Контркультура
Разговор на серьезную и богатую тему следует начинать и заканчивать легко и беззаботно, поскольку мы никого не собираемся ни уличать, ни выгораживать. Сходство двух и более песен разных времен может быть как поверхностно незначительным, так и ужасающе полным. В забытом мотиве есть что-то от выходца с того света — смесь комизма и скорби. Оно выглядит либо очевидным, либо требует безотлагательных пояснений от того, кто обратил на него ваше внимание. А вдруг вас разыгрывают? И любой перечень заимствований, переработок и отголосков кажется бесконечным, независимо от количества приведенных в нем примеров.
В современном море сведений идейный охотник за подделками должен нырять глубоко, дабы не прослыть попугаем, повторяющим общеизвестное. Ибо истина на дне, так же, как и дьявол в деталях. В дурной бесконечности фактов легко заблудиться и сойти с ума.
Начну с себя. Моим первым опытом в сфере плагиата стала Una notte vicino al mare в исполнении раннего Челентано с оркестром Джулио Либано, чьи аранжировки так красочно воспроизводят атмосферу и саунд добитловской эпохи. В запеве я мгновенно опознал «Мэки Мессер» Вайля и Брехта, с младенчества знакомый в чуть ли не дюжине русскоязычных версий. Однако автором музыки на пластинке был указан Гуальтьеро (Вальтер) Мальгони, весьма плодовитый композитор-эстрадник. В устах неунывающего Адриано «Та ночь у моря» звучала как родная. И я понял, что в мире легкой музыки следует быть толерантным. Придираться, тренируя наблюдательность, себе дороже.
При желании, например, у трубача Чарли Шейверса можно обнаружить эскиз припева культовой «Колдуньи» Леонида Афанасьева: Charlie Parker — Jam Session (1952) (29’58”). Совсем недолго, но пугающе точно. Хотя еще раньше в этом чрезвычайно интенсивном джеме Шейверс цитирует и арию Кармен, на чей мотив Нэт Кинг Коул пропоет «Мадрид», а вокальный квартет The Crew Cuts — «Буги с привкусом “Кармен”».
Но вернемся к мутациям Мекки-мессера.
Еще один талантливый пересмешник, единый в многообразии — Бобби Дэрин — сочинил и записал остроумный сиквел к «Мекки-ножу» под названием Gyp the Cat. Так зовут гангстера, который орудует в Новом Орлеане. Новый Орлеан — город вуду, притонов и пианистов, из которых в 1970-е был Алан Туссен. Его рефрен Brickyard Blues заимствовал для своей Let’s Call It Quits горластый Нодди Холдер. И никто ни с кем, заметим, не судился.
No More Mr. Nice Guy — пожалуй, один из наиболее убедительных хитов Элиса Купера, капитально перезванивается с такой классикой компании Motown Records, как Back In My Arms Again Дайаны Росс и The Supremes, и This Old Heart of Mine братьев Айсли — Купер ведь тоже, как и Motown, родом из Детройта.
Эпидемия рок-н-ролла заметно омолодила музыкальную аудиторию США, и многие певцы и певицы «для взрослых» стали включать в свой репертуар вещи, потрафляющие вкусам и запросам тинейджера.
Даже Фрэнк Синатра записал несколько песен в ритме твиста, о чем он впоследствии не любил вспоминать. Зато такие мастера вокала, как Эйди Горме и Стив Лоуренс, чувствовали себя в подростковой зоне вполне комфортно. Отметился в молодежном жанре и виртуозный пародист Фрэнк Горшин, будущий злодей Риддлер (ребусник) из сериала «Бэтмен». Результатом стала песня, отвечающая всем требованиям танцевальной ритмичной лирики, отдаленно напоминающая Rock-n-roll Blues Эдди Кокрэна, который к тому времени успел погибнуть в автокатастрофе. Ранняя смерть даровитого юноши придала его песням дополнительный призрачный оттенок, в том числе и быстрым номерам. При всем их темпераменте и экспрессии, они звучат словно бы сквозь матовое стекло столовой, закрытой на спецобслуживание. В том числе и Rock-n-roll Blues, где элементы того и другого присутствуют только в названии. Кокрэн не поет в полную силу, а как будто кого-то суфлирует. Стандартная гармония — ре мажор, си минор и т. д. — играет новыми красками благодаря богатейшей интонации Горшина и форсированному аккомпанементу. Дело в том, что обе эти композиции продюсировал Джерри Кейпхарт — основной аранжировщик и соавтор незабвенного Эдди.
