Среди озер, полей и гор, в маленьком швейцарском городке Роль концертное крещение проходит Rachmaninoff International Orchestra: за дирижерским пультом – Кент Нагано, за роялем – Михаил Плетнёв, в программе – конечно же, Рахманинов.
Оркестр называется Рахманиновским, хотя, по сути, его главный музыкальный стержень – Михаил Васильевич Плетнёв: это его имя и его музыкальное присутствие являются главным центром притяжения для огромной международной команды проектного оркестра. Год назад в Братиславе уже был осуществлен первый пробный шаг в этом направлении – вместе с оркестром, собранным из музыкантов разных стран, Плетнёв записал «Лебединое озеро» Чайковского и «Кармен-сюиту» Щедрина. Тогда же для нового коллектива было выбрано имя Рахманинова – одного из самых значимых для маэстро композиторов.
Проектный международный симфонический оркестр (вместе на одной сцене сидят музыканты из Словакии, России, Украины, Израиля, Франции, Германии, Испании, Швейцарии и т.д.) – затея, безусловно, утопическая по сути своей. Недаром «Утопией» называется другой подобный оркестр, который сразу приходит на ум. Идея Рахманиновского оркестра кажется еще более утопической, поскольку этот проект был инициирован в мае 2022 года, в гораздо более сложные в международном смысле времена. С тех пор планета влетела лишь в еще большую зону турбулентности – кажется, весь мир в огне, а на сцене многоязычное, многонациональное сообщество музыкантов (состоявшихся солистов и концертмейстеров известных оркестров, бывших коллег, недавних студентов) еще способно договориться о том, как играть Рахманинова.
Главный менеджер и инициатор Рахманиновского международного оркестра – Сергей Марков. С Михаилом Плетнёвым (который с 2022 года не выступает с концертами в России) его связывает не только вера в успешное будущее, но и опыт удачной совместной работы в прошлом – с 1994 по 2005 год Марков занимал пост директора и президента Фонда Российского национального оркестра. Идею создания РМО (даже в этой аббревиатуре есть что-то очевидно созвучное) генеральный директор проекта объясняет предельно просто: «Плетнёв остался без оркестра, а оркестр без Плетнёва – и это непорядок. Ему нужен такой музыкальный инструмент, чтобы выражать свои идеи, а его музыкальные идеи нужны очень многим людям». Трудно с ним в этом не согласиться. Финансируется проект за счет международных благотворительных пожертвований (так же когда-то начинал и РНО), в том числе и из России. Так что на данном этапе это принципиально независимый проект.
По сравнению с братиславской записью состав оркестра заметно изменился. Кто-то не смог, кого-то не отпустили. По замыслу организаторов проекта, в будущем им хотелось бы сделать примерно пятьдесят процентов состава (сердцевину оркестра) неизменными, а остальные будут варьироваться в зависимости от состава сочинений и расписания гастролей. Таким образом, в утопически-оптимистичном видении дирекции подобный расклад позволит сочетать художественную целостность и общее понимание духа и стиля с постоянным компонентом обновления. «В мире нет недостатка в прекрасных, профессиональных, слаженных, дисциплинированных оркестрах, и это замечательно. История этого оркестра немного другая: когда на ваших глазах из хаоса создается порядок, из чего-то непонятного – гармония. И в этом есть свой драматизм», – говорит Сергей Марков. Такая вот попытка обретения художественного баланса в разгар всеобщего размежевания.
В первую очередь Плетнёву, конечно, интересно дирижировать. Но, поскольку на дворе юбилейный год Рахманинова, чье имя носит оркестр, для двух дебютных концертов была выбрана масштабная и амбициозная программа – все фортепианные концерты Рахманинова и Рапсодия на тему Паганини. В качестве бонуса – несколько сочинений Гордона Гетти – миллионера, инвестора, филантропа и по совместительству композитора, чьи произведения РНО под руководством Плетнёва не раз включал в свои программы. Американский композитор и сам приехал в маленький швейцарский городок Роль оценить исполнение своей музыки новым оркестром: прозвучала увертюра, а также два вокальных номера из его оперы Plump Jack. Солисты – баритон Лестер Линч и сопрано Александра Армантрединг.
