ВД На сайте Лионской оперы после клика на Boris Godounov всплывает экстравагантная фотография, где официант держит поднос с копченым крокодилом в овощах, которого предлагает мужичку с окладистой бородкой – не то Митюхе, не то Варлааму. Таким радикальным задуман ваш «Борис»?
ВБ Нет-нет, так развлекается местный отдел маркетинга, демонстрируя стиль театра в этом сезоне. Никакого отношения к спектаклю картинка не имеет, ничего не отражает.
ВД Хотя и могла бы иметь, коль скоро Лионская опера издавна славится своим интересом к модернизму. Сохраняются там и сейчас такие настроения?
ВБ У этого театра большая история. И предыдущий интендант Серж Дорни, который сегодня работает в Баварской опере, и нынешний – Ришар Брюнель – приглашают интересных режиссеров. И само здание театра является одним из образцов архитектуры ХХ века, к которому до сих пор у всех разноречивое отношение. Это очень современный профессиональный театр с системой stagione. Технические и продюсерские службы сосредоточены всякий раз на каком-то одном проекте, и эта тотальная забота иногда даже смущает, потому что раз в неделю в девять утра надо идти на production meeting, где обсуждаются все-все-все текущие проблемы и вопросы, касающиеся одной-единственной постановки, в данном случае «Бориса Годунова». Процесс выпуска спектакля построен здесь безупречно.
ВД Помнится, вы были в таком же восторге и от работы в таких условиях в Театре «Ан-дер-Вин».
ВБ Да, потому что это очень сильно влияет на процесс выпуска спектакля. Ставить и параллельно администрировать спектакли довольно сложно, поэтому, когда часть, касающаяся технических вопросов, решена идеально, ты как режиссер можешь заниматься только тем, чем должен.
ВД Это будет ваш первый «Борис»?
ВБ Да, «достиг я высшей власти», и во Франции тоже работаю впервые.
ВД Поставить «Бориса Годунова» в Лионе вам предложили задолго до премьеры?
Мне всегда нравилось вот это: «Митюх, а Митюх, чего орем?» – «Царя на Руси хотим поставить!» Царя? Какого царя?! То есть народ не понимает, ради чего их согнали.
ВБ Разговоры с Лионской оперой о «Борисе» начались в период пандемии, мы стали обсуждать вопрос редакции. Потом обсуждения как-то затихали, и мне даже показалось, что планы поменялись, но, в конце концов, мы все же перешли к деталям, выбрав первую редакцию – так называемую «короткую версию», и отнюдь не из-за отсутствия времени или финансов – таково было мое осознанное решение. Во-первых, потому что никакого «польского акта» в мыслях у Мусоргского изначально не было. В целом история с интересом к первой редакции «Бориса Годунова» очень похожа на историю Гектора Берлиоза, которого, к слову, высоко ценил Мусоргский. Долгое время считалось, что партитура Мусоргского получилась такой лишь потому, что композитор не смог нормально оркестровать произведение в силу недостаточной выученности. С течением времени, особенно после того как о радикализме стиля Мусоргского заговорили зарубежные композиторы, все вдруг спохватились, поняв, что это же такой самобытный оригинальный авторский стиль, одной ногой стоящий уже в ХХ веке, и это не только не должно смущать, а, напротив, очень сильно привлекать. Но в тот момент это вызывало смущение и недоверие, и Римский-Корсаков оркестровал партитуру «Бориса» по стандартам академического искусства, «упаковал», чтобы «продать» в контексте вкусов и нормативов того времени. Так же и Берлиоз сталкивался с тем же, когда видел в карикатурах на себя и свою музыку, что это просто набор резких звуков, не являющихся слаженной красиво оркестрованной партитурой. И польский акт с танцами и фигурой Марины Мнишек, сочиненный для примадонны, появился тоже с подачи руководства Императорских театров, которому были нужны проверенные ходы. К польскому акту вопросов нет: это роскошное произведение, красивая музыка, это можно и нужно ставить. Сейчас Кит Уорнер ставит «Бориса» с польским актом во Франкфурте, Кирилл Серебренников поставил недавно с польским актом в Амстердаме.
ВД При желании можно, как мне кажется, без особого труда комбинировать разные версии «Бориса Годунова», которых к настоящему моменту насчитывается, кажется, целых восемь.
ВБ Я ставлю первую редакцию не потому, что такой старовер. Короткая версия этой оперы – это история Бориса и его ближайшего окружения. В этой версии нет никаких внешних врагов – все враги внутри. В Лионе эту версию горячо поддержали. А в существующих восьми версиях изменения в них не везде масштабные, но по ним очень любопытно следить, в каком контексте существовал Мусоргский, что происходило в оперном мире, что его занимало. Так, например, по второй версии понятно, что в этот момент он сходил на премьеру «Силы судьбы» Верди в Мариинский театр и пришел в восторг от того, как классно закулисный церковный хор соединился с голосом сопрано в знаменитой сцене мессы. В первой редакции «Бориса» в финальной сцене в келье Пимена после реплики «Звонят к заутрене» начинает петь хор. А во второй композитор соединил с пением хора фразу Пимена. Поэтому мы, не мудрствуя лукаво, вернулись к самой первой версии, но мне было важно поставить песню Юродивого в самом конце после смерти Бориса. Я не хотел заканчивать смертью – мне было необходимо небольшое отступление, некоторое послесловие.
