События
За одну из самых репертуарных опер Римского-Корсакова взялся режиссер Дмитрий Белянушкин. Его подход к историческому сюжету категоричен: поскольку события в опере выдуманные (сам Лев Мей, автор пьесы, писал: «могло бы быть»), то Белянушкин предлагает их интерпретировать как антиутопию. Он переносит время действия вперед на полвека (в 2072 год). Сценограф Александр Арефьев создает некую крепость с арками, где внутри и снаружи разворачиваются события оперы. Россия возвращается к монархии, в моде – национальные костюмы (художник Светлана Тегин), словечки из лексикона XVI века, но от достижений научно-технического прогресса при этом никто не отказывается. Судя по всему, идея проросла из повести Сорокина «День опричника», фрагмент которой цитируется в премьерном буклете. Впрочем, главным является не антураж, а человеческие отношения, в которых Белянушкин также расставляет акценты по-своему.
О том, насколько убедительным оказалось решение режиссера, было ли оно поддержано в музыкальной драматургии, удачен ли состав певцов, размышляют критики.
 |
Евгения Кривицкая, главный редактор журнала «Музыкальная жизнь» |
«Царская невеста» в Театре Станиславского – спектакль-сюрприз, интрига которого разрешается буквально в последних тактах оперы, где режиссер радикально переосмысляет финал. Дмитрия Белянушкина явно больше интересует линия Грязного и его любовницы Любаши, психологическая подоплека их отношений. Мы видим Любашу, ждущую ребенка от Грязного, – отсюда и ее тоска, и всплески эмоций. Грязной, против обыкновения, тих, сдержан, не агрессивен. И сама по себе эта идея поначалу не кажется крамольной. Не совсем ясно, правда, в чем интерес Бомелия, добивающего секса от женщины как минимум на шестом месяце беременности, но скрыть все швы искусственно созданной концепции всегда сложно.
Режиссер говорит, что хочет попытаться понять и показать «меру покорности и наивности героев оперы». Но как раз Грязной и Любаша – не из тех, кто готов покориться судьбе, они оба решаются на преступление во имя исполнения своих желаний и в финале должны понести наказание. Но только не так, как представлял себе композитор. Внезапно Грязной обращается со словами «Страдалица, невинная, прости» не к Марфе, а непосредственно к Любаше и к своему неродившемуся чаду, а лишь потом адресуется к Марфе (и то, потому что ее имя возникает в тексте арии, и тут уж режиссеру приходится следовать воле авторов). Поднять руку на Любашу он не может и заканчивает жизнь самоубийством, а она, в свою очередь, стреляет в себя из револьвера… Вот такая «Санта-Барбара».
Музыкальный театр имени Станиславского и Немировича-Данченко откроет сезон «Царской невестой»
Меня же лично всегда больше интересовала история отравления Марфы и ее последующего сумасшествия. Амбивалентная ситуация, поскольку так до конца и непонятно, из-за чего все произошло: то ли яд подействовал, то ли известие о том, что ее выбрал в жены царь Иван Грозный. И в первый день премьеры образ Марфы замечательно воплотила Елизавета Пахомова. Восторженная, упивающаяся своим счастьем, она не выдерживает первого же удара судьбы. Но в жизни Елизавета – до недавнего времени просто артистка хора МАМТ – иная: набралась смелости, пришла на прослушивание во время кастинга, и ее голос покорил постановщиков. Нежный тембр, звонкие верха, эта Марфа – типичная «голубая героиня», и ее центральная ария «Иван Сергеич, хочешь, в сад пойдем» у Пахомовой тронула до слез. Удачно провел свою партию и Владимир Дмитрук – Иван Лыков, жених Марфы. Римский-Корсаков не слишком потрудился над этим персонажем, который его, по-видимому, мало вдохновлял, но режиссер и солист попытались, насколько возможно, укрупнить роль, сделать ее как можно интереснее. Антон Зараев – Грязной пока вживается в партию, были и вопросы баланса между певцом и оркестром. У Ларисы Андреевой поначалу голос звучал резковато, интонационно неточно, но потом певица «распелась», угловатость сгладилась, и в принципе ее героиня, Любаша, предстала в традиционной трактовке мстительной фурии.
