Вальс для Лары События

Вальс для Лары

В Концертном зале Мариинского театра состоялась мировая премьера оперы Давида Кривицкого «Доктор Живаго» по одноименному роману Бориса Пастернака. Пока ее представили в концертном исполнении силами Академии молодых певцов, хора и оркестра Мариинского театра, только один раз. Ольга Русанова была среди первых зрителей.

То, что мы увидели-услышали, с одной стороны, поразило масштабом события, а с другой, – какой-то будничностью происходящего. Казалось бы, мировая премьера грандиозной оперы, написанной по одному из главных русских романов ХХ века, должна была анонсироваться, рекламироваться, сопровождаться лекциями, встречами со специалистами, с родственниками и Давида Кривицкого, и Бориса Пастернака, которые, слава богу, живы-здоровы и приехали на премьеру. Но все прошло тихо, без фанфар и, как сейчас говорят, хайпа. И теперь главный вопрос: ждать ли продолжения в виде сценической версии или хотя бы повторения концертной? Или неимоверные усилия постановочной команды во главе с Ларисой Гергиевой пропадут втуне?

Давид Кривицкий (1937–2010), автор 11 опер и множества других произведений в разных жанрах (всего их полторы тысячи) относится к поколению шестидесятников, для которых роман Пастернака – это нечто особое, почти культовое. Либретто композитор написал сам. Он взялся за оперу в самом начале 1990-х, на волне ажиотажа вокруг «Живаго» (тогда же, кстати, появился и знаменитый спектакль Юрия Любимова и Альфреда Шнитке в Театре на Таганке). Тернистую судьбу этого романа можно сравнить только с судьбой «Мастера и Маргариты» Булгакова: те же многолетние запреты на родине, невозможность издания в СССР (первые публикации спустя годы появились лишь в «толстых журналах» – «Мастер» в журнале «Москва» в 1966–1967, «Доктор Живаго» – в «Новом мире» в 1988-м, а до этого в нашей стране оба романа распространялись в самиздате).

И в обоих случаях это трагедия гениальных авторов, которые при жизни так и не увидели свои детища напечатанными на родине на русском языке. Если говорить о «Живаго», то к нему фортуна все же была благосклоннее, можно даже считать, что на его долю выпал сумасшедший успех – Нобелевская премия (1958), но, увы, она не принесла счастья автору. Из-за почти поголовного осуждения его «антисоветской» позиции и травли со стороны властей («Я Пастернака не читал, но решительно осуждаю» – эта фраза оттуда, из 1950-х), писатель был вынужден от премии отказаться (а вскоре, в 1960 году, он умер). В итоге и первое издание (на итальянском языке в издательстве Фельтринелли, 1957), и первая экранизация случились на Западе. Именно голливудский фильм маститого Дэвида Лина (1965) с египетским актером, кинозвездой Омаром Шарифом в главной роли и рекламным слоганом «Любовь, охваченная огнем революции» вызвал небывалый всплеск интереса к роману. Кассовый успех был колоссальный, хотя фильму не хватало пастернаковской глубины, более того, в нем было много откровенной «клюквы». Однако картина вошла в историю – и благодаря пяти премиям Оскар, и – во многом – благодаря музыке Мориса Жарра, особенно полетного, завораживающего «вальса Лары». Запомним это – ведь вальс станет важным лейт­ритмом, лейтобразом и оперы Давида Кривицкого.

