Сталкер с планеты Солярис Кино

Сталкер с планеты Солярис

Эссе о музыке Эдуарда Артемьева

Артемьев Эдуард Николаевич, русский советский композитор, народный артист России… Подлинный Художник, он производил впечатление человека глубокого, рассудительного и ищущего. В пошлых публичных мельканиях замечен не был, знакомством и дружбой с небожителями не кичился. Являясь знаменитостью, казалось, никогда не искал популярности и выглядел несуетным и думающим. И музыка его — с оттенком печали, но возвышенная и всегда светлая. А в лучших произведениях — и вовсе терпкая и пронизывающая.

Артемьева справедливо называют одним из пионеров нашей электронной музыки. В начале 1960‑х двадцатидвухлетний выпускник Московской консерватории оказался в числе немногих «первопроходцев» — «чужих среди своих» коллег по цеху отечественных композиторов из поистине блестящей советской композиторской школы второй половины ХХ века. На фоне признанных мэтров — от великих Шостаковича и Хачатуряна до могучих Соловьёва-­Седого, Блантера, Мокроусова, Хренникова — вдруг объявились те немногочисленные пионеры-­смельчаки: Шнитке, Денисов, Крейчи, Губайдулина, Булошкин, Мартынов, Артемьев и Ко. Исповедовали они совершенно неведомое ранее музыкальное мышление. И со своим стремлением к новаторству и к «электронщине» были для уже маститых композиторов скорее юродивыми, чем апостолами новой веры. И без гарантий взамен пустились они осваивать невиданные до той поры музыкальные просторы и возможности нового диковинного инструмента — фотооптического синтезатора АНС.

Первоначально экспериментально-­электронная музыка Артемьева звучала в основном в документальных фильмах об освоении космоса — в ту пору тема сверх­актуальная. Со временем же произведения композитора для уже художественного кино вросли в наш национальный культурный код. А сам Артемьев стал не только признанной мировой величиной, но и «своим» для миллионов тех, кто смотрел-­впитывал кинофильмы с его незабываемой музыкой. И для тех, кто профессионально слушал и разбирал на молекулы-­атомы тот авторский артемьевский звукоряд.

В музыкантской среде бытует веселая, но не лишенная смысла формула: «Музыка начинается с Баха». В случае с Артемьевым так и получилось — первая для массового слушателя значимая встреча с ним началась с Баха.

Вообще‑то, первопричиной творчества Эдуарда Николаевича явился отнюдь не великий Иоганн Себастьян, а ошеломившие двенадцатилетнего еще подростка фортепианные сочинения выдающегося русского композитора-­новатора Александра Скрябина («Услышал, и шелохнуться боялся… Это и вдохновило самостоятельно писать музыку»). Но в сознании миллионов соотечественников композитор Артемьев начался именно с Баха, поскольку…

В 1972 году вышел фильм режиссера Андрея Тарковского «Солярис», практически сразу же признанный мировой киноклассикой. В картине, снятой по мотивам одноименного фантастического романа польского писателя Станислава Лема, повествуется о взаимоотношениях людей будущего с разумным океаном планеты Солярис, этические проблемы человечества рассматриваются на примере контактов с внеземной цивилизацией. Саундтрек к фильму создавал Артемьев, в то время уже признанный лидер отечественной электронной музыки. По просьбе и заданию режиссера, который запросил для фильма звуковую атмосферу далекой планеты, композитор создал сорокаминутное полотно, насыщенное всевозможными «космическими» шумами и синтезированными отзвуками, гулом, эхом и вибрациями безвоздушного пространства. А контрастом к этой полифонической картине звучит символизирующая планету Земля органная пьеса «Слушая Баха» — переработанная Артемьевым фа-минорная хоральная прелюдия (BWV 639) Иоганна Себастьяна. И вот что удивительно: в пьесе «Слушая Баха» ты действительно слушаешь Баха, но только Бах этот — авторско-­артемьевский…

Как мне представляется, основами творческого метода композитора Артемьева стали сонористика — «музыка темброкрасочных звучностей» — и эмбиент, возникший в 1970‑х «стиль электронной музыки, основанный на модуляциях звукового тембра». Эмбиент — тот «прикладной» жанр, в котором по сравнению с традиционной музыкальной структурой акцент в произведении делается на создании фона и окутывающей атмосферности. Потому‑то многие артемьевские кинокомпозиции погружают слушателя в гипнотически-­медитативное состояние. Тому причиной и размышленческо-­философский склад ума Эдуарда Николаевича, и его композиторский почерк, и то, что подобная музыка сочинялась и записывалась с применением того самого синтезатора АНС.

