Тема номера
Есть музыканты, художники, творцы, олицетворявшие свою эпоху и остающиеся в ней. Но фигура Леонида Когана с годами укрупняется, черты его могучей личности проступают все отчетливее. Сейчас, когда так высок технологический уровень исполнителей, мы все больше ценим «фирменный» когановский стиль, в котором перфекционизм поставлен на службу высочайшему вкусу и погруженности в глубины музыкального содержания. Его записи, особенно видео, и по сей день завораживающе действуют на публику: с первых звуков Леонид Коган захватывает в свою орбиту, излучая невероятную энергетику.
«Послать и победить»
Такую резолюцию начертал Иосиф Сталин на письме-приглашении к участию советских скрипачей в международном конкурсе в Брюсселе, которое ему прислала королева Елизавета Бельгийская в 1951 году. На государственный запрос Давид Ойстрах ответил категорично: «Если нужна первая премия, то ее может завоевать только Коган». Двадцатисемилетнего музыканта срочно разыскали на гастролях, привезли в Москву. Коган потом рассказывал, какая нервозная обстановка сложилась, как его теребили перед финалом сотрудники нашей дипломатической миссии: «Пожалуйста, займите первое место, иначе нам будет очень плохо». Он выиграл конкурс, ошеломив все жюри, и с этого начался взлет его всемирной карьеры.
В поиске обновления
Леонида Когана обожали современные композиторы, писали и посвящали ему свои сочинения. Он покорил Арама Хачатуряна своей интерпретацией его Скрипичного концерта: маститый композитор не только помог выжить молодому скрипачу во время Великой Отечественной войны, но и стал для него близким другом на всю жизнь, несмотря на значительную разницу в возрасте. «Я горжусь нашими отношениями, горжусь тем, что они откровенны, они построены не на комплиментах. Тебя я люблю искренно и уважительно. Ты заставил многих, в том числе меня, любить, уважать и считаться с тобой. Твое стремительное движение вперед за последние годы – меня потрясает», – признавался Арам Хачатурян.
Леонид Коган тесно общался с К.С. Хачатуряном, Д.Д. Шостаковичем, М.C. Вайнбергом, Т.Н. Хренниковым, Д.Б. Кабалевским, Р.К. Щедриным, состоял в переписке с А. Жоливе, Ф. Ваксманом, дружил с Ф. Маннино, П. Владигеровым и многими другими. «Иногда приходится слышать, что, дескать, только мода заставляет исполнителей искать и играть новые сочинения. Но, к счастью, это не так. Мы играем современных авторов совсем не потому, что боимся “оказаться в хвосте”, отстать. Мы ищем в музыке XX века свежих мыслей, новых, ярких идей. Мы жаждем обновить круг выражаемых с помощью нашего инструмента эмоций, а быть может, хотим обновиться и сами», – так отвечал Леонид Коган в интервью, посвященном новой музыке.
Для выдающегося советского скрипача эти слова не были данью идеологии или конъюнктурой. С первых профессиональных шагов он обнаружил интерес и вкус к современной скрипичной литературе, стал первым исполнителем скрипичных концертов Л.К. Книппера (1943), А.А. Бабаджаняна (1949), Т.Н. Хренникова (1959), М.С. Вайнберга (1959), Кара Караева (1967), Р.С. Бунина (1972), Концерта-рапсодии А.И. Хачатуряна (1961), Концерта для трех скрипок с оркестром Ф. Маннино (1965), Партиты для скрипки с оркестром (по И.С. Баху, BWV 1004) Э.В. Денисова (1981), Сонаты для скрипки и фортепиано К.С. Хачатуряна (1947), Сонатины для скрипки и фортепиано М.С. Вайнберга (1949).
Подписывая характеристику Когану для выдвижения на Ленинскую премию, Дмитрий Шостакович писал: «Я горячо поддерживаю кандидатуру выдающегося советского скрипача Леонида Когана. Это один из самых лучших скрипачей всего мира».
