захоти!), он с легкостью мог бы написать за это время 699,5 «Золушек»!
Начну с вопроса: для какой цели Бородин пишет в списке действующих лиц, что «Ярославна – жена Игоря во втором браке», а «Владимир Игоревич – сын от первого брака»? Полагаю, для исполнителей – певцов и дирижера – информация не в помощь. Но для режиссера, стремящегося к убедительности в системе отношений, эти указания могут быть чрезвычайно полезными.
Известно, что одна из двух жен «великого» Игоря Рюриковича была половчанкой, так что в высшей степени вероятно, что в жилах «нашего» Игоря течет изрядная доля половецкой крови. Половчанкой была и первая его жена (предшественница Ярославны), мать Владимира Игоревича. Возможно, потому так вольготно чувствует себя молодой человек в стане своего дяди, хана Кончака, не случайно называющего Игоря братом («Братом твоим мне хотелося быть»).
В 1865 году были опубликованы экспериментальные доказательства существования генетической наследственности. Безусловно, они не могли пройти мимо доктора Бородина, и взаимоотношения главных героев оперы «смоделированы» с учетом этих знаний. Вот откуда появились ремарки в списке действующих лиц – все значительно глубже и серьезнее, чем, например, проблематика размера обуви Золушки!
Медицинские знания – вещь неоценимая! Если среди ваших друзей есть врач, наверняка вы уже не единожды спрашивали его, отчего «стреляет» в ухе и колет под ложечкой. Даже перестав практиковать, Бородин продолжал оставаться активным медиком. Прежде всего, любимая жена композитора Е.С.Протопопова была женщиной в высшей степени болезненной, много курила, страдала бессонницей, и Александр Порфирьевич был для нее и врачом, и сиделкой. Морского офицера Римского-Корсакова (см. «Могучая кучка») он беспрерывно лечил от морской болезни – Николая Андреевича тошнило, даже когда он писал сцену на озере в «Садко». А для достижения педиатрической достоверности знаменитого «Ой, больно! Ой, ногу!» в «Детской» М.П.Мусоргский не единожды консультировался с Бородиным.
Жизнь в медицине и медицина в жизни помогли Бородину достичь в «Князе Игоре» абсолютной правдивости, восходящей до научной подлинности.
«Ни сна, ни отдыха измученной душе», – поет князь Игорь. В этой арии мы отчетливо слышим, что нехватка или отсутствие сна, не приносящего отдохновения, как и эмоциональное ощущение бессонницы, были хорошо известны Бородину. Его жена вспоминает, что в период их знакомства в немецком Гейдельберге Александр Порфирьевич после совместных вечерних прогулок и развлечений ложился спать за полночь, а в пять утра уже работал в химической лаборатории. Для объединяющего их с Игорем «Ни сна, ни отдыха…» композитор находит в опере точные музыкальные выразительные средства: малая терция (как символ сна) находит продолжение в драматично звучащем тритоне (отсутствие отдыха)[2].
Приведу и другие неоспоримые доказательства взаимопроникновения медицины и музыки на примерах образов Игоря, Ярославны и Владимира Игоревича.
Князь Игорь
Встретив Игоря на 210-й странице второго акта в издательстве «Музыка», хан Кончак сразу же высказывает тревогу по поводу его подавленного настроения. Но, к сожалению, ничего кроме средств народной медицины (соколиная охота, смена шатра и лошадиного транспорта), а также антикварного холодного оружия он предложить не может: поликлиническое или стационарное обследование в стане половцев широкого развития тогда еще не получили. Князья лечились в основном простыми подручными средствами (к примеру, с помощью услуг разноязычных пленниц). Но Игоря все это не привлекает – он хочет вернуться домой по месту прописки.
Казалось бы, обычная бытовая сцена из жизни князей XII века. Но «подсмотрена» и описана она врачом-профессионалом. Состояние Игоря, его инсомния (нарушение сна или бессонница, как обобщенное понятие, подразумевающее плохое засыпание, проблемы с поддержанием сна и слишком раннее пробуждение), абулия (медицинский термин из области неврологии и психиатрии, обозначающий состояние патологического отсутствия воли, при котором пациент не способен выполнить действие, необходимость которого им осознается) и дезадаптация (нарушение приспособления, адаптации организма к меняющимся условиям окружающей и внутренней среды) беспокоят гостеприимного хана. Но более другого он удручен эректильной дисфункцией (нарушение сексуальной функции) Игоря, выраженной в отказе от предложенных ему пленниц. Весьма вероятно, что причиной этого является полученная в битве при Каяле vulnus punctum (колотая рана), но точных подробностей ее локации Бородин не дает – в XIX веке врачи соблюдали профессиональную тайну и этические нормы. Тем не менее финал арии Кончака оптимистичен: «вальс сексуального гостеприимства» («Хочешь ты пленницу с моря дальнего») выражает надежду на скорое исцеление больного, что подчеркивается указанием Аllegro moderato (половинка = 52), контрастирующим с предыдущим Andantino (четверть = 76), то есть темп движения почти удваивается, и все приходит к завершению на эффектном оргазмообразном нижнем си-бемоле («…выбирай!»).
