События
В Большом зале Санкт-Петербургской филармонии состоялся концерт, заставивший еще раз удивиться поразительному умению Петра Ильича Чайковского быть созвучным любой эпохе.
Так уж случилось, что 180-летие классика пришлось на время всемирной пандемии, когда привычные формы концертной практики неожиданно оказались под угрозой. Более того, сама дата дня рождения классика, 7 мая, в аккурат пришлась на разгар карантинных мер, когда даже помыслить о публичном концерте нельзя было. Тем отраднее, что запланированный ноябрьский концерт все-таки состоялся, и ставшему за пульт Академического симфонического оркестра Санкт-Петербургской филармонии Дмитрию Лиссу удалось поделиться своим видением и слышанием хрестоматийных произведений Петра Ильича. Руководящий уже четверть века Уральским академическим симфоническим оркестром, хорошо известный не только в России, но и за ее пределами Дмитрий Лисс принадлежит к счастливому типу дирижеров-концептуалистов, которые никогда не будут играть музыку «просто так», будь то популярный вальс или классическая симфония. Программа вечера была условно выстроена «от простого к сложному» и стала оммажем не только Петру Ильичу Чайковскому, но и Евгению Александровичу Мравинскому, обожавшему «Франческу да Римини» и Пятую симфонию и дирижировавшему этими произведениями часто и с большим удовольствием.
Концерт открылся сюитой из «Лебединого озера», где уже с первых тактов (взволнованного тремоло струнных и арфового всплеска) было задано настроение волнения и тревоги, сохранявшееся на протяжении всего вечера. В светлых бликах известного вальса и праздничного соло трубы «Неаполитанской» песенки слышалась скорее ностальгия по ушедшему прошлому, нежели упоение жизнью в ее многокрасочности. Дмитрий Лисс завершил сюиту триумфальной мазуркой, после которой инфернальные зовы начала «Франчески да Римини» прозвучали как tuba mirum, труба апокалипсиса, неожиданно вторгающаяся, когда вроде бы «празднество в разгаре». В трактовке Лисса этой известной симфонической фантазии слышалось очень много рахманиновского, рокового и неумолимого. Дирижер собрал все разнохарактерные музыкальные звенья в единую строгую концепцию, со взрывом отчаяния в кульминации и последующим соло кларнета, передающего состояние полной прострации. Это как раз был тот случай, когда красота внешняя (например, изумительные соло флейт сквозь мелодические линии у кларнетов) работала на раскрытие внутреннего.
Исполненная после антракта Пятая симфония продолжила тему «тревожного времени», заданную в первом отделении в ракурсе «дьявольского карнавала». В интерпретации Дмитрия Лисса неожиданно обнаружилась близость Пятой Чайковского «Фантастической симфонии» Берлиоза: тот же принцип «лейттемы», появляющейся во всех частях, та же попытка уединиться в молитвенное созерцание или забыться в звуках прекрасного вальса, тот же «инфернальный шабаш» в финале. Евгений Мравинский, дирижировавший Пятую на протяжении всей своей жизни, говорил о «страшном мажоре» в финале, осаживая темп и устраивая в самом конце жестокий марш, сметающий все живое на своем пути. Дмитрий Лисс превратил «шествие внешнее» во внутреннюю угрозу. Вместо солдат в мундирах скорее представлялась веселящаяся молодежь с новомодными гаджетами, совершенно не задумывающаяся ни о настоящем, ни о будущем. И от этого становилось не менее страшно. История, действительно, движется витками. Радостное упование, с которым встречали XX век, обернулось трагедиями и горестями. Вера в прогресс и во всемогущество человека, как мы видим, дает сбои и в XXI веке, так что для нас сейчас музыка Чайковского не менее актуальна, чем сотню с лишним лет назад.
