События
Мощным локомотивом Московская филармония продолжает путь к непривычному оркестровому языку, не страшась незнакомых для публики имен, бронебойных звуков и перформативных жестов. Абонемент «Другое пространство. Continuo» уверенно курсирует по расплывчатым границам современной музыки, охватывающим территорию целого века. На трех концертах нынешнего сезона выстроены мосты от главных европейских экспериментаторов прошлого столетия к мировым премьерам российских авторов. На втором вечере дистанция оказалась самая значительная ‒ от первой четверти двадцатого века с Эдгаром Варезом и Альбаном Бергом к веку двадцать первому с Фараджем Караевым и Владимиром Горлинским. Протаптывали дороги к новым и редко звучащим пьесам музыканты активно развивающегося коллектива ‒ Российского национального молодежного симфонического оркестра (РНМСО), которым управлял в этот раз Федор Леднёв, один из главных укротителей сложнейших партитур. Слушателям же помогал погрузиться в новые звучания ведущий Ярослав Тимофеев, рассказывая в своей гипнотично-спокойной манере о задумках авторов.
Программа собралась более чем масштабная ‒ и по времени концерта, и по объему оркестра, с тройным, четверным и даже пятерным составами, не говоря об усилении обоймы ударных и введении дополнительных инструментов. Судя по качеству результата, для ее реализации потребовалось немало сил и подробной работы с талантливой молодежью, осторожно набирающей опыт в эстетике новой музыки.
Непрямые параллели концерта устремились одновременно в прошлое и будущее, соединив размышления о вчерашней эпохе с громогласным бурлением завтрашнего дня. Первая пьеса концерта Vingt ans après ‒ nostalgie… («Двадцать лет спустя ‒ ностальгия…») асмовца второго поколения Фараджа Караева с гнетущей тяжестью смотрит во времена его наставников Эдисона Денисова и Альфреда Шнитке. Их монограммы A.(E)Sch. и Ed(E)S.D вошли не только в подзаголовок, но стали плотью и кровью всего сочинения, наполняя пьесу обсессивными повторами тритонов и густыми сонорами. Начало пьесы озадачило музыкантов: тревожно тянувшиеся звуки передавались точно, но в пространном блуждании, как в лабиринте с непрозрачными стенами. Выбраться из него удалось вместе с переходом в вязкое варево фактуры, окутывавшей раскатистыми волнами амфитеатр филармонии.
На следующий уровень мощностей слушателей переключили «Америки» Вареза ‒ главного звукотембрового провидца и бескомпромиссного радикала из столетнего прошлого. С этой симфонической махиной пятерного состава и его огнедышащими ревами композитор из Франции в 1927 году ворвался в историю американской культуры под шумные реакции публики. Невероятный и безумно редкий опыт ‒ оказаться сегодня в жерле этого бурлящего котла, из которого вдруг прорываются то знакомые по «Весне священной» мотивы-заклички и угловатые прыжки, то мерцающие блики в духе Римского-Корсакова или Дебюсси, и все это в индустриальном панцире из грома ударных и воя сирен. Варез смотрел в будущее, «Америки» стали для него символом открытий и новых миров. Из XXI века намеренная перегруженность сочинения ощущается соразмерной реалиям, произошедших за это время.
Современник Вареза Альбан Берг путешествовал по иной орбите, кружащейся вокруг педагога Арнольда Шёнберга и его идей. Именно ему посвящены Три пьесы для оркестра, вошедшие в программу. В звучании РНМСО были слышны подробности кропотливой работы двадцатилетнего Берга над деталями оркестровки. Оказавшись рядом, орбиты Вареза и Берга нашли точки пересечения в скоплениях звуковых масс, но все же корни Трех пьес ‒ в австрийской музыке. Томительная экспрессия гибких, вздымающихся мелодий ‒ признак уходящей эпохи Густава Малера, дошедшей до нового градуса кипения у будущего отца додекафонии Арнольда Шёнберга.
Насыщенная программа финализировалась настоящим апофеозом ‒ перформативным действом, за которым зрители едва успевали следить: вертели головами, искали очередной источник звука и записывали на телефоны. Такова мировая премьера «Скрипичного концерта» Владимира Горлинского ‒ композитора с бесконечным числом оригинальных идей, упакованных плотно, но цельно. Произведение было заказано по программе Союза композиторов России «Ноты и квоты» к столетию Леонида Когана по инициативе его внука, продолжателя скрипичной традиции Даниила Когана, и готовилось специально для Московской филармонии. Сложная акустика зала и его театральная архитектура уже провоцировали Горлинского, как и Алексея Сысоева, на эксперименты с пространственными решениями и включением многоканальной акустической системы, но сейчас зрительный зал стал даже не просто дополнением, а буквально полноправной территорией для музыкантов и аудитории.
Задавая себе вопрос об идентичности скрипичного концерта, Горлинский добрался до его подсознательного уровня, вытаскивая оттуда причудливые аллюзии и фантасмагоричные сны, со странными трансформациями. Солист в лице Даниила Когана теряет свою центральную роль и перемещается по разным точкам зала, флейтисты, по законам жанра, соревнуются с ним, играя при этом на дудках-калюках, а тромбонисты ‒ на диджериду, созданных на 3D-принтере. В амфитеатре солист вскоре находит неожиданных двойников ‒ скрипачей, вышедших из оркестра и желающих обрести свою независимость от диктатуры синхронности. Вторит солисту и неземной вокализ сопрано Ольги Россини, участницы ансамбля-группы N’Caged, появляясь сначала голосом из абстрактного небытия, а затем материализуясь в образе мистической оперной дивы, словно вышедшей из фильма Дэвида Линча. Ближе к финалу с дальних балконов доносятся голоса вокалистов ансамбля Intrada из мегафонов.
Избегание центра в концерте композитор связывает с «Поэмой без героя» Анны Ахматовой, о параллелях с которой скорее любопытно размышлять, чем искать прямые аналогии. Парадоксально: уходя от центризма фигуры солиста, Горлинский приблизился не к антиконцерту, а именно к концерту, его summa summarum. Вскрылась природная театральность жанра, его жажда эффектности и блеска. Да и музыкальная партия Даниила Когана как раз такова: она контрастна и сложна, ее истонченный трепет сменяется виртуозной необузданностью. Впрочем, участие оркестрантов РНМСО точно не назовешь «подыгрыванием» ‒ там полно изобретательных находок, деталей и отзвуков, от которых буквально замирает сердце. Перечислять не будем: лучше заглянуть в трансляцию на сайте филармонии, а в идеале ‒ не пропустить следующее исполнение, чтобы услышать всех двойников из «театра звуков» Владимира Горлинского.