ВД Мне кажется, это более чем милосердно к слушателю.
ВБ Возможно, но все равно довольно депрессивно получается. Уходишь, просветленный депрессией.
ВД Премьера наверняка соберет европейский бомонд, который съедется в Лион посмотреть, как русский режиссер выскажется на политическую тему о судьбе России, фатализме власти.
ВБ Надо сказать, что политически ангажированной оперой «Бориса Годунова» впервые сделала постановка Герберта Вернике в Зальцбурге, которую дирижировал Клаудио Аббадо. В ней за гигантским колоколом стоял «фотоиконостас» с портретами российских царей, вождей, членов политбюро, общественных деятелей. На мой же взгляд, в этой опере нет политического высказывания. Как говорил Белинский, «Пушкин написал первый исторический детектив». Но есть одна очень важная для меня история о таких инертных и безвольных людях, живущих своими мелкими семейными проблемами. Сегодня это те, кто по двадцать три часа в сутки сидят в айфонах. Этот социум не способен собраться в кулак – в толпу, желающую что-то потребовать и решить. Вот в Лионе за то время, пока ставится спектакль, мы пережили две «революции», две забастовки. И это происходит с таким газово-дымовым задором, что мелкими перебежками возвращаешься из театра домой, чтобы случайно не прилетело по башке и тебя не скрутили. У французов выработался ген со времен их революции. Вот отняли у них, условно, три процента от какого-то пособия – и через три секунды десять тысяч людей уже стоят на площади и требуют вернуть эти три процента. Если что не так – идешь к мэрии и в третье окно слева кричишь: «Верните мне три процента!» На это есть человеческое и гражданское право. Наш же «Борис» – история о безучастных людях, занимающихся только своими делами, о безволии народа. Мне всегда нравилось вот это: «Митюх, а Митюх, чего орем?» – «Царя на Руси хотим поставить!» Царя? Какого царя?! То есть народ не понимает, ради чего их согнали. Какого царя? Куда идти? В нашем спектакле они живут в своих «норках», по большей степени даже не шевелятся.
Шуйский – как Яго в «Отелло», только Яго из личной ненависти манипулирует ревностью, а Шуйский – совестью.
ВД Вам повезло с таким бывалым Борисом – Дмитрием Ульяновым, за которым как за каменной стеной: он и споет, и сыграет, и сам себе срежиссирует.
ВБ Да, мы давно знакомы, он лет десять назад был моим Досифеем в «Хованщине» в Базеле. Дима – прекрасный человек и актер, который не просто выходит попеть. Мне и нужен был тот певец, который сможет сделать главную партию без пафоса, к сожалению, зачастую присущего многим исполнителям, берущимся за роль Бориса. Мой спектакль – про личный путь, скорее даже, про семью, про Бориса как человека, в крайне неудачное время согласившегося руководить страной. Его рефлексия и перекрученная совестливость добивают его. Он настолько лично все воспринимает, что становится марионеткой в манипуляциях политтехнологий, в частности Шуйского. Никакого Царевича он не убивал, но к концу спектакля его в этом убеждают. Шуйский – как Яго в «Отелло», только Яго из личной ненависти манипулирует ревностью, а Шуйский – совестью. Неадекватная совестливость хуже ревности – она разлагает, когда ты во всем начинаешь подозревать себя, занимаясь адским самоедством.
ВД Сразу после премьеры «Бориса Годунова» вы отправитесь в Милан готовить премьеру «Леди Макбет Мценского уезда» Шостаковича?
ВБ У меня будет немного времени перевести дух. А вообще, получается очень занятно, что после Мусоргского будет эта опера Шостаковича, где так много цитат именно из «Бориса Годунова», хотя и много чего другого, в том числе, Малера…
ВД И «Макбет» Верди тоже там почти цитируется…С Риккардо Шайи уже встречались?
ВБ Да, он великолепный, мы с ним давно на связи, я ему рассказывал свою концепцию. Он очень поддерживает меня, ему очень нравится способ рассказа этой истории, какие-то масштабные вещи, которые он уже отметил в своей партитуре. Мы часто созванивались, я приезжал к нему. Он очень подробно интересуется всем. Риккардо впервые будет дирижировать «Леди Макбет», как и я – впервые ее ставить. Однажды мы сидели в его кабинете, и вдруг маэстро сел за рояль, начал играть лейттемы, обращая мое внимание на сходство тем у Малера и Шостаковича, особенно на тему из второй части «Песни о земле» в финальном монологе Катерины. Для меня это четкий адрес одиночества – пронизывающая боль бесконечного космического одиночества. Во всяком случае, я так себе объясняю ее состояние в последнем монологе. Это уже не эмоции, не «сквозь зубы», не ревность, не просто тоска, а тоска галактического масштаба, выходящая за пределы ее личности и тела. Сопрано Сара Якубяк, которая готовит партию Катерины, – тоже мой осознанный выбор, мне давно с ней хотелось поработать, я давно за ней наблюдаю в разных спектаклях и очень рад, что и маэстро, и театр поддержали эту кандидатуру.
ВД А как продвигается проект съемок сериала по роману Transhumanism Inc. Виктора Пелевина для «Кинопоиска»?
ВБ Все идет по плану. Сценарий написан, мы думаем, как дальше двигаться, и мы двигаемся. Но можно пока без комментариев и подробностей? Извините.