События
Как это всегда бывает у Теодора Курентзиса, выбор сочинений одновременно и символичен, и органичен для него. Возможно, дирижер выбрал две партитуры просто из интереса к их имманентным свойствам, но публика уже привыкла искать подтексты и концептуальное обоснование действиям своего кумира. Так или иначе, открыв программу симфонической поэмой «Смерть и просветление», Курентзис погрузил зал в философские размышления. Как известно, уже закончив партитуру, Р.Штраус попросил своего друга Александра Риттера написать поэтический текст, ставший программой. Четыре раздела поэмы – это эпизоды из жизни артиста: его болезнь, изматывающая битва со смертью, воспоминание о самых важных моментах прожитой жизни и преображение души, перешедшей в иной мир. Звучание оркестра musicAeterna было волнующе-прекрасным: динамические волны накатывали, захлестывая эмоциональным накалом, и потом опадали, погружая в нирвану. По субъективным ощущениям, для Теодора Курентзиса было важно вскрыть закономерность приливов и отливов, те самые «arsis et thesis» – основания, на которых (как писал позднее Мессиан) покоится любое музыкальное развитие. Самыми впечатляющими вышли моменты, где жизненные токи едва пробивались еле ощущаемой ниточкой пульса: например, начало поэмы, где струнные играли нереально тихо, возникая из некой параллельной реальности.
Совершенно в ином ключе идея борьбы предстала во втором отделении, посвященном Леониду Десятникову – «любимому другу и выдающемуся композитору», как о нем говорит сам Теодор. «Зима священная 1949 года» написана на тексты из книги для чтения на английском языке (для третьего года обучения), найденной автором на чердаке на даче у пианистки Веры Горностаевой в конце 1990-х. Внешне это такое обэриутское сочинение, где автор хотел «пошалить», положив суконные слоганы («Moscow is our capital», «Moscow is full of wonderful things» и т.п.) на написанную в академическом стиле музыку для солистов, хора и оркестра. Если прибегать к сравнениям, то можно провести аналогии с кантатами «Кремль ночью» Мясковского или «К 20-летию Октября» Прокофьева, где пропагандистские слова ничуть не помешали композиторам создать шедевры.
В аннотации, приведенной в буклете, Леонид Аркадьевич исчерпывающе подробно прокомментировав программу своей симфонии, в конце дал резюме: «Мне бы не хотелось, чтобы эта вещь воспринималась только как сатира на сталинский стиль. Полагаю, смысл этой музыки глубже, и словами его исчерпать невозможно». И действительно, слушалась симфония как серьезное, самодостаточное произведение. Эффектная оркестровка, необычная драматургия, многоуровневый смысловой ряд, где каждый волен найти свои ассоциации. Да, здесь есть типичный для Десятникова диалог с предшественниками – как же без этого в эпоху постмодернизма; есть нарочитые бодрящие «иллюстрации» в духе соц-арта, цитаты и аллюзии на Моцарта, Стравинского, джазовые вкрапления. Но сейчас первые части воспринимались как искреннее объяснение в любви Москве, почти как «гимн великому городу». А номер «Из детства Чайковского» оказался мостиком к опере «Дети Розенталя» (возникшей спустя семь лет, в 2005 году). Так что чем дальше дистанция от времени создания, тем больше в «Зиме священной» проступает своего, личного высказывания, а ирония уступает место ностальгии и романтической идеализации.
Это исполнение, кстати, позиционировалось как премьера новой редакции – с добавлением органа (соло Лада Лабзина), корректировкой сольных вокальных партий (вместо меццо теперь был приглашен контратенор Андрей Немзер в пару к сопрано Агнешке Адамчак). Любопытство вызывал и факт кооперации musicAeterna с Московской консерваторией: в хор добавилось около 30 певцов, и с десяток студентов – в оркестр. Ансамбль получился на редкость органичным, и, быть может, молодежь, учившая Десятникова как чисто современную музыку, способствовала произошедшей смысловой трансфигурации от сиюминутного к вечному.
