Персона
Исполняется 90 лет Владимиру Ивановичу Федосееву – крупнейшему русскому дирижеру, народному артисту СССР, который для многих является символом российской музыкальной культуры. Его творческий путь – образец неуклонного восхождения и покорения все новых художественных высот и в то же время следование своим принципам и музыкальным вкусам. Накануне дня рождения Владимир Федосеев (ВФ) ответил на вопросы главного редактора «Музыкальной жизни» Евгении Кривицкой (ЕК), поделившись своими взглядами на состояние дирижерской профессии и рассказав, как планирует отмечать юбилей.
ЕК Владимир Иванович, вы сейчас работали в жюри Конкурса имени Рахманинова. Как вы оцениваете в целом уровень дирижеров – участников состязания? Были ли для вас лично открытия?
ВФ Открытий для меня, к сожалению, не было. Но я считаю, что сам факт проведения такого конкурса с участием дирижеров – это прекрасно. Тем самым мы ведь и имя Рахманинова на какое-то время приблизили к себе. Думаю, вся проблема состоит в том, что у нас нет своей школы дирижеров – не частных учений, а именно школы. Легкое движение и фигуральная техника – это у всех конкурсантов присутствовало. А вот глубины понимания сочинений Рахманинова и других композиторов – этого, к сожалению, не было. Перед нашей комиссией стояла непростая задача, когда мы распределяли премии. Мы понимали, что удостоить участников наград важно, но при этом фактически не видели соответствующих этим премиям высоких достижений ни у зарубежных дирижеров, ни у наших, которые как будто не переняли дирижерскую школу, существовавшую во времена Советского Союза и немного позже. Причем дело тут не в молодости, хотя дирижерская профессия действительно не для молодых. Да, многое приходит с возрастом, однако и в молодости можно обрести необходимый жизненный и профессиональный опыт. Вопросы, кстати, есть не только к дирижерам, но и к их педагогам. Для существования школы в первую очередь нужны педагоги. Видно, что молодые люди талантливы, однако не «вкушают» эту профессию. Они все ловко делают, только вот дирижер – это не голая техника, здесь делается все не только руками или палочкой…
ЕК Один из конкурсантов, Филипп Селиванов, был участником вашей Студии молодых дирижеров при БСО, которая проводится при поддержке Фонда президентских грантов. Он усвоил те принципы, которые вами предлагались на занятиях?
ВФ Да, он как раз и показал нам то, что приобрел в БСО. Конечно, его стажировка у нас проходила сравнительно недолго, но за этот небольшой срок работы с коллективом у него была возможность почувствовать, как нужно вести себя с оркестром, усвоить традиции посредством этой работы.
ЕК В 2019 году прошел новый набор и был объявлен пул дирижеров, с которыми предстоит общаться молодым музыкантам: Леош Сваровски, Александр Либрайх, Ян Латам-Кёниг, Максим Венгеров. В свете нынешней политической ситуации есть ли корректировка этого плана персон?
ВФ Конечно, были изменения, корректировки. Студия дирижеров ведь напрямую связана с теми концертами, которые были запланированы. Многие музыканты не смогли приехать – это коснулось всех залов и коллективов, наш оркестр не мог стать исключением. Если суммировать, то, помимо меня, со стажерами Студии молодых дирижеров БСО в разные сезоны работали Денис Лотоев, Александр Либрайх, Павел Сорокин, Леош Сваровски, Александр Полищук. Сейчас работа студии подошла к концу, и планируется заключительный концерт.
ЕК Давайте поговорим о вашем творчестве. Можно ли попросить приоткрыть завесу вашей личной лаборатории: как вы обычно работаете с партитурой, если это что-то новое – учите за роялем, глазами? Слушаете ли чьи-то записи?
ВФ Записи я не слушаю. Воспринимаю партитуру глазами, сердцем, умом, какими-то достоверными впечатлениями из прочитанных книг об эпохе, в которую творил композитор, о его жизни. Важно понимать, что сопутствовало созданию того или иного сочинения. Работа эта проходит в полной тишине, полном безлюдье. Для полноценного освоения партитуры порой требуются многие годы: я долгое время изучаю ее, то и дело проверяю сам себя. Постепенно у меня рождается и даже изменяется мнение о произведении.