Вероятно, стоит отметить роль старшего поколения композиторов и продюсеров в ювелирной обработке послевоенных талантов. Оуэн Бредли (1915–1998) — «пигмалион», изваявший Бренду Ли, обеспечив этой малютке с не по годам взрослым голосом прижизненный статус легенды. Фелис (1925–2003) и Будло (1920–1987) Брайент — авторы главных хитов Everly Brothers. Ну и Джерри Кейпхарт (1928–1998). То есть в лице юных идолов несмышленыши поклонялись людям вполне солидного возраста.
Помимо невесты Кокрэна, в том злополучном такси с исполнителем находился Джин Винсент, чью Lotta Lovin’ со второй попытки воскресит Челентано, адаптировав ее в злободневные куплеты Svalutation.
Первая англоязычная проба в альбоме Nostalrock не впечатлила. Но в доработанном виде Svalutation благодаря добавочному «блатному» припеву по-прежнему действует безотказно — «ставит на ноги, бодрит», как сказано в одном хорошем фильме, снятом у нас еще при жизни Эдди Кокрэна и Бадди Холли.
Характерные риффы двух стержневых песен Эдди Кокрэна — C’mon Everybody и Somethin’ Else — успешно прирастают к двум второстепенным, но симпатичным опусам британских рокеров третьей волны. Это Eddy Vortex Стива Гиббонса и Rebel Rouser группы Sweet, чей диск Sweet Fanny Adams ценился так высоко, что снимок обложки народные умельцы, положив на мебельную доску, равномерно покрывали лаком. Учитывая скудную обстановку тогдашних жилищ, выглядело это в самом деле красиво.
В числе более близких примеров сближения весьма далеких друг от друга стилей вспоминается «Расставание» — мимолетный, но яркий полухит ВИА «Веселые ребята». В его припеве отчетливо слышится стандарт Lulu’s Back in Town, который мог быть знаком автору музыки пианисту Сергею Дьячкову в интерпретации Телониуса Монка.
Беспардонное присвоение приемов и тем объединяет королей и царьков рок-н-ролла поголовно. Достаточно послушать даже не Эллу Мэй Морс, а довоенное буги-вуги Клео Браун, чтобы опознать в нем за две минуты все то, что двадцать лет спустя станет визитными карточками Рэя Чарльза по прозвищу «Гений» и Джерри Ли Льюиса по кличке «Киллер». Слово в слово, вплоть до промежутков и пауз. С другой стороны, кто бы еще мог открыть эту музыку новому поколению с таким блеском…
В начале статьи прозвучало священное слово «Битлз». Умелое вкрапление Леннона и Маккартни в заведомо второсортную песню-наполнитель было излюбленным приемом халтурщиков, ловко манипулировавших ощущением скороспелой ностальгии. В особенности эффективно это срабатывало при раскрутке первых бойз-бендов, чья музыка предназначена «для самых маленьких». Ведь каждому из них прочили судьбу новых Beatles. Две песенки Bay City Rollers вполне наглядно иллюстрируют действенность этой «фишки». Пылкая Marlina сходу козыряет припевом Fool on the Hill. А в первом треке с пластинки Wouldn’t You Like It бдительное ухо стареющих битломанов моментально вычисляло I Don’t Wanna Spoil the Party. Эх, наслушался в свое время уничижительных реплик по этому поводу.
К разряду более оригинальных курьезов на грани фантастики определенно принадлежат две песни абсолютно разных, едва ли не враждебных друг другу времен и направлений. Rags to Riches («из грязи в князи») вы могли слышать за кадром в сериале «Хаммер». Американскому композитору ее навеял «Самара-городок» — исконно русский городской фольклор, реанимированный в военные годы неподражаемой Розой Баглановой. Наблюдательный американец добавил только восемь тактов припева, и Тони Беннетт получил новый хит, готовый к употреблению, как дефицитный у нас растворимый кофе. Это пример номер один.
Пример номер два. Казалось бы, «Песняров» и Stooges разделяет бездна. Но не везде. Это становится ясно, если прослушать «Стаіць вярба» со второго диска белорусов, и Ann с дебютной пластинки Игги Попа и его эксцентричных товарищей. Подчас наваждение выглядит более осязаемо и субстанционально, нежели внешнее отсутствие общих черт.
