Мнение
«Балет Москва» присоединен к «Новой опере», а «Новый балет» к Музыкальному театру имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Как выглядят эти события с точки зрения балетных критиков, комментирует специально для «Музыкальной жизни» эксперт Анна Гордеева. По ее мнению, первое решение – практически катастрофа, второе – странноватый, но естественный шаг.
Нет человека в театральном мире столицы (и далеко за ее пределами), что не слышал бы о «Балете Москва», о двух его труппах – классической и современной. Почти двадцать лет – с момента создания театра в 1991 году до принудительной отставки его основателя, директора Николая Басина, в 2012-м – классическая труппа показывала покоцанные редакции классики и «чесала» по азиатским и европейским окраинам, убеждая аборигенов, что вот это жалкое зрелище и есть русский балет. Современная же труппа содержалась «в черном теле», директор ей почти не давал денег (мол, «классики» – кормильцы, а вы кто?), но тем не менее труппа ухитрялась зазывать к себе не последних хореографов и даже получать «Золотые маски». В 2012 кто-то из московского руководства, вероятно, сходил «на классику», ужаснулся и Басина уволили. В руководители позвали Елену Тупысеву – азартного менеджера, создавшего агентство современного танца «Цех». Она огляделась по сторонам, выкинула из репертуара «классиков» все спектакли, что труппа не могла исполнять на достойном уровне (то есть все классическое наследие, и Петипа где-то вздохнул с облегчением) и стала заказывать постановки современным хореографам.
Для «классиков» – свои (постоянными резидентами стали Анастасия Кадрулева и Артем Игнатьев, учившиеся мастерству сочинения танцев в Вагановской академии), для современников – свои. Тупысева разыскивала еще не прославившихся и не задиравших гонорары за облака, но уже создавших некоторую репутацию авторов в Европе и предлагала сотрудничество самым интересным из отечественных творцов. Театр быстро стал популярен, его премьер ждала «его» публика, «Золотая маска» регулярно вносила его спектакли в номинации, и некоторые из них становились лауреатами.
У театра не было и нет собственной площадки: в свое время Басин долго хвастался тем, что театру дали землю и вот-вот построят здание, но этого так и не случилось. Но Тупысева стала договариваться с другими московскими худруками, и театр выступал то в центре имени Мейерхольда, то в Музыкальном театре имени Станиславского и Немировича-Данченко, и «бродячая» жизнь никак не сказывалась на отличном качестве спектаклей. Присоединение театра к «Новой опере» – а фактически его поглощение, – не сулит много радостей ни артистам, ни зрителям. Лишних рабочих залов в театре нет, то есть для классов и репетиций будут по-прежнему снимать пространства в других частях Москвы.
Директор этого театра Антон Гетьман явно исповедует «проектный» метод работы (что было видно по учреждению в театре минифестивалей-«резиденций» современного танца), а этот метод плохо сочетается с размеренной ежедневной жизнью классической труппы. Вряд ли у балетных останется собственный репертуар, и они не превратятся в престижный аккомпанемент оперной труппе. (До того своих балетных артистов в штате театра не было). Что касается современной труппы «Балета Москва», то из нее уже ушли несколько ведущих артистов и качество исполнения снизилось. Для того чтобы труппа существовала, нужен человек, придумывающий ей репертуар. Гетьман же, при всем уважении к его продюсерским заслугам, пока что глубоким знанием сегодняшней ситуации в танце не обладает. То есть «Балет Москва» сейчас разрушен – живой, успешный театр прекратил свое существование.
Гораздо менее печальной кажется весть о судьбе «Нового балета». Труппа была создана в том же 1991-м прицельно под ее худрука – Аиду Чернову. Выдающаяся артистка, работающая на грани танца и пантомимы, была одной из славных частей «старого» Театра на Таганке. В спектаклях Юрия Любимова она была более чем на своем месте, без нее было невозможно представить театр. В своем же собственном проекте она стала соединять любезную ее сердцу пантомиму шестидесятых и классическую балетную пластику, и получился гибрид ужа с ежом. «Новый балет» существовал в отличном особнячке на Новой Басманной – в принципе не приспособленном к танцам (там была одна большая гостиная, где артисты работали в шаге от зрителей), но очень уютном, собирал друзей и родственников артистов и оставался этаким подарком государства выдающейся артистке на пенсии. Когда Чернова в 2012-м покинула этот мир, московская власть обнаружила, что в списке имущества есть и этот театр и с ним, наверно, что-то надо делать. Честнее и проще было бы тогда же его ликвидировать, но департамент культуры понадеялся, что с новым руководителем что-то может поменяться и назначил директором выпускника РАНХиГС Павла Нестратова.
Все следующие десять лет театр снова влачил жалкое существование: руководителю явно казалось важным, что в названии театра есть слово «балет» (а не, допустим, «танец»), и он приглашал хореографов, владеющих классическим наречием. Вот только артистов, достойно разговаривающих на нем, «Новый балет» не мог себе позволить (хотя периодически приглашал на премьеры артистов других театров), и смотреть на все это без слез было нельзя. То есть исчезновение «Нового балета» с карты Москвы – правильное, хотя и запоздалое, решение. Но форма этого решения вызывает вопросы. Что значит – присоединить к Музыкальному театру имени Станиславского и Немировича-Данченко? Кого присоединить? «Станиславский» держит высокий уровень техники, куда они будут девать присоединенных? Ну, может быть, в миманс? Так там играть же надо… Что ж, осенью увидим, как театр справится с неожиданным подарком.