Достойно провел оперу Ариф Дадашев: это красочная партитура, тут есть и прозрачные эпизоды, и почти по-вагнеровски плотный оркестр, и фольклорная линия. Немного дисциплины медным духовым (надеюсь, что с каждым спектаклем их стабильность возрастала), и поводов для придирок совсем не будет.
«Царская невеста» в МАМТ – хорошее начало театрального сезона: спектакль дает повод для дискуссии, для разных мнений, но не отторгает, не вступает в конфликт с музыкой Римского-Корсакова.
 |
Ольга Русанова, музыкальный обозреватель «Радио России» |
В этой постановке случилось главное: рождение новой звезды. Надеюсь, ею скоро станет исполнительница главной роли Марфы, доселе не знакомая нам Елизавета Пахомова, еще вчера – артистка хора. Хрустальное чистое сопрано и какая-то удивительная внутренняя красота этой девушки позволили ей идеально вписаться в образ. Такой и должна быть настоящая Марфа: любящей, искренней, наивной…
А в целом расклад в этой опере, как известно, таков: силы «добра» vs силы «зла». Традиционно «зло» (Малюта Скуратов, Любаша, Грязной и Бомелий) интереснее и ярче, а «добро» – какое-то вялое и маловыразительное. Но не в этот раз. Режиссер Дмитрий Белянушкин акцентировал и резко укрупнил именно образы положительных героев, особенно отца Марфы Василия Собакина и ее жениха Ивана Лыкова. Лыков в этом спектакле – личность значительная, весомая, он гораздо больше находится на сцене, чем обычно. Да, это интеллигент, которому не под силу противостоять карающему мечу опричнины, но и не беззащитный мягкотелый тенор («теноришка», как говаривал незабвенный Соткилава). Прекрасный голос и харизма Владимира Дмитрука в этой роли вполне соответствуют режиссерской трактовке. Под стать Лыкову и Василий Собакин – несчастный отец, вынужденный подчиниться жестокой царской воле, но тоже не безвольный, жалкий человек, а глава семьи, мужчина с чувством собственного достоинства (отличная работа Максима Осокина). За отношениями в этой семье, точнее, почти семье («дети» ведь еще не поженились), интересно следить, за них переживаешь, будто смотришь «Царскую» впервые. И это ново, ценно в спектакле. Кстати, трио любящих друг друга людей весьма напоминает троицу из «Жизни за царя» Глинки (Сусанин, Антонида и Собинин).
Силы зла оказались не столь выпуклыми. Малюта Скуратов не только не страшен, но и невыразителен как персонаж, да и поет, к сожалению, едва слышно (Роман Улыбин). Любаша – отравительница, «змея подколодная», по мысли режиссера, здесь «глубоко беременна», и это превращает ее из злодейки в жертву. С вокалом тут все в порядке (Лариса Андреева), но даже такой мастеровитой актрисе трудно вжиться в модифицированный образ: остается все время поглаживать живот, что смотрится несколько нарочито. Не вполне мотивированно выглядит и жгучее желание Бомелия (Кирилл Матвеев) овладеть беременной Любашей, вот «не верю», что в ХVI веке такое было возможно. Кстати, «немец», как и Лыков, в этом спектакле тоже «интеллигент в очках», отчего он выглядит вовсе и не злодеем.
Ну и, наконец, Григорий Грязной – центральный персонаж, который обычно выглядит как мачо, альфа-самец, хоть «дни лихих забав» для него и в прошлом. Но Антон Зараев рисует кого-то другого, кого же? Какую-то мятущуюся фигуру, неуверенного в себе человека. Но этого, как мне кажется, недостаточно, хотя, вполне возможно, образ еще вырастет, «докрутится». Однако главное, что у артиста очень хороший голос, и он прекрасно справляется вокально.