Найдите время в вашем графике
В семейном архиве сохранились записные книжки и дневники, которые вела преданная спутница жизни, сама выдающаяся скрипачка Елизавета Гилельс. Странички испещрены датами, названиями городов и стран – Коган играл не менее пятнадцати концертов каждый месяц, а когда уезжал в зарубежные турне, то они длились неделями и даже месяцами. Первый выезд за рубеж состоялся в 1947 году на Всемирный фестиваль молодежи и студентов, проходивший в Праге. Заграничные гастроли Л.Б. Когана начались в 1951 году с поездки в Польшу. В том же году последовала победа на Международном конкурсе королевы Елизаветы в Брюсселе, после которой началось постепенное завоевание мира: приглашение в ГДР в 1953 году, в Канаду, Монголию, ГДР, Грецию в 1954-м, во Францию, Японию, Чехословакию, Италию и Великобританию в 1955-м. В 1956–1957 годах скрипач посетил с концертами Болгарию, Финляндию, Югославию, Аргентину, Францию, Иран, Венгрию.
Везде его концерты привлекали внимание не только широкой слушательской аудитории, но и коллег-музыкантов. «8 июня я дал сольный концерт из произведений Баха, Брамса, Локателли и Паганини, – делился впечатлениями для журнала ‟Советская музыка” Леонид Коган. – Мне было приятно увидеть в артистической польского пианиста Артура Рубинштейна, французского виолончелиста Пьера Фурнье, французскую скрипачку и музыкального критика Элен Журдан-Моранж, американского дирижера Владимира Гольшмана, пришедших пожать мне руку и поздравить с успехом. Поздно ночью я выступил по личной просьбе французского министра юстиции Ф. Миттерана во дворце Шайо, в концерте, сбор которого шел на социальные нужды…» Наконец, в 1958 году состоялся американский дебют, и газеты взахлеб превозносили Когана, называя его концерты «историческими».
Такая востребованность тревожила советских чиновников, которые отправляли скрипачу строгие циркуляры: «В юбилейный год образования СССР обращаюсь к вам с огромной просьбой проанализировать ваши концертные планы и найти возможности выступить перед слушателями городов Российской Федерации и Союзных Республик. Трудящиеся Республики, страны с нетерпением ожидают встреч с Вашим высоким, вдохновенным искусством. Подпись: замминистра культуры РСФСР Сергей Колобков».
Два Паганини окей
Дискография Леонида Когана насчитывает десятки записей, сделанных на Всесоюзной студии грамзаписи, потом на «Мелодии». Скрипач с первых пластинок вошел в число любимых и часто записываемых артистов. Директор Всесоюзной студии грамзаписи Борис Владимирский писал Леониду Когану 30 декабря 1958 года: «Уважаемый Леонид Борисович! Коллектив Всесоюзной студии грамзаписи сердечно поздравляет вас с Новым, 1959 годом и желает здоровья и успехов в вашей деятельности. Надеемся, что в новом году наш творческий контакт будет еще более тесным и плодотворным».
Пластинки Когана многократно переиздавались уже при жизни, тиражировались заграничными фирмами. Нынешний слушатель имеет возможность не просто услышать игру великого артиста, но и проанализировать, как менялся его подход к интерпретации главных скрипичных опусов (Концертов Бетховена, Брамса, Шостаковича): он возвращался к ним несколько раз, с разными дирижерами, ища все более глубокие смыслы и совершенную технологию.
Сын Когана Павел рассказывал о том, как ему довелось аккомпанировать отцу Концерт Бетховена в 1974 году: «Играл он его часто и в СССР, и за рубежом и всегда, как в первый раз – с благоговением и трепетом. Концерт Бетховена был последним произведением, которое отец сыграл в своей жизни (15 декабря 1982 года). Это было в Вене… Для того чтобы понять эволюцию его трактовки Концерта, достаточно сопоставить раннюю запись этого сочинения с дирижером Сильвестри и оркестром Парижской консерватории с последней записью 1980 года со мной, между которыми лежит почти четверть века… Слушая раннюю запись Концерта, сделанную с Сильвестри, я поражаюсь чудесной инструментальности, звуку, интуитивному построению фразы, ощущению стиля. У меня возникает впечатление чего-то “хрустального”, чистого и недосягаемого. Но в последней записи меня притягивает мудрость интерпретации».