Композитор Давид Кривицкий

Он был хорошо знаком с этой картиной, и, по всей вероятности, вальсовость в его опере – это своеобразный реверанс Морису Жарру, даже, я бы сказала, выражение солидарности с ним – ведь, в самом деле, что, как не вальс, может лучше всего выразить нежный и страстный характер Лары, которую называют «воплощением вечной женственности»? В версии Мариинского театра именно с мелодичного, тихого вальса начинается опера (ему предшествует лишь пение птиц, звуки грома и дождя), и это одно из красивейших мест партитуры. В этом оркестровом зачине особую роль играет солирующая скрипка – она и в дальнейшем будет появляться в разных картинах как щемящий голос одинокой души. В оригинале, правда, опера открывается хором на знаменитые стихи Юрия Живаго «Мело, мело по всей земле во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…», но, как и некоторые другие сцены, хор был купирован. Купюр вообще было сделано немало, и это можно понять: партитура тянет на добрые четыре часа (с антрактом), в ней 3 действия, 12 картин с прологом и эпилогом. Мариинцы уложились в три часа с небольшим. Со многими сокращениями можно согласиться или, по крайней мере, смириться, но начального хора все же жалко – это своеобразный эпиграф, написанный на культовые строки Пастернака.

Как и литературный первоисточник, опера «Доктор Живаго» – это, конечно, любовная драма, но драма, разворачивающаяся на фоне глобальных, тектонических сдвигов, которые потрясли Россию и изменили ее до неузнаваемости в начале ХХ века. Слушая эту оперу, ты понимаешь, что за ней во весь рост встает ХХ век – страшный, беспощадный «век-волкодав» (Осип Мандельштам). И в конечном счете драма превращается в трагедию во всех смыслах – трагедию любви, трагедию личности и народа, когда толпы революционных невежд крушат все на своем пути, разрушая страну, традиции и культуру, ломая «через колено» судьбы и души людей, нивелируя сами понятия добра и зла… Эти жернова не щадят никого, не пощадили и героев романа и оперы.

Логичен вопрос: насколько опера вобрала в себя роман? Ну конечно, не целиком: в нем «слишком много букв», как теперь говорят. И все же главное Кривицкий-либреттист в опере отразил. Основной месседж – невозможно состояться, быть счастливым, успешным, просто жить нормальной жизнью, когда вокруг все ненормально, бесчеловечно, беспредельно жестоко. Невозможно спрятаться в башне из слоновой кости и уединиться – в Варыкине, Юрятине, да неважно где… Все равно найдут и «достанут», жить не дадут. Это главное у Пастернака, это же главное и в опере. Ну и, конечно, любовь – неземная, вечная, – как воздух, как смысл всего. Любовь, которая сильнее смерти.

Итак, «Доктора Живаго» Давид Кривицкий писал в 1990–1992 годах, на пике интереса к литературе ранее запрещенной, что называется, «с полки». Композитор вообще был страстным книгочеем, библиофилом, собрал дома изрядную библиотеку (как, впрочем, и фонотеку). И, конечно, «Доктора Живаго» хорошо знал.

Рассказывает Евгения Кривицкая: «“Доктор Живаго” давно существовал в нашей библиотеке, еще до того, как он был издан в СССР. Вообще вся самиздатовская литература русского зарубежья была папе известна: книги издательства “Посев”, например, то, что не совсем легально попадало в Россию, это все у нас было. Вообще этот великий роман не мог не привлечь внимание отца, его сюжет словно создан для оперы: любовный треугольник, трагическая гибель героя, яркий социальный фон. Опера была написана всего за полтора-два года, с учетом такой гигантской партитуры – это довольно быстро. Однако сразу стало ясно, что ее сценическая реализация – из-за масштабов оперы – невозможна. На дворе были 1990-е – тоже переломный момент, исчезновение одной страны, появление новой, огромные сложности всюду, в том числе и в театрах… Исполнялись тогда только некоторые фрагменты отдельными энтузиастами, а целиком мы услышали оперу только сегодня».

Однако еще в процессе написания оперы состоялись первые «домашние прослушивания» в Доме творчества композиторов в Рузе. В расслабленной летней обстановке собирались коллеги, отдыхавшие там на дачах. Композитор и пианист Борис Франкштейн, феноменальный «чтец с листа», пел и играл на фортепиано подряд всю оперу, прямо по партитуре. В семье Кривицких хранятся кассеты-свидетели этих профессиональных посиделок, хранятся и отклики тех первых слушателей – более чем благожелательные.