Вообще, многое в этой постановке идет от вокала, здесь много удач. И это именно то, чего хотел Римский-Корсаков, который писал: «Композиторы отучили критику и публику ценить пение. Все устремились на драматизм, натурализм и прочие измы… В “Царской невесте” оказалось возможным настоящее пение… в пении заключаются и драматизм, и сценичность, и все, что требуется от оперы». О да, хочется поаплодировать классику и сообщить ему, что в МАМТ о пении как раз не забыли, потому что исполнили свои партии в лучшем виде не только упомянутые артисты, но и Наталья Мурадымова (Домна Сабурова) и Полина Шароварова (Дуняша). Почти весь состав. Певцам помогал и дирижер Ариф Дадашев, который вел оркестр деликатно, сдержанно, не «забивая» солистов.
И наконец, о смыслах. Несмотря на декларируемую Дмитрием Белянушкиным антиутопию в духе сорокинского «Дня опричника», для меня спектакль – это прежде всего семейная драма. Мне прочиталось здесь совсем другое послание, а именно: свою семью, свое счастье надо защищать всеми силами, ни в коем случае не впускать в свой интимный мир чужих людей, у которых бог весть что на уме. Ведь в данном случае, если бы Лыков предвидел ход событий на шаг вперед и женился бы на Марфе не медля, ничего страшного бы не случилось. Но, правда, и шедевра Римского-Корсакова бы не было.
 |
Дмитрий Морозов, музыкальный критик |
В целом, на мой взгляд, Дмитрию Белянушкину и его команде удалось пройти между сциллой прямой (и, откровенно говоря, небезопасной в наше время) актуальности и харибдой псевдоисторической постановочной архаики. Декларируемое режиссером «будущее», правда, на поверку больше походит на настоящее, но в конце концов, кто знает, как все будет выглядеть через пятьдесят лет… В режиссерском решении есть немало интересных находок, подробно разработаны эпизоды, обычно не привлекающие внимания, чувствуется серьезная работа с актерами. Вот только странная идея сделать Любашу беременной явно не идет спектаклю на пользу. А уж когда Грязной, зачарованно глядя на ее живот, словно в первый раз увидел, убивает вовсе даже Бомелия, на что Любаша тем не менее реагирует точно по тексту («Спасибо, прямо в сердце!»), это ощутимо снижает воздействие трагического финала…
Открытием первого спектакля стала Елизавета Пахомова в партии Марфы: столь красивые, звучные и теплые высокие женские голоса давненько не появлялись на столичных подмостках. И именно качеством голоса прежде всего и уступала ей Дарья Терехова – притом, что спела свою партию почти безупречно. Лариса Андреева (Любаша) впечатляла актерской и вокальной экспрессией, но голос певицы звучал то как меццо, то как сопрано, и такая пестрота очков ей отнюдь не добавляла. Так что я бы все же отдал предпочтение в этой партии Екатерине Лукаш.
Из двух премьерных составов можно было бы составить один идеальный, но только подчас не без помощи методики гоголевской Агафьи Тихоновны: вот если бы к голосу Антона Зараева (Грязной) присовокупить сценическую внешность и актерскую выразительность Дмитрия Зуева, а к зловещему облику Романа Улыбина (Малюта) – голос Феликса Кудрявцева… Впрочем, в обоих составах достойно показались Лыковы (Владимир Дмитрук, Дмитрий Никаноров), Собакины (Максим Осокин, Станислав Черненков), Сабуровы (Наталья Мурадымова и Ольга Гурякова) и Бомелии (Кирилл Матвеев, Валерий Микицкий).
Открытием второго спектакля стал молодой дирижер Федор Безносиков. Правда, если у дирижера-постановщика Арифа Дадашева на премьере наблюдался, говоря словами персонажа оперы, «во всем порядок образцовый» и всего было в меру, то у Безносикова дело обстояло несколько иначе. Под его напором музыкальная ткань порой шла трещинами, но сквозь них прорывалось некое иное измерение, иная энергетика, иной объем. В увертюре Безносиков не просто ускорил темп, но и усилил ее драматическое звучание, в ней «задышали почва и судьба». Да, недостаток опыта у дирижера то и дело напоминал о себе, но ведь опыт – всего лишь вопрос времени. Зато талант – всегда «единственная новость». А он – при всех шероховатостях и накладках – ощущался в полной мере.