С Леонидом Коганом хотели записываться все. Сохранились письма, в которых многие выдающиеся артисты предлагали ему сделать с ними совместные записи. Скрипач Генрик Шеринг писал: «Я вас очень часто вспоминаю и был бы счастлив сыграть с вами концерты Баха и Вивальди и [записать] на пластинке RCA в Европе или в Соединенных Штатах Америки во время вашего пребывания в этих странах» (письмо от 21 августа 1959 года). Виолончелист Поль Тортелье признавался в письме от 17 сентября 1960 года: «Два зарубежных скрипача, один из которых очень известный артист, предложили мне записать Двойной концерт Брамса, один – для Pathé Marconi, другой – для Mercury Records (Classical Recording Division), но я бы хотел сделать такой диск именно с вами». Дирижер Юджин Орманди умолял: «Дайте мне знать, сможете ли вы исполнить Концерт № 1 Паганини, целиком в трех частях, и записать Концерт № 1 и Концерт № 2 с нами 24 октября в Филадельфии. Я понимаю, что было соглашение между вами и Columbia Records, но, вероятно, вы давали другую программу мистеру Юроку, когда он был в России. Если возможно, пришлите мне телеграмму и только подтвердите: “Два Паганини окей”» (письмо от 12 апреля 1966 года).
Подавляющее большинство записей Когана были изданы на «Мелодии»: сейчас, в год юбилея, фирма выпустила внушительную антологию из 26 цифровых дисков. В архиве «Мелодии» нашлись неизданные при жизни скрипача, увенчавшие эту мощную серию.
Как сам Леонид Коган относился к процессу звукозаписи? По словам дочери, Нины Коган, «не любил». Его супруга и сценический партнер Елизавета Гилельс после смерти Леонида Борисовича отметила в дневниках: «Записи возникали большей частью по просьбам записывающих фирм или по предложениям и просьбам ансамблистов». Леонид Коган всегда придирчиво отслушивал «живые записи», лично авторизовывал их выпуск – он был неизменно строг к себе, не допуская возможности снизить планку. Быть может, строки, написанные в 1964 году Елизаветой Гилельс, точнее всего рисуют портрет этого гениального музыканта: «Лёня волнуется решительно перед каждым концертом. Что за участь художника. Но ведь есть артисты, которые не знают этих ощущений. Они немного сделались ремесленниками в хорошем смысле слова. У Лёни каждый концерт как первый, и это определило нашу жизнь. Я старалась внушать, что он настолько индивидуален в своих качествах, звуке, построении фразы, что удачный или менее концерт не сказывается на его этих свойствах. Но мои разговоры впустую. Ни на йоту уступки себе, ни на йоту обмана-подмены истинного».
 |
Александр Чайковский, композитор, пианист, художественный руководитель Московской филармонии, Председатель Совета Союза композиторов России, народный артист России |
Скрипач он был фантастический. Когда слушаешь его записи, например, Паганини, вообще не понимаешь, как это делалось. Или Баха. А в жизни он был очень обаятельным, мягким, приятным человеком. При этом со стальной волей, что слышно по его игре.
Мне доводилось наблюдать его в домашнем общении у Тихона Николаевича Хренникова, моего педагога. Меня поражало, как Леонид Борисович прекрасно разбирался в технике: он много гастролировал, привозил магнитофоны, фотоаппараты, видеокамеры, досконально разбирался в этом всем. Но ко всему прочему он был заядлым автомобилистом. В мои студенческие годы у него был зеленый «Пежо», в то время такая машина считалась верхом престижа. Он обожал сам водить, ездил на длительные расстояния – на гастроли из СССР в Европу. Помню, как он при мне с кем-то обсуждал тип карбюратора, устройство двигателя. Я слушал и восхищался, как человек, который так играет на скрипке, при этом профессионально разбирается в таких вещах.
Когда Тихон Хренников написал для Когана Второй скрипичный концерт, он попросил меня сделать для него клавир, чтобы репетировать с пианистом. Я просидел два дня и принес на суд Леониду Борисовичу. Волновался, так как делал такую работу впервые. Но он посмотрел и сказал, что вроде нормально. Премьера состоялась в Большом зале консерватории, и я был горд, что в успехе его исполнения присутствовала частица моего вклада.
 |
Нина Коган, пианистка, профессор Московской консерватории |
Мы жили очень интересно, весело. Конечно, родители следили за нашими школьными успехами, занятиями музыкой, но никогда папа не поднимал на нас голос. Он вообще был такой неругательный, мог просто презрительно что-то сказать: «Эх, ты». И мы сразу понимали, что не оправдали его ожиданий. Мама, Елизавета Гилельс, конечно, была цементом, она всех нас соединяла. Она удивительно мудрая была, понимала папу, жалела его тяжелую работу, поэтому она старалась сделать так, чтобы, когда он приезжал домой, возвращался на какой-то срок, все его радовало – он чувствовал эту домашнюю любовь.
