Стравинский во сне Нижинского

В отличие от «Свадебки», которая имела счастливую сценическую историю, начиная с первой постановки Брониславы Нижинской в Париже в 1923 году, «Шуту» с самого начала не очень повезло. Написанная партитура пролежала несколько лет в ожидании подходящего момента для постановки, а когда момент настал, в труппе уже не работал лучший хореограф Русского балета Леонид Мясин. Сложной ситуацией воспользовался художник Михаил Ларионов – он давно мечтал начать не только ставить спектакли, но и продюсировать. Дягилев доверил ему выпуск «Шута», премьера состоялась в 1921 году. Ларионов не справился с хореографией, но его костюмы и декорации к спектаклю вошли в историю – часть их сохранилась и не раз экспонировалась в Третьяковской галерее.

Хореографа из Ларионова не получилось не потому, что на музыку Прокофьева было сложно ставить, а из-за отсутствия у художника балетмейстерского таланта. Впрочем, соединение музыки с подробным либретто по мотивам пермских сказок из собрания Афанасьева, не было удачным для сценического воплощения. Уже в 1922 году Прокофьев сделал из музыки к балету симфоническую сюиту, которая впоследствии часто исполнялась в концертах. Балет «Шут» был фактически забыт. В премьерной программке еще упоминается некая постановка Михаила Дысковского 1928 года в Украинском театре оперы и балета – спектакль шел под названием «Блазень».

«Шут» вернулся на сцену уже в XXI веке – и снова не триумфально. Любопытную работу показал в 2011 году Алексей Мирошниченко в Перми, ему удалось справиться с избыточной дансантностью музыки, минимизировать пантомиму. Художники пермского спектакля попробовали реконструировать оформление 1921 года, но в целом шедевра не получилось. В 2019 Кирилл Симонов взялся за «Шута» скорее ради того, чтобы зрители Театра имени Н. Сац получили доступ к великолепной музыке Прокофьева, которая могла составить и составила хорошую компанию «Свадебке» Стравинского. Хореограф не обещал поставить сюжетный балет, хотя некоторые сцены его спектакля можно было сопоставить с путаным либретто. Речь в нем идет об одном хитром Шуте, который обманывает семерых других шутов, заставив их поверить, что с помощью чудесной плетки можно оживлять убитых, и коллеги-шуты поубивали своих шутих, купили у обманщика плетку за 300 рублей, но жены не ожили. Скрываясь от обозленных вдовцов, Шут переоделся в женщину и стал женой одного богатого купца, а потом, чтобы избежать разоблачения, подложил купцу Козлуху. Вернув себе облик Шута, стребовал с купца 300 рублей за исчезнувшую сестру.

Вместе с Симоновым работали художники Екатерина Злая и Александр Барменков, они же оформляли мировую премьеру балета Владимира Кобекина «Вешние воды» в прошлом году в Саратове. По замыслу хореографа новый балет похож на комикс, компьютерную бродилку и модное дефиле D&G и Versace, которые использовали русские фольклорные мотивы в своих коллекциях. В итоге шутихи танцевали сначала в черных ажурных чулках с мотивами посуды «гжель», а потом сменили их на более задорные костюмчики (трико и жакеты) под «хохлому» и «жостово». Их партнеры тоже щеголяли в колготках «гжель». В качестве декорации использовались раздвижные панели и необычный стеклянный пол. Танцы большим разнообразием не отличались, но балерины театра смогли блеснуть своей хорошей формой и блестящей пальцевой техникой. Из солистов выделялись Марина и Павел Окуневы, исполнившие Шута и его жену.

Патрик де Бана, который впервые работает в Театре Сац, поставил очень самобытную «Весну священную» в Новосибирском театре в сотрудничестве с Айнарсом Рубикисом в 2013 году, когда весь музыкальный мир отмечал столетие этой великой партитуры. У него получилась страшноватая притча о нетерпимости толпы по отношению к «другому», непонятному, опасному и вследствие непонятности подлежащему уничтожению. Де Бана любит упомянуть о своем африканском происхождении, о памяти предков, о тайной силе, которая постоянно подбрасывает ему сюжеты для спектаклей. Хотя, по словам хореографа, он никогда в итоге не следует этому внутреннему голосу и не переносит на сцену никакие африканские истории. Готовясь к премьере «Свадебки», Патрик изучил свадебные обряды разных народов и пришел к выводу, что все они строятся по единому алгоритму, воспроизводить который он не захотел. В итоге он поставил «Свадебку» об иллюзорной трагической свадьбе, которая снилась запертому в доме для душевнобольных Вацлаву Нижинскому. На сцене были убраны кулисы, как бы обнажена вся театральная изнанка. По краям у самого задника в тесноте устроились две золотые колонны – импровизированный вход в какой-то императорский дворец или буддийский храм. Массивность и роскошь колонн должна была символизировать далекое прошлое артиста, которое вторгается в его воспоминания без всякого спроса. Это воспоминание о Петербурге и императорском балете.

Начинается спектакль с того, как на авансцене сидит одетый в парадный костюм мужчина и под звуки томительно грустной и отчасти трансовой монотонной мелодии пытается отогнать нахлынувшее на него видение. В качестве увертюры к «Свадебке» Стравинского Де Бана использует культовую песню Дины Вашингтон «Эта жестокая земля» в обработке Макса Рихтера, который наложил новую музыку на вокал певицы для саундтрека к фильму Мартина Скорсезе «Остров проклятых», назвав композицию «О природе дневного света». В песне Вашингтон есть такие слова: «Что если моя жизнь – это пепел,/ Который скрывает красоту роз… Сегодня ты молод,/ Завтра слишком стар, /Но пока голос внутри меня кричит,/ Я уверена, что кто-то сможет ответить на мой зов…» Нижинскому из «Свадебки»» не удается избавиться от навязчивого кошмара, его обступают пары танцовщиков, и хор с солистами, которые быстро заняли позиции у пюпитров на сцене в крайнем правом углу.

Де Бана стремился сделать танцы жениха и невесты и гостей максимально однообразными, невыразительными, главное в этих танцах – точность при повторении комбинаций. Напомню, что хореограф никогда не стремился к изобретению собственного хореографического языка, он комбинирует классические позиции и движения contemporary dance, включая контактную импровизацию. Последняя в «Свадебке» не пригодилась, как и классический танец. Труппа Театра имени Н. Сац в большей степени состоит из классических танцовщиков, опыта работы с зарубежными хореографами, работающими на территории современного танца, у артистов мало, но желания осваивать новое достаточно. Их радость и интерес к новой работе были неподдельными. Де Бана придумал много сценок, где невеста балансирует между небом и землей, пытается устремиться к какому-то выдуманному небесному жениху, но подхватывает ее реальный, живой из плоти и крови партнер. Нижинский периодически вливался в этот чужой праздник жизни, волнующий обряд и чувственный опыт, он участвовал в общей пляске с завернутыми внутрь стопами, «по рецепту», который он сам в 1913 году предложил миру, бессознательно закладывая основы modern dance. Но танцевать этот самый танец, который он открыл, ему не суждено. Видение свадьбы истаивает в темноте, снова он один заперт в комнате, а позади нависают грозные золотые колонны.