Трагедия и вечный свет

Лев Винокур, названный солидной немецкой энциклопедией «интеллектуальным виртуозом», – один из самых ярких и необычных пианистов на современной академической сцене. Концептуальный подход к составлению программ, в которые обязательно включаются редкие или вообще неизвестные вещи, тщательное обдумывание всех деталей и нюансов делают его выступления подобными увлекательным странствиям по самым разным пространствам и временам. Прошедший в Большом зале филармонии 18 ноября концерт «In memoriam» не стал исключением. В драматургии очень точно выстроенного Винокуром вечера можно было выделить несколько важных мотивов и героев, ставших проводниками в иное пространство.

Главным из них оказался романтик Ференц Лист – композитор чрезвычайно важный для Винокура. Пианист является не только преданным пропагандистом его творчества, но и сыграл главную роль в фильме «Франц Лист. Последние годы» Гюнтера Кляйна. В этом концерте Лист оказался и в метафорической роли перевозящего души умерших Харона (концерт открыла написанная в последние годы жизни пьеса «Траурная гондола»), и в качестве католического священника-проповедника (первое отделение завершила фортепианная транскрипция «Confutatis» и «Lacrymosa» из моцартовского «Реквиема»), и даже в образе народного певца-сказителя (на бис была сыграна обработка Листом русской народной песни «Прощание»).

От фигуры Листа связующие нити протянулись как в будущее, в сторону Рахманинова и Скрябина, испытавших значительное влияние его артистической и художнической харизмы, так и в прошлое, в сторону Людвига ван Бетховена, которого романтик всю жизнь считал своим духовным предшественником. Прозвучавшая в первом отделении бетховенская Двенадцатая соната op. 26 была выбрана пианистом как один из самых загадочных в истории музыки примеров соседства трагического и жизнеутверждающего. Знаменитый ля-бемоль минорный «Траурный марш» из этой сонаты (именно он исполнялся на похоронах самого Бетховена) возникает в этом произведении не столько как реквием по павшим героям (как это будет позже в «Героической симфонии»), сколько как «статуя командора», «mеmento mori» в уютном и соразмерном человеку классическом мире.  Льву Винокуру в своем исполнении удалось увидеть и подчеркнуть тени траурного марша уже в открывающих сонату вариациях (в одной из них, минорной, явно проступала тема печального шествия), которые также стали великолепной рифмой к рахманиновским «Вариациям на тему Корелли».

Танец-шествие «Фолия», ставший основой для последнего сольного вариационного фортепианного цикла Рахманинова, для композитора – мерцающий из глубины веков символ вечности, а в программе концерта – ответ на трагические пафосные вопросы, заданные Скрябиным в его Первой сонате, предварившей рахманиновский опус. Пышное романтическое многоцветие было передано Винокуром без всякого надрыва, благородно и мужественно. Строгость в слышании фактуры и передачи штрихов сочеталась при этом с удивительной мягкостью и даже задушевностью, проступавшей в отдельных моментах (интонации вздоха и жалобы в уже упомянутой листовской обработке песни «Прощание» отсылали скорее к русским композиторам, тому же Мусоргскому или Чайковскому). А через подчеркнутую исполнителем лирику (удивительно тонко «спетые» фрагменты из «Реквиема») и мажорные эпизоды проступал тот неземной свет (lux aetrna), без сияния которого невозможна жизнь в ее полноте. Загадочный «веселый» финал бетховенской Двенадцатой сонаты, идущий attacca (и это было подчеркнуто!) после мрачного Траурного марша предстал в интерпретации Винокура и как хоровод блаженных теней, и как радостное упование на то, что жизнь всегда торжествует в этом мире, несмотря на любые невзгоды и обстоятельства.