В отличие от франшизных мюзиклов, с которыми спектакли срастаются раз и навсегда, и многих современных опер, выдерживающих за жизнь хорошо если две разных постановки, оперы Джорджа Бенджамина ставятся обильно и по-разному, особенно маленькими британскими труппами. Сам Бенджамин видел чуть ли не полсотни постановок своего главного хита «Написано на коже». В России из них побывали две: легендарная митчелловская из Экс-ан-Прованса – в Большом театре (см. «Музыкальная жизнь», 2017, № 5), полуконцертная версия режиссера Джека Фернесса – в Мариинском осенью того же 2017 года, в рамках ХVII фестиваля «Международная неделя консерваторий».
Весной 2018-го в Лондоне прошла долгожданная премьера оперы «Lessons in Love and Violence» – Бенджамин, живой классик и один из немногих по-настоящему современных, по-настоящему оперных композиторов, написал ее на текст поэта и драматурга Мартина Кримпа, большой звезды (и баламута) британского театра, а спектакль поставила Кэти Митчелл, тоже живой классик и всеобщая любимица. Разумеется, финансово Ковент-Гарден не мог бы себе позволить такой заказ в одиночку, и в совместную постановку вписались Амстердам, Гамбург, Лион, Чикаго, Барселона и Мадрид. Российских оперных домов в списке нет. Тем не менее после Британии оперу первыми услышали петербуржцы.
Сценическую – снова только наполовину – версию вновь подготовил Джек Фернесс. В его послужном списке не так много работ, зато уже есть амбициозный проект – собственная оперная компания, которую Фернесс основал в 2009 году, еще изучая музыку в Кембридже.
Компания «Шэдвелл-опера» ориентирована на молодую аудиторию и молодых исполнителей, а также на новую музыку: согласно программному заявлению Фернесса, мы живем в золотой век британской оперы, и чтобы доказать это, «Шэдвелл-опера» ставит произведения и Бенджамина («Написано на коже» и «Внутрь холма»), и других современных британцев – Марка-Энтони Тёрниджа, Питера Максвелла Дэвиса (а рядом с ними – Шёнберга и Яначека, чтобы подчеркнуть непрерывность традиции, но не забираться слишком далеко).
Не очень многочисленная труппа без собственной площадки для выступлений, разумеется, ориентируется на мобильность, лаконичность и эффектность. Яркие трейлеры на YouTube похожи на маленькие фильмы, спектакли – на аккуратно очищенные от театральности студийные постановки.
Обе постановки Бенджамина, доехавшие до Петербурга, еще аскетичнее и еще чище. Солисты подсматривают в ноты на пюпитрах, используют минимум реквизита (в «Уроках» нельзя обойтись только без короны) и ограниченное пространство: за спиной – оркестр, впереди – зрители. Музыка Бенджамина тоже подбирается к слушателю опасно близко – красивая, как вроде бы в XXI веке уже не принято, и обманчиво простая.
Бенджамин, учившийся у Мессиана, впитал бесконечные хитрости континентальной музыки и обманчивое сладкозвучие островной традиции. Британия, с богатейшей традицией домашнего музицирования и филармонических концертов, приглашенных композиторов и собственных контратеноров, с гордостью явила миру Бенджамина: по особой лицензии его музыка свободно исполняется любителями, студентами, малобюджетными коллективами; его оперы свободнее всего себя чувствуют в концертных залах. Если золотой век британской оперы в самом деле пришел, то Бенджамин – его олицетворение. Единственное сокровище британских недр, которое не пригодилось композитору для опер, – это хор. В «Уроках» на сложный и немаленький оркестр снова приходятся всего восемь певцов; по кримповскому обыкновению, некоторые – в двойных ролях.
Познакомиться с золотым веком помогала публике музыковед Ольга Манулкина: перед началом спектакля представила публике Бенджамина, который быстро и аккуратно рассказал о собственной музыке для тех, кто пропустил встречу с ним накануне (ее тоже вела Манулкина).
Дирижер Оливер Зеффман, вставший за пульт Лондонского камерного оркестра под пристальным, но доброжелательным взглядом автора, выбрал, напротив, стратегию скорее эмоциональную, чем рассудочную. Не пытаясь повторить авторскую дирижерскую трактовку, он подчеркивал эмоциональные пики и сбивчивые, хромающие ритмы, пробуждал эмпатию к героям, временами заслоняющую нарочито бесстрастную конструкцию целого.
Сюжет «Уроков» вдохновлен пьесой Кристофера Марло «Эдуард II» и посвящен политике и человеческой природе во все времена. Мартин Кримп на этот раз не стал насыщать текст нарочито современной лексикой, но прошил современной логикой. Король (баритон Марк Стоун) женат на Изабель (Сюзанна Харрелл), но свое время проводит с загадочным Гавестоном (Росс Рамгобин). Народ шутит: почему бедняки спят по трое в постели, понятно, но зачем это богатым? Придворный Мортимер (тенор Тоби Спенс – единственное звездное имя в афише), отчаявшись вразумить Короля, решается на переворот. Желая склонить на свою сторону королеву, он приводит к ней бедняков (Свидетели – Шева Теховал, Анжела Симкин и Барнаби Ри), но Изабель, как и ее муж, инфицирована красотой – чтобы доказать простолюдинам, что красота жемчужины дороже самой жемчужины, она растворяет ее в уксусе; красота исчезает. Гавестона убивают – по ту сторону жизни он становится Странником и забирает любовника. На трон садится Молодой король (тенор Джеймс Уэй), хорошо подготовленный к новой работе: некогда Мортимер задушил при нем Безумца (Барнаби Ри), которому кошка напророчила корону.
Как и в прошлой оперной пьесе Мартина Кримпа (который равно ненавидит все ярлыки, даже слово «либретто»), с героями происходит то, что сказано, и так, как описано словами, но если в «Написано на коже» эта сверхсила отдана прежде всего письменному слову, то в «Уроках» функцию перформативности обретает слово устное и, главное, музыка. Король интересуется искусством, сосредоточенным в музыке, больше, чем бедствиями народа. Его наследник в качестве наказания музыку запрещает, а в качестве развлечения предлагает Мортимеру и матери их собственные казни – разумеется, создаваемые через слово Кримпа и музыку Бенджамина.
Музыка спорит в «Уроках» сама с собой. Ее театральная иллюстративность никогда не переходит в удвоение сущностей, бесконечные ресурсы оркестровки, акустическое завоевание пространства и тембровые метаморфозы выворачивают наизнанку кримповский текст. Были ужасы реальности – стало чистое искусство, было чистое искусство – стали ужасы реальности.
Режиссура Фернесса, безусловно, ограниченная практическими задачами – сделать спектакль дешевым, компактным и транспортабельным, – выглядит при этом единственно точным решением. Здесь нет ничего лишнего и даже ничего вспомогательного, только необходимый минимум: восемь певцов, восемь стульев и, главное, оркестр.
«Уроки любви и насилия» не нуждаются в дополнительном блеске и звездных именах: Бенджамин и Кримп приготовили свой яд тщательно, и работает он безотказно, достаточно просто соблюдать рецепт. В этот вечер аккуратно и точно сработали все – даже (внутренний) цензор. При пересказе сюжета Бенджамин обошел характер отношений, связывающих Короля и Гавестона, на сцене не случилось ни одного поцелуя. Даже слово «violence» – «насилие» – в названии оперы аккуратно спряталось за перевод «жестокость». Приглушенный откровенный текст Кримпа в сочетании с бесконечным тембровым разнообразием музыки Бенджамина – как растворенная в уксусе жемчужина. Слушателей не обманули – пощадили.