Современный Мандельштам

Наряду с форматом читки для альбома характерен модус камерности и «непопсовости в высшем смысле», хотя сама музыка принадлежит по большей части к спектру поп, инди поп и т.д. Традиция «умной песни на умные стихи» прямо или косвенно влияет на многие треки альбома. Примером служит и «Только детские книги читать» Мильковского (созвучная одноименной камерно-камбуровской песне Дашкевича и прямо отсылающая к «Я тебя никогда не забуду» А.Рыбникова из спектакля «Юнона и Авось»), и «Priimki džiaugsmą…» Алины Орловой с ее фортепианными проигрышами, и особенно «Сегодня ночью, не солгу…», представляющая на альбоме жанр академической песни, возводимый через XX век к более ранним традициям. Этой песне Александра Маноцкова я очень обрадовался. Она напомнила мне о передаче «Вслух», где мы познакомились с ним лично. Передача, посвященная взаимосвязи композиторства и стихосложения, ставила именно те вопросы, о которых я сейчас, во многом под влиянием Маноцкова и той встречи, пытаюсь рассуждать.

В интервью о песнях на стихи Мандельштама Е.Камбурова говорила, что важно «не убить слово». Это по-своему верно, но страх убить слово или потерять Мандельштама не всегда хороший помощник. Композитор и исполнитель должны быть готовы разрушить музыку стиха и создать на ее месте музыку песни, отличную от той, к которой могли располагать ритм и метр стиха, но в чем-то им эквивалентную, как в песне «Среди лесов, унылых и заброшенных…» и многих других. Часто придется чередовать по типу куплета и припева два разных ритмико-мелодических паттерна там, где у поэта была одна и та же структура строфы, как это происходит в «Кинематографе», «Я вернулся в мой город…» и других песнях. Иногда будет нужно рефренизировать стихи или строфы, которые встречались в стихотворении лишь один раз, как в той же песне «Я вернулся в мой город…», а также «Я буду метаться…», «Луч», или «Возьми на радость…», где даже после абсолютной точки в финале добавляется «припев», казалось бы, вопреки тому, что было сутью стихотворения, но отвечая другому уровню этой же сути, уровню жужжания пчел. Релевантный для Мандельштама композиционный узор найден и в «Феодосии», с хорошим проигрышем духовых, с ощущением качания на лодке и выразительным повтором-запетливаньем последней фразы о звездах, которые всюду те же. В «Кинематографе» лингвистически абсурдные ударения и удлинения звуков вписываются в новую логику песни, в которой музыка, может быть, важнее, чем слова, и даже Мандельштам – это лишь lyrics, сравнительно простой элемент в сложной фактуре ритма, мелодии, саунда. Малюсенькое стихотворение Мандельштама может стать длиннющей композицией, как «Не говори никому…» Tequilajazzz, а в песне «Я буду метаться…» строфы и строки могут повторяться, обрываться или внезапно сменяться затейливым инструментальным соло.

Если формат читки выражает тенденцию не осложнять и без того сложный стих новыми слоями музыки, то модус камерности и умности в мелодиях и аранжировках воплощает стремление композитора создать нечто конгениальное стихам. В альбоме есть хороший баланс того и другого, ряд гибридных подходов, позволяющих проехать между Сциллой удвоения сущностей и Харибдой простоватости. Можно сказать, что в этом спектре, mutatis mutandis, реализуется условная «линия Камбуровой», которая в песнях на стихи Мандельштама тоже балансирует между театрально-камерным пением и декламацией. В меньшей степени альбом реализует условную «линию Пугачевой», в широком смысле, я имею в виду линию простого мелодичного поп-, рок- или фолк-шлягера. Не удивительно, ведь мало какие стихи Мандельштама располагают к этому, а «Ленинград» и «Я больше не ревную» находятся в другой галактике, за миллионами световых лет. В этой связи хочется отметить такие песни, как «Я ненавижу свет» Zoloto (чем-то похожую на хит Boney M. «Sunny»),  «Золотистого меда струя…» Леонида Агутина, «Я скажу тебе с последней прямотой…» Билли Новика, отчасти «Нежнее нежного» группы «Свидание», особенно близкую мне в этой части спектра песню «Луч» (бескомпромиссный «поп» в хорошем смысле слова, уверенный шаг в направлении бесконечно далекого пугачевского акме), и панковскую серенаду, шансон на грани фола Владимира Котлярова & «Порнофильмов», с гротескным аканьем в «рыданьи Аанид», над значением которых мы будем вечно ломать голову, как сам Осип Эмильевич, не знавший, согласно легенде, кто они такие…

Один из важных месседжей альбома – это, конечно, реконтекстуализация и реканонизация Мандельштама. Она вообще периодически делается. Итак, чей тут Мандельштам и где он на условной карте? С одной стороны, вопрос бессмысленный: Мандельштам везде. Но с другой стороны, репертуар и ассортимент альбома как таковые не случайны, они служат выражением определенных, старомодно выражаясь, веяний. Связь резонансных музыкантов сегодняшнего дня, представленных в альбоме, с наследием Мандельштама изначально не очевидна, но именно здесь-то она и открывается нам. «Мы ждем гостей незваных и непрошеных, своих детей!» – эти строки из первой песни альбома можно считать парадоксальным автометаописанием проекта. Этих «гостей» альбом объединяет с ветеранами русской инди-рок-поп-сцены и с давно знакомыми артистами, выступающими в новых коллаборациях и амплуа. При этом каждый участник представил более или менее узнаваемый музыкальный образ себя («Стихи о неизвестном солдате», «Эта ночь непоправима…» с ориенталистскими мотивами а-ля «Потому и страшно» от Shortparis и т.д.). Главное, что говорит нам этот альбом о Мандельштаме – это то, что он современный. «Совремёный», как говорила моя бабушка. Он рожден в девяносто четвертом, он рожден в девяносто втором – тысяча девятьсот, разумеется.

Возрастное многообразие участников в этом плане ничего не меняет, важно то, к каким ценностям и каким цайтгайстам, духам времени, адресуется этот Мандельштам. Здесь Мандельштам – это авангард, молодость, целостность, целокупность, миндаль простой сложности и сложной простоты. На каком-то наивно-детском уровне мне не хватает на альбоме нашей с Аленой Аренковой песни на одно из самых последних, и самых песенных, стихотворений Мандельштама – «На откосы, Волга, хлынь…» (на альбоме «Русское Богатство. Том 2» эта песня так и называется: «Мандельштам»). Но на взрослом и рациональном уровне я понимаю, что эта песня не имманентна новому альбому. Хотя она вышла всего десять лет назад, она про XX век (a.k.a. волкодав), и даже где-то про «век девятнадцатый, железный». А здесь речь идет про век нынешний. Поэтому мне в альбоме скорее не хватает Монеточки и Little Big, но и в нынешнем составе альбом отличный. К тому же, в качестве автора, любящего переводы и многоязычие, меня особенно порадовали билингвальные и переводные песни, одна лучше другой. Отдельное спасибо Mgzavrebi за «Venice (Веницейскую жизнь)», одну из самых мандельштамовских, по моему ощущению, песен альбома.

Сайт проекта «Сохрани мою речь навсегда»: https://om130.ru/

Псой Короленко, Алена Аренкова. Мандельштам. // Русское Богатство, т. 2. 2013