Его создатель Евгений Мурзин — поистине гениальный русский советский инженер, изобретатель и подвижник. Сначала он десять лет вынашивал, обдумывал идею, а потом еще десять лет «на коленке» на собственные средства сооружал в своей комнате в «коммуналке» один из первых в мире фотооптических синтезаторов. Свое детище размером с огромный буфет-­сервант конца 1950‑х Мурзин нарек АНС. Эту аббревиа­туру составляют заглавные буквы имени человека, чье творчество — светомузыкальный символизм — изумляло и вдохновляло Мурзина: русский композитор Александр Николаевич Скрябин. И — «…тут кончается искусство, и дышат почва и судьба…» — так же влюбленный в музыку Скрябина Артемьев, заканчивающий Московскую консерваторию по классу композиции у народного артиста СССР Юрия Шапорина, случайно натыкается в коридоре на объявление Мурзина, приглашающего желающих поработать на его чудо-синтезаторе АНС. И это ли не космос…

Использование «новомодных» в 1970–1980‑е годы электронных инструментов в создании неэстрадного, «высокого» искусства часто нещадно критиковалось представителями советской академической композиторской школы. Но насколько умело, мастеровито и «по назначению» использовал синтезатор АНС Артемьев! Он создавал такие произведения, в которых оттенки сочетаний различных нот выглядели акварельно-­размытыми, не конкретными, и оттого «неквадратна» была и колористика звучания. А потому и воспринимаются те композиции Артемьева как полотна, расцвеченные загадочными, абсолютно авторскими композиторскими красками.

В мелодизме известных пьес Артемьева для кинематографа нередко читается скупой минимализм. Порой поражаешься: самые «хитовые» произведения артемьевской киномузыки, его так называемые «визитные карточки», опираются всего на две-три базовые ноты. А ведь сильнейшие по своему эмоциональному воздействию музыкальные пьесы… Это и символизирующая Жизнь и парящая солнечным лучом из-под облаков тема из фильма «Свой среди чужих…»; и божественной красоты щемящая «настроенческая» музыка из грандиозной михалковской картины «Раба любви»; и гениальное танго из фильма режиссера Самсонова «Бешеное золото», в которой слышатся отголоски ранних King Crimson — прогрессив-рок-группы из Британии…

Вообще же, у Артемьева множество таких завуалированных отсылок, порой прямых цитат, композиторских так называемых «пасхалочек» — своего рода шутливых приветов или знаков уважения коллегам-­собратьям по цеху.

Взять, к примеру, музыку из эпического фильма «Сибириада» Андрона Кончаловского — там в заглавной теме «Поход», несмотря на электронное звучание, слышится эмоциональная перекличка с тревожным, чеканящим «уральский» шаг Маршем из сюиты Георгия Свиридова «Время, вперед!». (Кстати, прислушайтесь к теме «Поход»: с нее практически один в один, но в стиле «латинос», «срисована» «Ламбада», ставшая мировым поп-хитом в 1989‑м.) А из той же «Сибириады» композиция Артемьева «Воспоминания»? Там и вовсе звучат прямые цитаты из Shine On You Crazy Diamond легендарной британской прогрессив-рок-группы Pink Floyd, и цитаты эти органично перетекают в цитируемый здесь же русский романс XIX века «Не для меня…». В свою очередь, несколькими годами ранее эта «не для меня»-песнь легла в основу заглавной темы Артемьева к михалковскому фильму-­классике «Неоконченная пьеса для механического пианино». И, несмотря на все не скрываемые композитором цитаты, это везде Артемьев, его handmade — ручной работы — авторская музыка. Узнаваемая «на раз» безошибочно.