 |
Сергей Буланов, музыковед и музыкальный критик |
Режиссер Дмитрий Белянушкин, обратившись к «Царской невесте», предложил нетривиальную и неглупую концепцию, основой которой оказалась беременность Любаши, что во многом изменило привычную эмоциональную окраску ключевых моментов оперы. Музыке почти ничего не противоречило: схватки в дуэте Любаши и Грязного после фразы «Всё для тебя», переходящей в оркестровую кульминацию, выглядели органично, мягкий вариант реплик Грязного в дуэте с Любашей («Отстань!») тоже стал хорошим вариантом ухода от штампов. Бомелий, позарившийся на Любашу в интересном положении, сам себе не оставляет шансов, чтобы его мерзость можно было как-то оправдать.
Однако перенос действия на пятьдесят лет в будущее и костюмированное заигрывание с темой традиционных ценностей выглядели неуместной и невнятно воплощенной спекуляцией. Понятно, что все это задумывалось как пиар-акция для продажи билетов, но дело здесь больше в другом. Чтобы не побояться развить свою концепцию, режиссеру нужна была, с одной стороны, смелость, а с другой – знания и вкус для создания удачного и целостного проекта, по которому работали бы сценограф и художник по костюмам. Одним словом, потенциал режиссера очевиден, но до успеха еще далеко.
Музыкальное воплощение удивило, прежде всего, странным выбором артистов для премьеры: очевидно, что в двух других составах «скрыли» более мощные вокальные силы. Ариф Дадашев дирижировал оперой без претензий на интерпретацию, напротив, зачастую нивелируя выразительную агогику, что стало понятно еще во время звучания увертюры, когда четыре солирующих инструмента сыграли довольно «дежурно», затем периодически были слышны расхождения оркестра с солистами, киксовала медь. Кроме того, в опере есть несколько сложнейших вокальных ансамблей, и ни один из них не был тщательно проработан с точки зрения дикции. Но при всех погрешностях хотя бы выдерживался стиль аккуратного аккомпанемента.
Антону Зараеву, чтобы озвучить партию Грязного, хватило объема голоса, он уверенно звучал в середине, но с трудом, довольно широко и открыто пел в верхнем регистре. Романа Улыбина в драматургически важной партии Малюты, к сожалению, было попросту плохо слышно. Ларисе Андреевой партия Любаши подходит по темпераменту, но неплохой от природы голос из-за давно заученных певицей технических ошибок «сидит» слишком глубоко, а тембр имеет неестественный металлический призвук. Что касается трактовки образа, чувствуется влияние исполнительской традиции: певица многое для себя почерпнула из хрестоматийных советских записей. Однако не самые очевидные важные моменты, такие как, например, реплика Любаши в сцене с Бомелием «Ты на меня, красавица, не сетуй», остались без должного внимания. Кстати, молодая солистка Полина Шароварова отлично исполнила партию Дуняши – пройдет еще пара лет и она будет физически готова спеть Любашу, и есть надежда, что это будет убедительно и ярко.
В последнее время приходится регулярно констатировать неутешительное «плато» в творческой динамике двух ведущих солистов театра Натальи Мурадымовой (Сабурова) и Владимира Дмитрука (Лыков): оказывается, можно быть Тоской и Сабуровой, Поллионом и Лыковым, и ничего не делать с тем, что голос очевидно изнашивается.
Удачно в премьерном составе слушался Кирилл Матвеев (Бомелий). Он не стал прибегать к типичному для этой партии «характерному» звучанию голоса, образ хитрого немецкого лекаря ему удалось органично сделать исключительно актерскими красками, пластикой движений и мимикой, демонстрируя при этом качественный вокал. Марфа в исполнении Елизаветы Пахомовой выглядит пока еще «эскизом»: сама партия, хотя и титульная, объективно немногое может дать нам понять о певице. Однако звучание ее голоса выгодно выделялось на общем фоне ясностью и чистотой тембра, культурой пения, что само по себе является ключевым фактором успеха для оперного артиста.