Откуда, собственно, возник в этой истории город Роль? Прежде всего, это, конечно, связь со Швейцарией – и Плетнёва, живущего здесь уже много лет, и Рахманинова, для которого эта страна стала европейским оазисом перед окончательным отъездом в США. А для дебютных концертов нового, пока никому не известного Рахманиновского оркестра подобным надежным и безопасным оазисом стал концертный зал местной элитной школы Le Rosey. Расположенный в огромном роскошном парке, культурный центр Paul&Henri Carnal Hall, напоминающий космический объект, приземлившийся в швейцарской глубинке, предоставляет свою сцену не только учащимся школы, но и таким звездам, как Максим Венгеров, Рено Капюсон, Авишай Коэн, Элен Гримо, Поль Мейер и т.д.
Двум концертам свежескомпонованного оркестра предшествовала неделя интенсивных репетиций. Собственно, тот самый желанный «драматизм» происходящего на сцене возникает за счет обостренного слухового внимания музыкантов друг к другу: не имея долгого опыта совместного музицирования, оркестранты вынуждены особенно сосредоточенно слушать соседей по сцене. А главный вектор в общем музыкальном мышлении оркестра задает солист, который в товарищеском тандеме с Нагано (многолетним другом и верным партнером Плетнёва по сцене) показывает за роялем, уточняет штрихи, маневрирует от жесткой ритмической устремленности к отстраненной импровизационности. Добровольный сеанс коллективного музыкального гипноза. Несмотря на то, что маэстро Нагано, очевидно, отдает в этих концертах с точки зрения музыкальной концепции пальму первенства Плетнёву (возможно, определенную роль в этом сыграл факт напряженного расписания – между репетициями он успел продирижировать премьерой «Саломеи» Чернякова в Гамбурге), его работа с оркестром достойно профессиональна: полный, красочный звук, отточенность оркестровых соло (здесь, конечно, можно лишь порадоваться возможностям международного состава), крепкие, проработанные кульминации, внятные полифонические проведения.
В первый вечер прозвучали Рапсодия на тему Паганини и Третий фортепианный концерт Рахманинова. Оба сочинения объединяла несколько потусторонняя дистанцированность солиста: Рапсодию Плетнёв начинает с почти джазовой флегматичностью, медленно разматывая клубок вариационного цикла, – каждую оркестровую кульминацию он опускает в спокойные, как Женевское озеро, воды своего соло. Первая часть Третьего концерта демонстрирует поначалу явственно ощутимый эмоциональный контрапункт дирижера и солиста – активного и стремительного Нагано и предельно сдержанного Плетнёва. И неожиданно пристальный взгляд пианиста в публику во время знаменитой главной партии создает стойкую иллюзию подслушанного внутреннего монолога. Бескрайнее музыкальное море Третьего концерта колеблется на тонкой пульсации волнения, покоя, внутреннего упорства и оглушительного финала.
Три фортепианных концерта, исполненных во второй вечер, представили совершено иной эмоциональный образ и совершенно иной пианизм. Первый и Четвертый концерты в первом отделении отбросили слушателя из дистанцированной манеры прошлого дня в мир активно проживаемого времени: юношеский драйв и живое бурление Первого концерта сменились не менее активной устремленностью Четвертого, особенно виртуозно воплощенной в макабрическом финале.
И, наконец, Второй фортепианный концерт, завершавший этот двухдневный цикл, можно отнести к лучшим (если постесняться таких слов, как «эталонный») исполнениям лучших страниц музыки Рахманинова, без тени излишней сентиментальности и пафоса: естественная устремленность первой части, почти малеровское звучание струнных в медленном Adagio, полифоническая гонка и бархатная безбрежность финала.
И в конце, после оглушительных оваций, один из фирменных бисов Михаила Васильевича – фортепианная обработка Балакиревым «Жаворонка» Глинки. Плетнёв магическим образом сохраняет ощущение сиюминутного экспромта на мотив знакомой с детства песни, слова которой автоматически всплывают в памяти: «Между небом и землей». Лучше про концерты Плетнёва и не скажешь.