Меня часто спрашивают, как отец занимался дома, как учил новые произведения. Все в репетициях было. Никаких мучительных повторов трудных мест: если что-то не получалось, он просто менял аппликатуру, и все трудности сразу исчезали. Он репетировал, и на этом отрабатывал то, что хотел. Я с ним очень рано начала выступать. Репетиции с отцом проходили непросто, особенно когда я была маленькая. Они заканчивались моими слезами. Постепенно, годам к двадцати, я уже расправила плечи, старалась соответствовать. Вообще, моя задача была такая: не помешать, только не помешать. Считаю, что я училась у отца. Так, как он меня своим примером учил, ни один педагог бы не смог. Никаких примитивных советов типа «вот здесь надо ручку так поднять, а тут пальчик так поставить». Все не то. Он творил музыку, я за ним повторяла и училась. Вот это, я считаю, мое самое большое богатство в жизни.
Что касается педагогики, я не могу сказать, что он очень ее любил, но студентов талантливых очень любил, и очень много им давал, и они за ним ходили гуськом. Всегда говорил такую замечательную фразу о том, что бывают способные ребята, которых можно чему-то научить, бывают неспособные, которых ничему невозможно научить. А бывают такие, что еще не родился педагог, который может их испортить.
Сейчас с дистанции, когда отца уже больше сорока лет нет с нами, понимаю масштаб его личности. Многие действительно уходят в небытие, но не он, потому что он обладал уникальным даром перешагивать через эпохи. Леонид Коган остается с нами, его искусство всегда будет восприниматься в настоящем времени.
 |
Валентин Жук, скрипач, народный артист России, профессор Амстердамской консерватории |
Для всех нас он был великим скрипачом, но также и фантастическим педагогом. Мне повезло в жизни оказаться чуть ли не первым учеником, после того как он начал работать в Московской консерватории. Но мы с ним познакомились гораздо раньше, еще в те времена, когда Леонид Коган был учеником ЦМШ в классе Абрама Ильича Ямпольского. Во время войны нас всех отправили в эвакуацию в Пензу, там было довольно холодно, голодно и страшно. Частенько летали над городом немецкие самолеты. Во время налетов иногда отключали электричество, все ученики и педагоги собирались в большой комнате, и Абрам Ильич говорил: «Леня, поиграй нам что-нибудь». Через некоторое время состоялись особые гастроли: в Куйбышев прибыла группа учеников ЦМШ, чтобы дать концерт с Симфоническим оркестром Большого театра, который там был в эвакуации. Помню, как сейчас, Игоря Безродного, Лазаря Бермана, Юлиана Ситковецкого. Но все ждали выступления Леонида Когана – о нем уже знали. И действительно, была потрясающе исполнена им Фантазия на темы «Кармен» Сарасате. В моей памяти навсегда остались и другие его выступления, такие как 24 каприса Паганини в один вечер, причем эту труднейшую программу он сыграл один раз и никогда к ней не возвращался. В состояние шока повергло музыкальное сообщество его исполнение Первого концерта Паганини в трех частях в оригинальной редакции. Потому что мы до этого знали облегченную одночастную версию. Его смерть стала большим ударом для меня. Он ушел в расцвете мастерства, на пике карьеры и славы, но осталось огромное количество фантастических записей, по которым наша талантливая молодежь будет учиться не одно поколение.
 |
Сергей Стадлер, скрипач, дирижер, народный артист России |
Леонид Коган – это легенда, один из самых крупных скрипачей, слава XX века. Конечно, это вершина исполнительства, мы заслушивались этими записями. Он и Давид Ойстрах перевернули в XX столетии представления о том, как можно и нужно играть на скрипке. Я имел честь у него учиться. Это была интересная ситуация: он не захотел преподавать в Ленинградской консерватории, поэтому я, учась там, специальным приказом, «в виде исключения», по скрипке занимался в Москве. Это было очень интересное творческое общение. Я никогда не видел его в консерватории: он всегда занимался дома, в Брюсовом переулке, здесь недалеко. Очень часто сидел со скрипкой, просто перебирал пальцами по грифу, словно ему было трудно с ней расстаться. Это были потрясающие советы очень большого скрипача, высшая школа скрипичного исполнительства в полном значении этого слова. Он никогда не настаивал на своем мнении: если тебе не нравится, или ты не понял, то это, значит, не для тебя.
