Рецензии

Слонимский: грани безграничности

Международный День музыки в Музее С. С. Прокофьева отметили представлением двух изданий 2018 года, спаянных фигурой одного из патриархов русской композиторской школы Сергея Слонимского

Слонимский: грани безграничности

Речь идет о «Мелодике», вышедшей из-под пера самого С. М. Слонимского, и «Музыкальной галактике Сергея Слонимского» Е. Б. Долинской. Обе книги выпущены в издательстве «Композитор – Санкт-Петербург». Вечер в музее стал совместным проектом Российского музыкального союза, Кафедры истории русской музыки Московской консерватории, Государственного музыкально-педагогического института имени М. М. Ипполитова-Иванова и Московского музыкального общества.

В Слонимском, как и во многих отечественных и зарубежных музыкантах, счастливо сочетаются большой композитор и крупный музыковед. При этом значение композитора Слонимского как важнейшей фигуры отечественной музыки второй половины XX – начала XXI века уже давно осознано. А вот о его музыковедческой деятельности не грех и напомнить.

Обычную в таких случаях трудность – раздвоенное сознание как результат, во многом, противоположных взглядов на один и тот же предмет – Слонимский никогда и не преодолевал: правильнее будет сказать, что он ее просто не замечал. Его труд «Симфонии Прокофьева», вышедший более полувека назад (1964), многочисленные статьи и исследования о Шумане, Малере, Стравинском, Шостаковиче, Мусоргском, Римском-Корсакове, Балакиреве давно стали классикой. Контраст интересов музыковеда Слонимского замечательно характеризует пара исследований 2010-х годов: эссе «Заметки о композиторских школах Петербурга XX века» (2012) и «Раздумья о Третьем авангарде и путях современной музыки. Заметки композитора» (2014).

Книга Слонимского выросла из курса, придуманного им для студентов Санкт-Петербургской консерватории; теперь этот курс читают его воспитанники (одна из них – Настасья Хрущева – участвовала в вечере). Когда Сергей Михайлович, курсируя между роялем и аудиторией, предложил собравшимся краткий проспект (обзор проблематики) курса, многие, вероятно, испытали что-то похожее на инсайт. Главная мысль Слонимского: в консерватории учат важнейшим сторонам музыки, факторам музыкальной ткани. Есть специализированные курсы гармонии, полифонии, инструментовки… Но мелодика – главное выразительное средство музыки – обойдена вниманием, а этот феномен настолько богат, что обойтись «старыми», «естественными» понятиями XIX века решительно невозможно. Мэтр посетовал на то, что в Московской консерватории подобный курс пока не введен, – а надо бы: учитывая особенности российской ментальности, за столицей неминуемо потянутся города и вузы. При этом Слонимский не претендует на право первенства, он считает свою книгу импульсом к самостоятельному поиску студентов и педагогов. Не вызвало удивления, что после блестящей презентации приготовленные для распространения в музее экземпляры разошлись, как горячие пирожки.

Та же счастливая участь постигла и труд Елены Долинской. Подчеркнув значение предыдущих исследований (статьи, диссертации, которых в последние годы становится все больше, монографический очерк Анатолия Милки 1976-го и монография Марины Рыцаревой 1991 года), она довела анализ творчества композитора до 2018 года. А как поступить иначе, если мэтр, к счастью, не сбавляет творческой активности! Книга, одновременно, академична и импровизационна по форме («Иначе нельзя, если речь идет о подобной фигуре») и снабжена Указателем сочинений, заново составленным и выверенным супругой композитора, музыковедом Раисой Слонимской.

Одну из главных мыслей Елены Долинской, высказанных в преамбуле к вечеру, разделят многие почитатели композитора: Слонимский – пример поразительной свободы бытия и слышания, он обладает редким даром независимости. Как следствие – резкие стилевые повороты, поразительные и, часто, молниеносные путешествия из авангарда в романтизм, из древнерусского искусства и шумеро-аккадского эпоса в туристскую и бардовскую песню, джаз и рок-н-ролл.

Музыкальная программа вечера выстроилась как бы сама собой, без всякой организаторской руки: что хотели – то и исполняли. Тем удивительнее и чудеснее, что охваченными оказались многие грани безграничности Слонимского: программа стала репрезентативной и в отношении периодов творчества, и в смысле жанровых, стилевых моделей и наклонений. Рядом с Песней Виринеи с хором (вступление к одноименной опере 1967 года) – хор «Видя разбойник» (2008). Рядом с романсами на стихи Анны Ахматовой (2 фрагмента цикла 1969 года) – лермонтовские романсы (среди них – написанный в детские годы «Ангел») и «Из Шекспира» – фрагмент цикла «Три стихотворения Тютчева» 2010 года. И, конечно, 1980-е – 1990-е: «Монодия по прочтении Еврипида» для скрипки соло (1984; комментарий Слонимского: «Уже у древних греков была сложноладовая мелодика…»), две прелюдии из цикла 1994 года.

Были и совершенно свежие работы — «Легенда» для скрипки и струнного оркестра (по новелле Ивана Тургенева «Песнь торжествующей любви», 2016; Валерий Ворона и руководимый им Струнный оркестр ГМПИ имени М.М. Ипполитова-Иванова; дирижер Игорь Берендеев) и созданные в том же году Две мимолетности памяти Прокофьева (к 125-летию со дня рождения композитора); их представил пианист Евгений Евграфов. Круг исполнителей был также широк: рядом со студенческими ансамблями, артистами, начинающими путь в искусстве (Дарья Гороженко и Ирина Котова, занимающиеся в классе профессора Московской консерватории Галины Алексеевны Писаренко; партия фортепиано в обоих случаях – Евгения Лопухина), – маститая солистка Новой Оперы Ирина Ромишевская (партия фортепиано — автор этих строк).Вектор вечера был прочерчен к выступлению двух музыкантов. Упоминавшаяся ранее Настасья Хрущева сыграла «Колористическую фантазию» Слонимского (1972) и – по просьбе автора – свое фортепианное сочинение «Русские тупики». Нет возможности привести целиком его программу – о ней можно судить по начальному фрагменту: «Грезы зимнею дорогой/метель/русская зима/и тропинка, и лесок, в поле каждый колосок…» Перед нами – композиторская рефлексия на символы, штампы, мемы русской музыкальной культуры.

А затем на сцену вышел сам Слонимский. Воспитанник фортепианного класса Владимира Владимировича Нильсена, он по-прежнему находится в отличной пианистической форме. «Я все-таки тяготею к XIX веку, и Тургенев мне ближе, чем Сорокин или Пелевин», – высказывание Слонимского в другой части вечера, которое можно считать своеобразным эпиграфом к его выступлению. Вслед за Ноктюрном до минор (op. 48 № 1) и Вальсом до-диез минор (ор. 64 № 2) Шопена – два собственных сочинения: «Интермеццо памяти Брамса» (1980; впоследствии вошло в цикл «Воспоминания о XIX веке») и очаровательные «Колокола» (1970). Последняя вещь – детская музыка высочайшей пробы, и можно только сожалеть, когда по незнанию или лени вместо подобных шедевров педагоги детских музыкальных школ дают своим питомцам низкопробную халтуру.

Программа вечера была столь насыщенной, что сил на заявленную дискуссию почти не осталось. Да и спорить, в общем, было не о чем, – потому что (по Киплингу) в зале собрались люди одной крови.

Автор благодарит за помощь научного сотрудника Музея С. С. Прокофьева Марину Валитову.