Академик Лихачёв назвал «Доктора Живаго» «духовной автобиографией» самого Пастернака. Да, Юрий Живаго – alter ego писателя, который тоже был «у времени в плену», не мог найти своего места в реалиях советской России, страдал, разрывался на части между любимыми женщинами… Не случайно в конце книги идут стихи Живаго-­Пастернака, самые известные использованы и в опере: «Зимняя ночь» («Свеча горела») обрамляет ее как своеобразная арка, а «Гамлет» («Гул затих. Я вышел на подмостки…») – главный монолог Юрия – стал смысловым центром всего произведения.

Юрий Живаго в опере – это, конечно, тенор, и композитор щедро наделил его и монологами, и дуэтами – с Ларой, с Тоней, другими персонажами. В заглавной роли выступил Артем Мелихов. Чувствовалось, как ему трудно: партия огромная, с большими «прыжками» по диапазону, с множеством высоких нот, к тому же полистилистическая (как, впрочем, и вся опера) – от речитативов и рваных тем в духе техник ХХ века до классической кантилены. Но Артем считает эту музыку «мегаромантической», работал над ролью с увлечением.

В центре оперы, как и романа, – любовный треугольник: Юрий, его любовь Лара и жена Тоня. Партия Тони изобилует красивейшими «инструментальными» фиоритурами, отдаленно напоминающими пассажи Шемаханской царицы, и с ними блестяще справляется Антонина Весенина. Она немного посетовала, что в опере Тоне отведено не так много места, как в романе, но в целом, по ее мнению, характер героини композитору удалось раскрыть: «Музыка сложная, но образ очень интересный, совпадение имени тоже радует – впервые исполняю свою тезку».

Партия Лары объемнее и стилистически совсем другая – более напевная, теплая, вместе с тем нервная, эмоциональная. Екатерине Латышевой удалось вылепить глубокий образ. Ее Лара – не просто страстно любящая женщина, но и что-то гораздо большее, символическое. «Мне хотелось привнести в эту партию женскую теплоту, схожую с теплотой матери – ведь это образ светлый, чистый, одухотворенный любовью». У нее большая партия, особенно «заковырист» огромный финальный монолог: «Сначала, когда приступали к работе, хваталась за голову. Но с началом первых оркестровых репетиций музыка открылась мне. Я поняла, что она гениальна. Да, партия, конечно, сложная, но спасибо Ларисе Абисаловне за эту роль».

Концертное исполнение оперы «Доктор Живаго». Финальный поклон

Стоит отметить и работу Андрея Серова в роли Комаровского, Надежды Сердюк (Кубариха), но всех (а сольных партий здесь 35) перечислить, конечно, невозможно.

Лариса Гергиева вместе с солистами Академии молодых певцов шаг за шагом поднимает такие грандиозные проекты, как не исполнявшиеся ранее в России или забытые оперы «Дубровский» Э. Направника, «Добрыня Никитич» А. Гречанинова, «Король шахмат» А. Чайковского… Исполнение «Доктора Живаго» стало реальностью именно благодаря ее энтузиазму и в хорошем смысле фанатичной работе: «Мне очень хотелось, чтобы удивительный мир героев Пастернака, положенный на музыку, смогли почувствовать эти молодые ребята. Солистам нужно быть технически очень оснащенными: тесситура высокая, низкая, линии вокальные то возносят певца вверх, то бросают в бездну. Произведение невероятной трудности, пришлось очень много работать, но что меня порадовало как музыканта сегодня – это их чистейшая вокальная интонация. Ну и зрительский прием сегодня был замечательный, и заслуженно…»

Лариса Гергиева пригласила в качестве дирижера-постановщика руководителя Симфонического оркестра Псковской филармонии Николая Хондзинского, и сотрудничают они далеко не впервые. Среди совместных работ – «Miserere» барочного автора Я. Д. Зеленки, кантаты «Armida abbandonata» Генделя, «Grabmusik» Моцарта, «Знаки Зодиака» Бориса Чайковского. Но «Доктор Живаго» – конечно, самый масштабный проект. Лариса Абисаловна была уверена в дирижере и не ошиблась: «Он провел этот спектакль с удивительным спокойствием и решительностью, хотя подготовил его всего за десять дней, но приехал он к нам невероятно подготовленный».