По признанию Артемьева, в начале — ­середине 1970‑х он обнаружил в себе повышенный интерес к рок-музыке. В то время в мировом роке царил прогрессив (или арт-рок), и тон задавали такие мощные авторы-­артисты, пионеры западной электронной музыки, как британец Рик Уэйкман, грек Вангелис, француз Жан-­Мишель Жарр, немецкая команда Tangerine Dream. В первую же очередь то были английские рок-группы King Crimson, The Moody Blues, Emerson, Lake & Palmer, Van der Graaf Generator, Yes, но более всего невероятные Pink Floyd… О, боги! То было пиршество густой, непростой и насыщенной идеями Музыки. Пусть порой и высокопарной, и даже помпезной, но всегда одухотворенной.

И композитор Артемьев, как и многие тогда, подпал под очарование всей этой философско-­звуковой бесконечной многослойности и многослойной бесконечности.

Но что примечательно: хотя влияние западного рока и ощущается в произведениях композитора, у его творчества есть неизбывное качество: артемьевская музыка всегда авторская и всегда и внешне, а главное внутренне, русская.

А еще у этой музыки невероятно интересные свой­ства: по-разному аранжированная и записанная самим же Артемьевым в качестве саундтрека к кинокартине, мелодия из бравурно-­синтезаторно-маршеобразной вдруг становится чуть ли ни народной песней без слов. Или мотив лично мне ненавистного поп-хита «Дельтаплан», исполненный на балалайке в сопровождении гармони, в состоянии выжать скупую мужскую и совсем уж не оставляет сомнений на тему «Что есть русская душа». А уж обработанный Артемьевым казацкий распев на стихи Лермонтова «Конь гуляет», исполненный в фильме «Родня» ансамблем Дмитрия Покровского при участии джаз-рок-ансамбля «Арсенал», — родней не бывает.

Эдуард Артемьев появился на свет в отмеченном в нашей истории шрамами террора, боли и страха 1937 году. Ушел в иные миры в 2022‑м. Трудная, насыщенная, красивая 85‑летняя Жизнь, наполненная Любовью, творчеством и признанием. Хотя, по его словам, «крайне неуверенный в себе человек… во всем сомневающийся…» Артемьев Эдуард… Который, вообще‑то, по паспорту никакой не Эдуард, а Алексей — так уже после оформления метрики распорядилась волевая и воцерковленная бабушка будущего композитора, сообщившая родителям-­атеистам: «Алексей — это божий человек!» И для друзей Артемьев — Алексей. А для всего остального мира — Эдуард. Он и в этом один такой.

Он создал просто‑таки океан произведений в самых разных жанрах: оперы, симфонии, кантаты, оратории, фортепианные опусы, концерты, песни, электронная музыка… Композитор в буквальном смысле сотворил свой невообразимый, фантастический музыкальный космос. Но, хотелось ему того или нет, в памяти людской он остался в первую очередь автором незабываемой разно­образной и разноóбразной рельефной и обволакивающей киномузыки (а это более двухсот картин!).

Артемьев делал наше интеллектуально-­чувственное кино наравне с режиссерами, операторами и актерами — вместе с музыкой, сочиненной им для фильмов, играл ключевую роль в процессе создания того синематографа, который формировал общество, страну.

В 1979‑м вышел фильм Андрея Тарковского «Сталкер» с завораживающей, просто магнитящей артемьевской музыкой…

Как известно, «сталкер» — это проводник, тот, кто ведет тебя по незнакомой местности. По задумке режиссера Тарковского и в исполнении актера Кайдановского Сталкер в картине — то ли блаженный, то ли… апостол новой веры.

Признаюсь, с тем Сталкером из фильма ассоциируется у меня сам Артемьев. Он соответствовал и Времени, и себе, и судьбе — Артемьев-­сталкер, когда‑то пионер отечественной электронной музыки, а ныне проводник в завораживающе-­озвученный им собственный космос…

Спасибо, Мастер.