События
Памяти недавно ушедшей Наталии Касаткиной, основателя Театра классического балета, выдающегося хореографа и балерины, труппа показала свои лучшие и раритетные спектакли на Исторической и Новой сценах. Фестиваль завершился премьерой вокально-хореографической симфонии «Пушкин. Сны после жизни» Андрея Петрова.
Программу открыл вечер одноактных балетов на Исторической сцене 22 июля. «Чудесный мандарин» Белы Бартока, «Весна священная» Игоря Стравинского и «Петербургские сумерки» на музыку Пятой симфонии Петра Чайковского продемонстрировали многообразие таланта выдающихся хореографов – супружеской пары Наталии Касаткиной и Владимира Василёва. Первый спектакль – эротический триллер, в котором главенствует эстетика двоемирия, а сам сюжет, рассказывающий о загадочном Мандарине, воспылавшем страстью к уличной проститутке, вызвал на премьере в 1926 году обвинения в аморальности – и у публики, и у властей. И сегодня он выглядит несколько провокационно. Другой спектакль – «Весна священная» – поистине легендарен для советского балета, ведь Касаткина и Василёв были первыми хореографами в стране, кто обратился к музыке Стравинского. В этих двух постановках, прежде всего, хочется обратить особое внимание на Галину Гармаш, которая сумела интересно воплотить столь разные, диаметрально противоположные образы – манерную сексуальную куртизанку в балете Бартока и поникшую, изначально предчувствующую свою скорую смерть Избранницу в балете Стравинского. Николай Чевычелов в образе инфернального Мандарина своей пластикой сумел выразить бездушность этого персонажа, четко идущего к своей цели – завладеть женским телом, в то время как Артем Хорошилов в роли Пастуха в «Весне» был в меру драматичен и мужественен. Запомнилась Александра Козлова – Бесноватая: ее героиня воспринималась как колдунья, пребывающая в общении с языческими богами, и как злой Рок, разрушающий любовь Пастуха и Избранницы.
«Петербургские сумерки» на фоне этих замечательных постановок выглядели откровенно скромно. Этот крайне редко идущий в репертуаре Театра балет-элегия рассказывает о Страннике, осознавшем, что город на Неве разрушил все его идеалы и мечты. Надоевший быт и взаимное непонимание в отношениях героя со Спутницей разрушают его душу. Оттого в грезах Странника возникает образ Музы – идеала, о котором он мечтал в молодости. Поэтому появляется еще одно видение, Юность (балетный дуэт): то, какими видел в мечтах свои отношения со Спутницей наш герой. В финале спектакля молодой человек оказывается в гуще толпы, пытаясь принять реальность, но он не способен на это и окончательно разочаровывается в жизни, удаляясь в пустоту.
Лирическая одномерность хореографии «Сумерек» порой заметно контрастировала с сильнейшим драматизмом Пятой симфонии Чайковского, музыка которой, конечно же, выше любых балетно-выразительных средств. Оттого действие выглядело монотонным, и даже приятные работы Артема Хорошилова (Странник), Марины Волковой (Муза), Дарьи Макаровой (Спутница), Алисы Вороновой и Гаджимурада Дааева (Юность) не повлияли на общий градус действия.
Визитные карточки труппы – «Сотворение мира» Андрея Петрова и «Ромео и Джульетта» Сергея Прокофьева – были представлены уже на Новой сцене 23 и 24 июля. И здесь присутствовала необходимая гармоничная уравновешенность всех компонентов, обеспечивающих отличное качество спектакля. Но главные достижения – в исполнительской составляющей. Молодой, но невероятно артистичный, обладающий большим прыжком Сергей Кузьмин в роли Адама покорил зал буквально с первой минуты. Достойной ему партнершей стала Марина Волкова – лиричная, женственная, мудрая Ева. Николай Чевычелов предстал в двух ипостасях: обаятельный, ироничный забияка-Черт в «Сотворении» и элегантный, остроумный Меркуцио в «Ромео». В первом спектакле его линию подчеркивала сообщница – темпераментная и лукавая Чертовка Алисы Вороновой. И снова выделилась Галина Гармаш, которая была просто бесподобной Джульеттой. Миниатюрная, беззащитная, на первый взгляд, но угловатая в движениях девочка-подросток на самом деле смогла постоять за себя и свою любовь. Драматическая сущность роли у балерины органично вытекала из говорящего, эмоционального танца, рождая настоящий сценический шедевр. Прекрасен был хладнокровный Тибальд в исполнении Андрея Больбота, он покорил отточенностью, скульптурностью каждого жеста. Впечатлили Дарья Макарова и Игорь Цыганков – чета Капулетти, соблюдающие традиции и жесткие правила рода. В спектакле Касаткиной – Василёва эти партии имеют полноценную танцевальную характеристику, а не сугубо пантомимное решение, как во многих других советских версиях. Совершенно очаровательной оказалась характерная Кристина До в партии Кормилицы Джульетты, роль которой здесь тоже совсем не «кушать подано».