Ярославна
Попади Ярославна сегодня на прием к практикующему терапевту или психологу, он услышал бы:
«Такой тоски не знала я, и страх меня сковал…»
«С сердцем вещим совладать не в силах я…»
«Сердце щемит, болит и ноет…»
«Не сплю я ночи…»
«Мне страшно и тоскливо…»
«Я вся дрожу, едва собой владею…»
«Плачу я, горько плачу, слезы лью…».
После этого в графе «диагноз» наверняка значились бы депрессия и ангедония (неспособность человека чувствовать или испытывать радость и удовольствие), панофобия (навязчивые мысли и страх, что нечто плохое должно случиться) и, возможно, ГТР (генерализованное тревожное расстройство).
Владимир Игоревич
Уже с первого появления на сцене этот молодой человек производит странное впечатление. Бросаются в глаза нарушение его речи, неуверенность в принятии решений, гипертрофированная зависимость от дочери поработителя своей Родины. Но самое поразительное, все эти «особенности» поведения Владимира «один к одному» соответствуют описаниям симптомов болезней в медицинских учебниках.
«Ждешь ли ты меня, ждешь ли?», «Отзовись на зов любви, отзовись!» – эти характерные для Владимира повторения не что иное, как палилалия (болезненная потребность человека повторять некоторые слова или предложения).
«Где ты, где ты?» – это аккомодация (процесс приспособления глаза к ясному зрению на различном расстоянии) и амблиопия (понижение зрения, обусловленное функциональными расстройствами зрительного анализатора). Не исключено, что Владимир Игоревич страдает от гемералопии («куриная слепота», ночная слепота, никталопия – резкое ухудшение зрения при снижении освещения).
«Дождусь ли, дождусь ли?», «Любишь ли, любишь ли?», «Скоро ль, скоро ль?» – услышав это, опытный врач безошибочно определит неврит слухового нерва (кохлеарный неврит) или слуховую синаптопатию (хотя такие болезненные проявления зачастую диагностируются как слуховая нейропатия, дислексия, специфическое расстройство речи или расстройство слуховой обработки). Болезнь проявляется в том, что уши работают отлично, но мозг почему-то с этим не согласен.
«Мутится взор, и бьется сердце», «В груди огонь, и бьется сердце» – эта паническая атака, скорее всего, «первый звоночек» приближающейся стенокардии.
Искреннее недоумение слушателей вызывают сомнения Владимира Игоревича, бежать ли с отцом из плена или остаться с Кончаковной. А это попросту типичные признаки абулии, унаследованной им от отца (слабохарактерность, пассивность, отсутствие волевой мотивации, бездействие даже для удовлетворения базовых потребностей, безынициативность, незаинтересованность). Скорее всего, скрытую причину такого расстройства следует искать в детских переживаниях, вызванных отчужденностью мачехи (Ярославны), женщины с психосоматическими нарушениями. Отсюда и посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР), и оставшийся навсегда инфантилизм Владимира, которыми беззастенчиво пользуются Кончак и его дочь.
Недаром говорится: правильный диагноз – первый шаг к исцелению. Вслушиваясь и вчитываясь в музыкальные и текстовые подробности «Князя Игоря», можно с уверенностью сказать, что Бородин не только безошибочно поставил диагноз болезней князя, его семьи и социального общества раздробленной Руси, но и предложил план лечения. Свой целительный рецепт композитор вкладывает в уста Скулы, рупора народной мудрости: «Гуляй во здравье князя», – поет тот на странице 399. И нет сомнения, за этим дело не станет – польются реки винные и унесут с собой хвори княжьи, полягут в сражениях басурманы иноземные, и беззатменно засветит солнце над просторами земли родной!
***
В конце статьи, к сожалению, отсутствует список использованной литературы – высший смысл и венец любой научной публикации. Дело в том, что частокол пограничных столбов отделяет место проживания сочинителя от книжных стеллажей Ленинки. Поэтому основным источником информации стала находящаяся в частной собственности автора БСЭ, в которой он старательно проработал все статьи между «бородинский хлеб» и «бородавка», тем самым став обладателем подлинно энциклопедических знаний, которыми он по-братски поделился с читателем.
Берлин, 1 апреля 2024 года
По закону научных статей, требующих бескомпромиссной и непредвзятой оценки перед публикацией, редакция «Музыкальной жизни» также запросила соответствующую рекомендацию – своего рода одноразовый пропуск, означающий что автор – наш человек и говорит на нашем языке. Лучше всего, если он выдан кандидатом искусствоведения, чем автору работы, к счастью, удалось заручиться.
