События
В Московской консерватории уже несколько лет существует уникальный творческий проект, открывающий малоизвестные или забытые сочинения отечественных композиторов. Цикл концертов, инициированный деканом научно-композиторского факультета, заведующей кафедрой истории русской музыки Московской консерватории, профессором Ириной Скворцовой, четко оправдывает свое название, словно из пепла возрождая оперные партитуры в концертном или полусценическом воплощении. Изначально проект был нацелен на особо значимый период истории русской музыки – вторую половину XVIII века, но с каждым годом неустанно расширял хронологические рамки. Начав с постановки мелодрамы «Орфей» Евстигнея Фомина – композитора времен правления Екатерины II, – «Возрождение русской оперной классики», наконец, добралось до XX века. В Большом зале состоялся концерт, посвященный творчеству Шостаковича – известному и не очень – и приурочен был к 80-летию Победы. Камерный оркестр, Камерный хор Московской консерватории и солисты представили музыку войны и мира – взгляд советского классика на противоречивую контрастную эпоху, запечатленную в самых разных жанрах.
Открыла праздничный вечер неожиданно не «Праздничная увертюра» Шостаковича, заявленная в программе (ее дирижер, худрук Камерного оркестра МГК Феликс Коробов решил оставить на финал), а Второй фортепианный концерт. Это сочинение композитор подарил сыну Максиму на 19-летие – и тот на «отлично» сыграл его на вступительном экзамене в Большом зале Московской консерватории, особенно подчеркнув шутку отца, который в третьей части процитировал упражнения Ганона. Заглавная синкопированная тема у рояля, подхватываемая бодрым ансамблем деревянных духовых, сразу же задала тон вечеру – впрочем, солист Петр Лаул словно сдерживал энергию, оставаясь верным своей внешне неброской манере. И если в первой части Концерта пианист и Камерный оркестр говорили на разных языках, словно воспроизводя сегодняшний диалог миллениалов и зумеров, то уже в лирической квазиромантической части разговор «отцов и детей» пришел к своему консонансу. Звучание рояля и оркестра сливалось в единое целое, солист и молодежный консерваторский коллектив чутко поддерживали друг друга, погружая в атмосферу мирного времени 1957 года.
Центром программы стала опера «Большая молния». Композитор создавал ее в 1932 году к 15-летию Октябрьской революции и так и не окончил, оставшись недовольным либретто Николая Асеева, в котором рассказывалось о группе советских специалистов, посетивших Америку. Монологи капиталистов, высмеивающих красных большевиков, и монологи пролетариата, поющих «высокохудожественную» оду на слова «страна моих лет, ничего радостней тебя нет», вероятно, раздражали Дмитрия Дмитриевича – однако через несколько лет он возведет похожий (но уже прозаический) текст в откровенный фарс в своем «Антиформалистическом райке». Увертюра и восемь номеров «Большой молнии» отчетливо передавали дух советских 1930-х: подчеркнутая плакатность и лапидарность вокальных партий сменяли симфонические «урбанистические» картины страны победившего социализма, изображавшие работу фабрик, заводов, гул пароходов. Камерный хор Московской консерватории при участии Хора студентов ГМПИ имени Ипполитова-Иванова подхватывали кипучую деятельность Камерного оркестра, комментируя происходящее как воодушевленная масса рабочего народа. А великолепные артисты Театра Станиславского и Немировича-Данченко – Владимир Дмитрук, Дмитрий Никаноров, Михаил Басенко, Евгений Качуровский, Габриель Де Рель и Максим Осокин – буквально рисовали на сцене комические портреты представителей «двух лагерей». Этот раритет Шостаковича, который композитор позже переработал для пролога оперы «Оранго», стал еще одним достойным обращением к малоизвестным страницам оперного творчества композитора. Стоит сказать, что первым «Большую молнию» вернул к жизни Геннадий Рождественский – и символично, что неоконченная опера Шостаковича прозвучала, наконец, в стенах альма-матер великого дирижера.
Но главным событием концерта в рамках проекта «Возрождение русской оперной классики» оказалось исполнение музыки Шостаковича к кинофильму «Пять дней, пять ночей». Этот безусловный шедевр, к сожалению, так и остался в тени других антивоенных сочинений композитора – Седьмой, Восьмой симфоний и Восьмого квартета. С последним он имеет непосредственную связь: будучи командированным в Дрезден, где проходили съемки фильма о спасении Дрезденской галереи советскими солдатами в годы Великой Отечественной войны, Шостакович оставил написание музыки к фильму и принялся за квартет, оказавшись под глубоким впечатлением от картин руинированного города. Впрочем, рефлексия и реакция на ужасы войны, запечатленные в квартете, пронизывают и оркестровое сопровождение киноленты – чуткий слух музыковеда сразу же «ловит» отсылки к медленной части Восьмой симфонии или к теме нашествия «Ленинградской», роль которой здесь символически сыграла «Ода к радости» из Девятой симфонии Бетховена. Камерный оркестр Московской консерватории на героическом, патетическом подъеме с потрясающей точностью озвучивал эмоции и диалоги персонажей фильма, который транслировался на большом экране над сценой. И не по-таперски иллюстрировал, а без слов рассказывал о страшных днях и ночах тех далеких лет, которые, к счастью, закончились великой Победой, случившейся уже восемьдесят лет назад. Ликующая, стремительная «Праздничная увертюра», грянувшая в конце вечера подобно торжественному салюту, была ее далеким и одновременно близким эхом – и закружила в своем вихре, унося все печали прочь.