Безусловно, заслуга Николая Хондзинского в том, что весь этот колосс был собран воедино и пролетел на одном дыхании, велика. Николаю интересны открытия, это его стихия: «Я сыграл много мировых и российских премьер – барочной музыки (Зеленка, Телеман, Бах), а также советской и современной российской музыки (Свиридов, Шебалин, Абдоков). Для меня прикосновение к новой музыке – это часть моей жизни. “Доктор Живаго” – потрясающий опыт работы с великолепными солистами Академии молодых певцов и лучшим, на мой взгляд, российским оркестром Мариинского театра».

Чтобы представить себе масштаб «бедствия», с которым пришлось столк­нуться Николаю Хондзинскому, надо осознать, сколь громаден объем этой полистилистической партитуры и широк композиторский арсенал, включающий множество ингредиентов. Скажем, характеристика Лары близка песенной лирике 1930–1950-х годов – Милютина, Хренникова, Мокроусова, но приперчена, конечно, музыкальным языком конца ХХ века. Портрет Юрия совсем другой – с бо´льшим акцентом на речитатив, хотя в дуэтах с Ларой он тоже мелодичен. На елке у Свентицких в начале оперы звучат ритмы вальса и танго, в массовых уличных сценах – звуки иные: от частушек (которые Давид Кривицкий специально собирал) до «Интернационала» и бодрых физкультпарадных маршей в духе Дунаевского. Огромна роль хора (хормейстер Павел Теплов), который участвует едва ли не во всех ключевых сценах, реагируя на происходящее драматическими «репликами» (почти как в «Страстях»). Ну и, само собой, абсолютно все «договаривает», подхватывает оркестр: он здесь действительно гигантский, с сильно разросшейся группой медных и ударных. Симфонические фрагменты прописаны мощно, фресково. В манере письма много полифонических приемов: скажем, дуэт Юрия и Тони – это на самом деле никакой не дуэт, каждый поет о своем, отсюда и стилистический контраст их партий. Тот же ход и в ключевом монологе Юрия «Гул затих», в который «вторгается» Лара – но не как реальный персонаж, а как некий голос свыше (она поет «Жизнь прожить – не поле перейти» – последнюю строку стихотворения Бориса Пастернака «Гамлет», подчеркивая главный его смысл).

Уже первые слушатели «Доктора Живаго» в Рузе в 1991 году высказывали пожелания, чтобы оперу поскорее поставили в театре. Однако их голоса тогда не были услышаны. Постановка все эти годы оставалась мечтой Давида Кривицкого, а после его ухода из жизни – его семьи. И теперь, когда первый шаг сделан, важно наметить следующий и превратить концертное исполнение в полноценный спектакль. Потому что «ни одна хорошая опера не должна остаться в столе композитора». Так считает Лариса Гергиева. И она права.

Генеральная репетиция Конкурс Рахманинова 2025

Генеральная репетиция

Завершился первый этап второго тура Рахманиновского конкурса в композиторской номинации

Поговорим об «Утесе» Конкурс Рахманинова 2025

Поговорим об «Утесе»

Жюри подвело итоги первого тура по специальности «Дирижирование»

Интрига нарастает Конкурс Рахманинова 2025

Интрига нарастает

Завершился второй тур пианистов на Международном конкурсе имени Рахманинова

Смерть и исчезание События

Смерть и исчезание

Île Thélème Ensemble представил программу памяти Эрика Сати