ЕК К юбилею Александр Чайковский пишет для вас произведение – как будете работать с его партитурой? Есть ли практика, что композитор приходит и сам показывает вам свою музыку? Или, может, это бывало в прошлом?
ВФ Нет, для меня нет необходимости в том, чтобы композитор что-то показывал. Достаточно нот. Мне, кстати, уже передали партитуру Александра Чайковского, я посмотрел ее, понимаю все. Идея заключалась в том, что в концерте планировалось исполнить Серенаду Моцарта для четырех оркестров. И по этому принципу Александр Чайковский написал новое произведение для четырех небольших оркестров, причем в звуках у него зашифрована моя фамилия, а развитие вариационное – это очень интересно и необычно. Мне важно будет только уяснить, где какой оркестр и какую роль играет. А то, что это написано с душой, я сразу почувствовал…
ЕК Вы были первым исполнителем многих современных опусов. Случалось ли просить композитора что-то изменить, улучшить?
ВФ Первый опыт последовательного взаимодействия с композитором у меня был со Свиридовым. С ним это было исключено: ни одной ноты изменить он бы не позволил, ибо всегда был убежден, что написал все до последнего нюанса так, как чувствовал душой. Для меня было колоссальной радостью почувствовать дух композитора, который видит сочинение на бумаге, но при этом как будто уже сыгранным много-много раз. Возможно, именно в работе с ним сформировались мои правила взаимодействия с авторами. И я до сих пор не очень люблю просить что-либо изменить – доверяю композиторам.
ЕК Мы вас воспринимаем как москвича, московского дирижера, но ведь город, где вы родились и выросли, – Ленинград. Сохранился ли ваш дом, где вы провели детство? Есть ли чувство ностальгии по этому городу? Какие любимые места в нем?
ВФ Ничего материального не сохранилось. Сохранилась память о Ленинграде, о моей квартире, которой уже нет. А еще – о радиоточке, из которой я слушал музыку Чайковского, Рахманинова… Ныне меня больше наполняет Москва. И ностальгии по Ленинграду или Петербургу большой нет. Супруга моя, Ольга Ивановна, – москвичка. Все свои знания, образование она получила здесь. И для меня Москва тоже стала родной. Сейчас, когда Ольги Ивановны не стало, это особенно щемящее чувство…
ЕК А есть ли любимые места в Москве?
ВФ Наверное, это все же концертный зал – Большой зал Московской консерватории. Это храм музыки, которому нужно молиться. В нем играли величайшие исполнители-музыканты. И эта история передает тебе некую сверхсилу, когда ты сам там выступаешь.
ЕК У вас был блестящий старт: проработав год в оркестре как концертмейстер группы баянов в Оркестре русских народных инструментов Центрального телевидения и Всесоюзного радио, вы стали художественным руководителем и главным дирижером этого оркестра. Что вспоминается из тех лет?
ВФ Я старался переоркестровывать сочинения академической музыки, чтобы они звучали в оркестре русских народных инструментов. Находил партитуры, которые можно было исполнить в народном оркестре. Были периоды, когда я выезжал с народным оркестром за рубеж, к примеру, в Испанию. Чувствовал, что народный оркестр должен развиваться, не быть в застое, и делал для этого все возможное. Это был оркестр Всесоюзного радио и телевидения с большой аудиторией. В нем работали талантливые музыканты, некоторые из них – исполнители на ударных инструментах – перешли потом в симфонический оркестр.
ЕК Сейчас очень изменилось отношение к народному оркестру, который рассматривается как «инструмент», способный исполнять и классику (в аранжировках), и сложные современные сочинения, и даже авангард. Как вы считаете, нужно ли в принципе разделять дирижерскую профессию на специализации – симфонист, дирижер народного оркестра, хоровой дирижер? Может быть универсал, владеющий всеми навыками, и что для этого надо?
