Узоры небытия

Владимир Юровский известен как один из самых активных энтузиастов современной музыки и убежденный сторонник сотрудничества с композиторами в форме их «творческих резиденций» у оркестров, которые он возглавляет. В этом году он пригласил в свой берлинский оркестр Елену Фирсову, нашу соотечественницу, которая последнюю четверть века живет в Великобритании, но уже в годы своей московской жизни выступила как один из наиболее значительных авторов поколения «семидесятников» (тех, кто творчески заявил о себе в 1970-е годы). Вместе со своим будущим мужем Дмитрием Смирновым она еще в Московской консерватории стала неофициальной ученицей Эдисона Денисова. (Среди других, не менее известных ее учителей – Филипп Гершкович, ученик Берга и Веберна.) В 1979 году на съезде Союза композиторов Фирсова подверглась разносной критике в докладе Тихона Хренникова: так она попала в «хренниковскую семерку» – черный список отечественных композиторов, неугодных музыкальному официозу. В годы «перестройки» Фирсова вместе со Смирновым активно участвовала в создании Ассоциации современной музыки (АСМ-2), которая продолжила деятельность одноименного творческого объединения, существовавшего в 1920-е годы. В 1993-1997 годах она преподавала композицию в Килском университете (Стаффордшир), а в 1999-2001 годах – в Королевском Северном музыкальном колледже в Манчестере. Имела заказы от Би-Би-Си, Немецкого Радио, ЭКСПО-2000 (Ганновер), Королевского оркестра Консертгебау (Амстердам), Бродски-квартета и других музыкальных организаций и фестивалей.

С Берлином Елену Фирсову связывает давняя история творческого успеха. В этом городе ранее состоялись премьерные исполнения ее Реквиема на стихи Анны Ахматовой (2003), а также Двойного концерта для скрипки и виолончели с оркестром (под управлением Тугана Сохиева, 2016). Помимо концерта, состоявшегося 21 ноября, в этом сезоне нам предстоит услышать еще несколько новых сочинений Фирсовой, написанных специально для Симфонического оркестра Берлинского радио: Концерт для альта с оркестром (30 апреля и 1 мая), «Сад сновидений» (15 и 16 января), а в ближайшем предновогоднем концерте (30 и 31 декабря) – «Узоры радости» для хора с оркестром (под управлением Карины Каннелакис). Кроме того, RSB выступил заказчиком Концерта для фортепиано с оркестром, который впервые прозвучит 16 и 17 июня в Амстердаме (Консертгебау), а 26 и 27 февраля под управлением Юровского будет исполнен Concerto Piccolo для виолончели с оркестром Дмитрия Смирнова – композитора, с которым Елена Фирсова прожила всю жизнь и который после скоротечной болезни скончался весной 2020 года, став одной из первых жертв пандемии коронавируса. Это исполнение будет посвящено его памяти.

Пьеса для оркестра «Ночь в Аппене» – первая симфоническая работа Фирсовой, прозвучавшая в рамках нынешней «резиденции». Она вошла в один вечер вместе со Скрипичным концертом Берга (в исполнении Дэниэла Хоупа) и Шестой симфонией Чайковского. Выбор столь мощной программы не случаен: этот концерт состоялся в Воскресенье Вечности, известное также как День усопших, – последнее воскресенье в литургическом году, которое отмечает евангелическая (протестантская) церковь перед наступлением первого предрождественского Адвента. По традиции этот день посвящен размышлениям о смысле человеческого существования, надеждам на воскресение из мертвых и наступление Страшного суда. Сочинение Фирсовой – своего рода опыт музыкального переживания чувств и тревог. Они неожиданно настигают человека, когда он оказывается в уединении вдали от привычного образа и ритма жизни. (Аппен – название маленькой деревни в северной Германии, где уже тридцать лет живет София Губайдулина. По словам автора, она написала эту пьесу после своего визита к старшей коллеге – тогда ей довелось пережить эти настроения.) Партитура «Ночи в Аппене» отличается сумрачностью и вместе с тем свойственной автору изысканностью оркестровых красок, живописующих образы темноты и душевного беспокойства. Очень красивым получился просветленный конец, где звуки наступающего утра появляются у легкой «перкуссионной» палитры (колокольчиков, тарелочек, треугольников, кротали, деревянных ударных и др.): в них угадываются отдаленные мотивы птичьих голосов и даже крики петуха.

Исполнение Дэниэлом Хоупом и Владимиром Юровским берговского Концерта «Памяти ушедшего ангела» можно с уверенностью назвать одним из самых поэтичных и точно прослушанных. Музыканты порадовали объемной, многомерной трактовкой партитуры, выявившей многие ее ценные детали. Им удалось выстроить захватывающую драматургическую линию от самых первых тактов, где зарождаются музыкальные образы сочинения, до последнего, словно уходящего в небеса, истаивающего аккорда, в котором, словно в точке схода, объединены все тайные звуковые послания композитора, сочинявшего этот концерт как реквием самому себе. Следуя традиции Дня усопших, Хоуп исполнил на бис одну часть из сольной Скрипичной сонаты Эрвина Шульхофа – чешского композитора, во время войны замученного нацистами в концлагере.

Шестая симфония Чайковского, прозвучавшая во втором отделении, – еще одна композиторская «лебединая песня» и, наверное, самая сокровенная музыкальная исповедь из кем-либо когда-либо написанных. Ее исполнение стало уже не первым обращением Юровского к этой поистине бездонной партитуре. Оно впечатлило убедительным личностным прочтением и весьма небанальной трактовкой. (Притом заметно отличающейся от той, что известна по более ранней записи с Лондонским филармоническим оркестром, и той, что дирижер представлял когда-то в Москве с Российским национальным оркестром.) Вся первая часть, драматургически наиболее сложная, прозвучала как единый постепенный взрыв по нарастающей волне. Ее заключение-кода отличалось суровой сдержанностью, далекой от привычных просветленно-примирительных трактовок. Постепенное сгущение беспокойных мотивов в третьей части (подобно разгорающейся «мышиной войне» в «Щелкунчике») обернулось настоящим триумфальным шествием полководца-Смерти. Ближе к концу медленного финала (перед вступлением тромбонов) убедительной звуковой находкой стала тембровая модуляция: закрытые звуки у валторн, своим движением ко все более «металлической» окраске звука постепенно приводящих нас к фатальному удару тамтама, вступающего в этом месте единственный раз за все сочинение. Постепенно затихающая кода запомнилась неумолимой жесткостью акцентов у контрабасов, отстукивающих последние удары угасающего сердца… Особенно порадовало, что за три года сотрудничества с Юровским берлинский оркестр хорошо освоил то самое «русское» звучание, без которого немыслимы присущие Чайковскому сокровенность и истовость. (Слово, не поддающееся точному переводу ни на один из языков!)