События
В сумрачном зале «почтительная» тишина, Piano and String Quartet Фелдмана рождается поступательно – от шага к шагу, от точек к вертикали, от вертикали к точкам. Почти девяносто минут пианист Михаил Турпанов и Late Quartet «разряжают» время в заданных фактурных условиях, пока отдаленное жужжание кондиционера и неудобные скрипы стульев проникают в звучащее пространство, создавая в нем едва заметные разрывы. Постепенно внешние шумы уходят на задний план, растворяются, и возникает ощущение, будто ты завис где-то между реальностью и миром музыки Фелдмана.
В последние годы жизни композитор создавал экстремально продолжительные сочинения, такие как String Quartet II, длящийся около пяти часов, и For Philip Guston – около четырех. На их фоне написанный за два года до смерти Piano and String Quartet – относительно короткая пьеса, но она полностью отражает характерные черты зрелого стиля Фелдмана: внимание к тембровому звучанию и тишине, камерный состав, неизменно медленный темп и повторения с едва уловимыми микровариациями ритма, регистра и гармонии. Эти вариации не позволяют слушателю «расплыться» и «поймать расфокус», как в эмбиентной музыке. Напротив, благодаря даже незначительным изменениям, внимание приковывается к каждому моменту, а музыка переживается как непрерывный поток мгновений.
В названии концерта – «тревожно-депрессивная медитация», в описании – способы «грустить, тревожиться, возможно, даже злиться – без стигматизации этих чувств». На деле же ни музыка, ни обстановка в зале не побуждали к этому. Здесь было только время: время, чтобы услышать, время, чтобы наблюдать, время, чтобы забыть, и время, чтобы вспомнить.
Но, как бы то ни было, само исполнение оказалось безупречным. Музыканты играли холодно, как положено, без излишних вибраций и динамических всплесков, отстраненно, будто находясь в сосредоточенной молитве, поэтому их интерпретация воспринималась очень убедительно. Лишь в самом начале чувствовалась излишняя осторожность и совсем небольшая резкость, которые быстро прошли, как только музыканты «освободили» головы и смогли полностью погрузиться в процесс.
Исполнителям Late Quartet удалось создать неожиданные акустические миражи: моментами звук от прикосновения смычка к струнам альта напоминал шипение флейты, а медленное, едва уловимое вибрато придавало оттенок звучания деревянного духового инструмента. Сливаясь с квартетом, виолончель временами звучала как валторна. Пианист Михаил Турпанов отлично владел «полупедалью», поэтому звуки фортепиано появлялись с минимальной «атакой». Такой прием использовала японская пианистка Аки Такахаси, для которой было написано это произведение. Оставленные же на педали гармонии застывали в воздухе, тихо пульсировали и постепенно исчезали.
Эта музыка не спорит с традицией и ничего не доказывает; ее язык хоть и нов, его новизна не разрушает связи и не отвергает их. Она вечно исследует саму себя: разворачивается, смещается, течет, отражается, рассеивается и уплотняется. Тонкая ручная работа. Сам Фелдман описывал процесс написания, применяя слово handmade, не потому что вся партитура написана от руки. Во многом это было связано с его увлечением старинным ковровым искусством. Плавные орнаменты, изящные линии, неточная симметрия – каждый ковер создавался вручную, нить за нитью, и узоры всегда чуть отличались. Эти текучие, живые формы отражали традиции, сложившиеся задолго до острых линий современного дизайна.
Piano and String Quartet – это своего рода изысканное «ткацкое» полотно, увидеть целиком которое можно только в самом конце. А пока звучит музыка, слушатель может наблюдать за его эстетичным созданием. «До часа вы думаете о форме, – писал Фелдман однажды, – но через полтора часа это масштаб».
