События
На десерт театр подготовил концерт своего оркестра. В его программу вошли произведения Димитриса Митропулоса, Сэмюэла Барбера, Сергея Прокофьева и Мориса Равеля. Ее представил один из самых ярких российских музыкантов молодого поколения, главный дирижер Челябинского симфонического оркестра Алексей Рубин.
Объединяющим фактором всех исполненных сочинений можно назвать самого маэстро Митропулоса, грека по рождению, которому и посвятили этот вечер. Ведь именно он, например, продирижировал в 1958 году премьерой оперы «Ванесса» Барбера, которая недавно появилась в репертуаре московской труппы. Он исполнял и барберовскую балетную сюиту «Медея», вошедшую в концерт. А с Третьим фортепианным концертом Прокофьева, который также звучал в этот вечер, связана экстраординарная история. Заболел солист, который должен был играть Концерт с Берлинским филармоническим оркестром, и Митропулос вышел на сцену в амплуа и пианиста и дирижера. Публика была шокирована. Этот трюк он будет повторять потом еще не раз. На концерте в «Новой Опере» в этой же роли побывала молодая звезда Ева Геворгян, выступив и как пианистка, и как дирижер. Исполнял мастер и равелевский «Вальс» (сохранилась запись 1943 года), который стал финалом концерта и всего фестиваля.
Начали же с сочинения самого Димитриса Митропулоса, мало известного в амплуа композитора. Поэтому идея «Новой Оперы» показать одно из его композиторских творений выглядит не как открытие доселе неизвестного шедевра, а скорее как благородный жест уважения к великому мастеру.
Burial («Погребение») – первое масштабное произведение для оркестра девятнадцатилетнего Митропулоса. Оно выражает религиозность автора: в рукописи цитируется описание погребения Иисуса Христа по Евангелию от Матфея, а также приводятся фрагменты поэмы «Гибель сатаны» Виктора Гюго. Как сказал Ярослав Тимофеев во вступительном слове, это «позднеромантическая фуга единого строения и дыхания с тщательно выстроенной кульминацией и тихим концом». С его мнением не поспоришь. Можно согласиться и с Алексеем Рубиным, отметившим, что пьеса отличается строгим, возвышенным духом, протяженными мелодическими линиями. Оркестр и дирижер постарались выжать из этой довольно ординарной музыки все, что возможно. Но ухо ловило и отсылки к грандиозным сочинениям Баха, одновременно вспоминались другие высказывания в жанре погребального шествия, что говорит об определенной вторичности произведения грека.
Митропулоса уважили и перешли к Прокофьеву, к тому самому Третьему фортепианному концерту, где Ева Геворгян повторила путь мастера. Это выступление стало первым ее опытом в дирижерском амплуа. К концерту в «Новой Опере» девушка серьезно готовилась: полгода занималась с Ваагном Папяном и факультативно посещала дирижерские классы в Московской консерватории. В обеих ролях Геворгян показала себя уверенно, хотя, конечно, игре на фортепиано она уделила бóльшую часть своего внимания. Технический диапазон пианистки представлялся безграничным: казалось, для нее нет ничего невозможного. Геворгян одинаково удавались как места, включающие крупную, «парадную» технику, так и кантиленные, лирические эпизоды. Вместе с тем недостаточно колкими, острыми получились островки прокофьевского юмора в этом концерте, которых здесь немало – и у нее, и у оркестра. Оттого общая интерпретация оказалась несколько блеклой и аморфной, без должного драйва и энергетики.
Лакомым кусочком программы стала балетная сюита «Медея» Сэмюэла Барбера – пожалуй, главного композитора Крещенского фестиваля в 2025 году. «Медею» он сочинил для знаменитой танцовщицы Марты Грэм и ее труппы Martha Graham Dance Company. Сюжетная линия спектакля представляла собой воскрешение мифической истории о ревнивой героине, которая убила невесту своего бывшего возлюбленного Ясона. Постановка охватывала собой два уровня: и древний, и современный. По словам Грэм, она хотела показать, что за прошедшие века в человеческой жизни ничего не поменялось: все так же гибнут люди из-за чувств ревности, злобы, мщения и эгоизма. Творение Грэм и Барбера имело большой резонанс. Критики называли музыку «искусной и красочной», а некоторые ставили ее в один ряд с великими театральными сочинениями Рихарда Штрауса, Сергея Прокофьева, Белы Бартока. Но Барбер решил не останавливать работу над произведением, и впоследствии возникла отдельная балетная сюита: для нее он расширил состав оркестра (изначально он был камерным). Состоящая из семи частей, она последовательно раскрывает сюжет творения и дает музыкальные характеристики всем персонажам. Опираясь на синопсис, Барбер в своей сюите великолепно передает античный дух. Его можно было тщательнейшим образом ощутить и оценить в интерпретации оркестра «Новой Оперы» под управлением Алексея Рубина. Своеобразные тембры, ритмы, гармонии в очень подробном, детализированном и красочном исполнении создавали особую ауру – ауру древней трагедии и эмоций сильнейшего накала. Хотя в некоторых местах можно было почувствовать и влияние Игоря Стравинского, его «Весны священной»: у Барбера также очень важна ритмическая сторона музыки, хотя стихийность не приобретает подобного размаха и силы.
В завершающем весь вечер и заодно фестиваль «Вальсе» Мориса Равеля Рубин подчеркнул особенный контраст зловещих, темных вихрей, сметающих все на своем пути, и роскошную чувственность бального вальса. Здесь главенствовали сильнейшие эмоции, хотя находилось место и тонким, изысканным краскам. Также дирижер выделил монтажный принцип строения сочинения: один план постоянно сменялся другим, и так до бесконечности. Постепенно росло, ширилось здание этого «Вальса», включающего в себя различные оттенки танца, приобретая космический масштаб, ощущение грандиозного пространства. Но в итоге картина «прекрасной эпохи» разрушалась. Как отметил Ярослав Тимофеев, в финале господствует деконструкция: малый барабан как будто исполняет очередь выстрелов. И красота придворного танца умирает в масштабных бедствиях Первой мировой войны. Концерт начался оплакиванием ее жертв в Burial Митропулоса и завершился ее приходом в «Вальсе» Равеля. Что ни говори, в «Новой Опере» однозначно умеют выстраивать программы.