Он был выдающимся музыкантом, личностью – это сразу чувствовалось, притом что он был очень тих, вежлив и интеллигентен в общении. Но было ясно, что этот его пронизывающий взгляд тебя оценивает, что это сложный человек – но ведь большой талант простым не бывает.
Он готовил меня к участию в Международном конкурсе имени П.И.Чайковского, и кроме собственно занятий над программой, мы обсуждали многие вещи: как себя держать, как выходить на сцену – для него каждая мелочь была важна.
Одним из особых композиторов для Леонида Когана являлся Паганини. Он снялся в 1982 году в фильме – не в роли Паганини, а самого себя, играющего на скрипке. И это было очень правильным. В его игре словно воскрес образ Паганини, о котором мы знаем только по описаниям современников. У Леонида Борисовича было такое виртуозное и романтизированное начало скрипача на сцене – то есть большого артиста, властителя дум, покорителя сердец. Он, конечно, к этому сознательно стремился, и все его концерты были еще очень привлекательны с этой эмоциональной стороны для публики. Я гастролировал в Канаде, когда пришла телеграмма с горестным известием о его внезапной кончине в поезде, по дороге на концерт в Ярославль. Он так быстро при жизни занял место на музыкальном Олимпе, что воспринимался нами как патриарх, небожитель, но он ушел от нас, когда ему было всего 58 лет, в расцвете таланта.
 |
Илья Калер, профессор по классу скрипки в Институте музыки в Кливленде |
Леонид Борисович Коган сыграл огромную роль в моем становлении как музыканта. Он был огромной путеводной звездой в моей артистической жизни. Конечно, сперва я познакомился с его творчеством через записи: мой отец, скрипач Большого симфонического оркестра Гостелерадио, был страстным любителем музыки и собрал великолепную коллекцию пластинок. Именно игра Леонида Когана заложила у меня понятие о скрипичном звуке, о его красоте, качестве, о виртуозном блеске и других важных элементах скрипичной игры. Когда я был маленьким мальчиком, отец меня часто брал на репетиции Леонида Борисовича, постоянно выступавшего с БСО и его главным дирижером Геннадием Рождественским. И я присутствовал на этих репетициях в Пятой студии Дома звукозаписи, позже – на концертах, и всегда мечтал заниматься у Леонида Борисовича. Прошло много лет, и моя учительница, Зинаида Григорьевна Гилельс, племянница Эмиля и Елизаветы Гилельс, наконец привела меня к нему домой на консультацию. Я, конечно, очень нервничал, и помню, что среди пьес я сыграл Cantabile Паганини. Я пытался быть музыкальным, делал всевозможные динамические и фразировочные трюки. И Леонид Борисович на это мне сказал так: «Нужно просто петь на скрипке. Должна быть тишь, гладь и божья благодать в твоем смычке». Я запомнил совет на всю жизнь. Таким легато, которым владел Коган, пожалуй, не обладал никто из великих скрипачей XX века.
Его уроки были очень компактными: он не любил говорить слишком долго об абстрактной образности, предпочитая давать точные технические и логические советы, которые необыкновенно помогали. Он был большим мастером агогики, знал секрет, как распоряжаться музыкальным временем, как сделать фразу или музыкальный пассаж, особенно в классико-романтическом репертуаре, наиболее эффектным. И я многому научился у него тогда.
Сегодня искусство Леонида Когана по-прежнему с нами благодаря его записям. Я с огромным удовольствием делюсь ими со своими студентами здесь, в Кливленде. Многие мои друзья восхищаются его игрой, а из музыкантов старшего поколения есть те, кто помнят его концерты в США и даже выступали с ним, играя в Кливлендском оркестре и в других американских симфонических оркестрах. Живы люди, которые помнят его дебют в 1957 году.
Мне очень повезло, что судьба свела меня с таким великим человеком и артистом.