В каждой стране, включая страны народной демократии, имелся свой Элвис и, как правило, не один. Главным Элвисом Италии был Бобби Соло. Внешне этот молодой человек выглядел помесью Смирнитского и Смехова, но интонацией Короля владел в совершенстве, особенно в рискованном жанре соул-баллады, где чрезвычайно важны искренность и чувство меры. Образцом для Бобби служил зрелый демобилизованный Элвис. Квинтэссенцию этого периода отражает Se Piangi, Se Ridi («плачешь ли, смеешься, и я с тобой заодно, так улыбайся же ты всегда»), удивительно похожая на It Hurts Me, записанную Элвисом за год до песни Бoбби Соло. Удивительно, потому что обе вещи абсолютно равноценны и самостоятельны, несмотря на идентичность формы и темпа. Психиатрии известны случаи, когда близнецам синхронно удаляют один и тот же зуб, только один из братьев — видный ученый, а другой — отбывает пожизненное за тройное убийство. В данном случае все, как вы понимаете, иначе. Поклонникам Муслима Магомаева Se Piangi, Se Ridi наверняка знакома в его, как всегда безупречном, исполнении.
Кладезем усилителей вкуса обывательских шлягеров служила классика. Жестокий романс Guarda che luna должен начинаться цитатой «Лунной сонаты», знакомой старшему поколению в исполнении белогвардейского полковника-садиста, которого потом убивает его же денщик-полотер в картине «Чапаев». Today, Tomorrow and Forever, которой герой Элвиса Пресли охмуряет Энн-Маргрет в фильме «Вива Лас-Вегас!», не что иное, как «Грезы любви» Ференца Листа. В июле уходящего года этому нахальству стукнуло шестьдесят лет. Но слушается оно с прежним обаянием.
теперь немного афро-кубинской экзотики. И это будет, пожалуй, самый эзотерический и сенсационный образец опасного сходства в нашем обозрении. На первый взгляд, максимально нелинейный. «Рапсодия в стиле Вуду» — так называлась пьеса, которую крайне плодовитый композитор и аранжировщик написал для эпизода в сериале «Триллер» под названием «Папа Бенджамен». Телеверсия этой жуткой истории сильно отличается от новеллы Корнелла Вулрича, действие которой происходит во Французском квартале Нового Орлеана. Герой и жертва имеют прямое отношение к джазу. Мечтая создать нечто оригинальное, он подслушивает, как его ударник напевает (8’15”) гипнотический мотив, выстукивая ритм на барабанах, не подозревая, что за ним следят. Руководитель оркестра буквально заболевает этой призрачной мелодией, и создает на ее основе вышеназванную «рапсодию». Далее все по шаблону: куриная лапка, жрец, ритуал, кукла, проклятье… Не самый лучший эпизод в целом качественной антологии таинственных случаев. Но музыка Руголо великолепна. Девять лет спустя ключевая фраза колдовского песнопения всплывет в брутально-чувственной пьесе голландской группы Shocking Blue «На горячем песке», чей худрук Робби ван Лёвен, судя по всему, помимо чутья на хитовые темы, обладал цепкой музыкальной памятью профессионала. Мне доводилось наблюдать, как реагировала на эту песню рядовая советская молодежь начала 1970-х. Само собой, крайне далекая от гаитянских суеверий. Как менялась пластика и мимика этих юнцов и девиц, каким разнузданным делалось их поведение.
Когда-то, в теперь уже былинные времена, опытный директор ресторана завершал прослушивание ансамбля просьбой: «Ну а теперь сыграйте то, что вы для себя играете». В таком же духе мне бы хотелось закончить этот обзор совпадений, первоисточников и реминисценций. Сразу две песни дуэта Hall & Oates послужили основой для двух больших хитов в стиле соул-поп. Басовая линия I Can’t Go for That (No Can Do) — для Billie Jean Майкла Джексона (Джексон сам признался в этом Дэрилу Холлу во время совместной записи вокальных партий гимновой We Are the World); Maneater — для Part-Time Lover Стиви Уандера. Хотя, если быть точным, пульсирующий бас обеих композиций с безлимитным метражом определенно подсказан You Can’t Hurry Love трио Supremes, перепетой Филом Коллинзом примерно в то же время. А раньше всех магию этого риффа оценили The Doors. Старый Motown еще никого не подводил.
Продолжение следует…
