События
Программа, в которой были заявлены и балет, и концертная программа (с оперными ариями), как ни одна другая отразила саму концепцию филармонического фестиваля «Площадь Искусств» как праздника объединения музыки, танца, поэзии.
«Музыку и танцы эпохи барокко» представляли петербуржцам московский ансамбль Pratum Integrum и меццо-сопрано Василиса Бержанская – певица, стремительно делающая международную карьеру. В первом отделении был дан балет «Венецианский мавр» на музыку Генри Пёрселла. Хореографом выступил Фарух Рузиматов, он же исполнил титульную роль этого получасового сочинения для четырех участников по мотивам «Отелло» Шекспира. Сейчас это может показаться необычным, но когда-то на сцене Большого зала филармонии проходили такие хореографические вечера с миниатюрами, которые танцевали солисты ведущих театров, правда, под рояль.
Балет своей хореографией напомнил неспешные танцы эпохи Пёрселла, например, павану. Почти избегая классических па, оставляя только вращения, Рузиматов максимально использовал экспрессивную пластику рук и разнообразные положения корпуса у танцоров. Конечно, этот пластический язык лишь приблизительно напоминает тот барочный танец, что демонстрирует знакомый петербуржцам Клаус Абромайт и его «Барочный балет Анджолини» – с характерной мелкой работой ног и многочисленными мелкими же прыжками. Стиль работы Рузиматова более эклектичен и вбирает в себя элементы разных исторических эпох, являя собой свободную фантазию на тему старинного танца. Музыкальная логика барочной музыки, как кажется, подсказала ему принцип комбинирования внутри ансамбля: хореограф распоряжается то всем квартетом, то выделяет дуэты и небольшие соло. Иногда в эти па вторгаются и элементы драмбалета, кажущиеся здесь чужеродными (например, когда Рузиматов буквально несет на себе Ивана Васильева, танцующего Яго), – но хорошо, что это было лишь фрагментарно. Каждый из ансамблистов проявил себя сольно, а сама постановка невольно заставила сравнить танцовщиков двух поколений, представленных здесь. И восхититься ювелирной работой старших по возрасту – Фаруха Рузиматова и Илзе Лиепы. Секрет здесь не только в изяществе движений, но и в глубоком переживании роли: харизматичность и импульсивность Отелло и хрупкость и беззащитность Дездемоны считывались мгновенно, позволив шекспировским страстям быть адекватно выраженными языком танца.
Не скроем, что публика ждала и еще одного выхода Фаруха Рузиматова – в обещанном сольном номере «Король танцует». Однако этого не произошло. Позже удалось узнать, что артист почувствовал себя не очень хорошо и вынужден был отменить выход. Так что в тот вечер Люлли, чья музыка должна была сопровождать номер, так и остался сладким обещанием.
Во втором отделении оркестр вышел на первый план, хотя и сыграл сольно всего два сочинения. Программа с Василисой Бержанской в главной роли позволила оценить великолепные аккомпаниаторские качества коллектива в барочном репертуаре, работающего к тому же без дирижера. Госпожа Бержанская при первом же появлении бросила вызов публике, начав с атаки – мотета Вивальди In furore iustissimae irae («В ярости сжигающего гнева»). Но произвела наибольшее впечатление именно медленными ариями – сначала Ah, mio cor («Ах, моя дорогая») из «Альцины» Генделя, а позднее Gelido in ogni vena («Хладеет в жилах кровь») из оперы «Фарнак» Вивальди. Певица находится в прекрасной форме, щеголяет легко спетыми пассажами (под стать таким же легким звукам первых скрипок), удивляет большим диапазоном от соль малой октавы до до-диеза третьей, густым тембром. Оперная харизма артистки проявилась в контрастной динамике, сочетающей шквальные форте и истаивающие пиано. Бержанская всегда держит слушателя в тонусе, что нет-нет да и прорвется даже в самых умиротворяющих местах сочинений. Слушая артистку, невольно ощущаешь, как белькантовый репертуар, в котором она занята сегодня, оказывает свое влияние на ее исполнение барокко – этот микс придает трактовке индивидуальный шарм.
В завершающей вивальдиевской арии Гризельды Agitata da due venti (которую многие знают по фильму «Фаринелли-кастрат») певица продемонстрировала точность, вокальную легкость, исполнив ее едва ли не играючи. За этим несколько потерялся сам характер произведения, в котором героиня сетует на сложный выбор между долгом и любовью, но магию виртуозки отменить невозможно.
Свое выступление Василиса Бержанская закончила проникновенной Ave Maria Каччини (а на самом деле – петербуржца Вавилова), посвятив ее памяти маэстро Темирканова.