Но все-таки главное событие фестиваля – это «Пушкин. Сны после жизни». Впервые это уникальное сочинение под названием «Пушкин. Размышления о поэте» Андрея Петрова было показано в 1979 году в Кировском (ныне Мариинском) театре. В главных ролях тогда блистали Ирина Колпакова и Наталья Большакова (Наталья Гончарова), Равиль Багаутдинов, Вадим Гуляев (Пушкин). Сейчас Театр классического балета представил новую версию спектакля, чуть сокращенную и с несколько иными акцентами: например, полностью исчезла сцена дуэли и смерти Пушкина. Теперь постановка заканчивается проникновенным адажио поэта с супругой и Музой. Синкретический жанр всего действа придает особую грандиозность этому проекту, ведь кроме балета здесь задействован хор, у которого большая нагрузка (потрясающая работа коллектива Академии хорового искусства имени В.С. Попова, хормейстер – Николай Азаров), отдельная партия – у солирующего меццо-сопрано (великолепная Валерия Торунова из Молодежной оперной программы Большого театра), которая поет прямо на сцене, слева от основного действия. И, конечно, есть чтец, параллельно зачитывающий строки из стихотворений Александра Сергеевича. В этой роли выступил художественный руководитель Театра классического балета, сын Наталии Касаткиной и Владимира Василёва Иван Василёв.
Сам спектакль ни в коей мере не является переложением на балетный язык биографии поэта. Все, что зритель видит в постановке, представлено как бы сквозь дымку воспоминаний – это грезы о жизни Пушкина. На сцене возникают и исчезают различные образы и символы-аллегории, призванные максимально раскрыть внутренний мир гения и его глубину, дать понять, что он чувствовал. Неизменно на протяжении двух актов героя окружают Муза, Бесенок и Безумец – они воспринимаются как отражение сторон его души, его терзаний и переживаний. Здесь нет реалистической достоверности, быта, грани между сном и явью стираются. И даже образ Пугачева, появляющийся в одной из сцен спектакля, которую можно по праву назвать трагической кульминацией всего произведения, лишен исторического пафоса. Он воплощает свободу духа и действий: поднимаясь над народом, как вождь, он будет сражен, так же, как и великий поэт.
Гениальная партитура Андрея Петрова являет собой подлинный оммаж Александру Сергеевичу. В ней композитор воссоздает эпоху с ее котильонами, полонезами и мазурками, есть и великолепные тончайшие лирические адажио. Отдельная страница сочинения – протяжные русские песни на народные тексты, собранные поэтом, и в самом спектакле исполняемые именно меццо-сопрано. Один из лейтмотивов симфонии – образ страшной зимней вьюги, в которую по снегу скачет лихая тройка. Здесь Петров использует стихотворение «Бесы». Его зловещим шепотом, словно голосами невидимых духов, проговаривает мужской хор. Огромен оркестровый состав: композитор включил в партитуру большое количество ударных различных видов, также звучит чембало для придания особого колорита.
Можно сказать, что спектакль удался и состоялся: происходившее на сцене было понятно без всяких дополнительных источников типа либретто, а само действие развивалось очень естественно и без препятствий. И хотя некоторые эпизоды выглядели пока что эскизно и не всегда еще осмысленно со стороны артистов, можно с уверенностью предположить, что при последующих показах (хочется верить, что они будут) эти фрагменты будут сделаны более тщательно и обретут целостное воплощение.
Романтичный Пушкин, страдающий и мучающийся от несовершенства окружающего мира, в исполнении Николая Чевычелова был невероятно элегантен, изыскан и красив – наверное, это самый эстетичный визуальный образ поэта за всю историю интерпретаций в искусстве. Тонкий, наполненный полутонами, деликатный танец Дарьи Макаровой в образе Натальи Гончаровой не мог не приковать к себе внимания. И еще несколько замечательных работ: порхающая утонченная Муза Галины Гармаш, масштабный трагический Пугачев Игоря Цыганкова, мистический Безумец Дмитрия Догудовского.
Все четыре вечера артисты танцевали под аккомпанемент Симфонического оркестра «Новая классика» (дирижер – Андрей Огиевский). И это поистине колоссальный труд – представить подряд такое количество разных по стилю и характеру партитур. Коллектив продемонстрировал не только отменное звучание и многообразие оркестровых красок, но и полное проникновение в музыкальную драматургию каждого из сочинений.