ВФ Считаю, что разделять не нужно. Это уникальная профессия, в которой заложено все. В ней много секретов и неразгаданных загадок, тайн. Должна быть одна персона, которая может управлять любым коллективом. Эта профессия изначально универсальная.
ЕК Вы рассказывали в интервью, что Вена – практически ваша вторая родина, что она вас открыла России. В каких обстоятельствах вас пригласили стать главным дирижером Венского симфонического оркестра? И сохраняется ли сейчас ваша творческая дружба с этим оркестром?
ВФ Творческая дружба сохраняется. Хотя в связи с коронавирусом и ситуацией в мире все приостановилось. Каким образом я стал главным дирижером в Венском симфоническом, мне трудно сказать. Остается лишь верить в то, что есть силы свыше. Я где-то продирижировал за рубежом симфоническим оркестром (не Венским), и об этом выступлении пошла молва. Руководству оркестра посоветовали меня попробовать. Помнится, когда меня пригласили выступить с Венским симфоническим, то проверяли на Штраусе – это у них практически народная музыка, которую непросто почувствовать. То был для меня настоящий экзамен. Дирижировал Штраусом я дрожа. Позже я питался двумя стилями. Здесь готовил хоровой гомогенный звук и привозил туда. Оттуда брал их стилистику и приучал к этому также наш оркестр.
ЕК Вы были приглашены Дмитрием Бертманом в «Геликон-оперу». Чем вас привлек этот театр, и как бы вы для себя определили ту нишу, которую «Геликон» определенно занимает?
ВФ В «Геликоне» взращивают певцов, дают им дорогу. Там все работают в едином направлении. В театре царят взаимоуважение, любовь и помощь друг другу, дружба. Для меня это необходимые для работы качества. Это ведь и в БСО есть.
ЕК Вы востребованы на Западе как оперный дирижер, но если бы сейчас вас пригласили в какой-то театр в России, то какую оперу захотели бы поставить? Есть ли мечта в этом жанре?
ВФ Я бы поставил, пожалуй, любую русскую оперу. Возможно, «Майскую ночь», моя запись которой в семидесятые годы была удостоена французского приза «Золотой Орфей». А может быть, «Бориса Годунова».
ЕК Когда-то, в начале 2000-х годов, я брала у вас интервью и спросила, какая ваша любимая опера. Вы ответили: «Евгений Онегин». Но при визировании интервью вдруг изменили ответ и написали: «Кармен». И все же, какая из этих опер для вас важнее?
ВФ Сейчас, вспомнив о «Майской ночи», я назвал бы ее. И, пожалуй, еще «Царскую невесту», если можно упомянуть не одну… Меня часто просят выделить какие-то произведения в том или ином жанре. Но я в разные периоды жизни люблю разные партитуры, влюбляюсь в то, над чем работаю сейчас, в данный момент. Наверное, меня можно сравнить с Дон Жуаном, только применительно к музыке.
ЕК Мы уже упомянули о юбилейных концертах в связи с Александром Чайковским. Можно ли попросить рассказать подробнее о программах, солистах – чем обусловлен выбор именно этих произведений классиков?
ВФ Юбилейные концерты пройдут в двух залах: в «Зарядье» 19 сентября и в Московской консерватории 10 октября. Мы сейчас говорили с вами больше о концерте в «Зарядье» – это в нем прозвучат Серенада для четырех оркестров Моцарта, Вариации Александра Чайковского – исполнять эту музыку будут, помимо БСО, «Виртуозы Москвы», «Солисты Москвы», Musica Viva. Исполним также с Денисом Мацуевым Рапсодию на тему Паганини Рахманинова. А в консерватории юбилейный концерт будет 10 октября с Николаем Луганским – прозвучат «Мечты» Скрябина, Второй концерт Рахманинова и Четвертая симфония Чайковского. Оба концерта планирует записать телеканал «Культура».
ЕК Как будете отмечать день рождения?
ВФ По традиции – в России, в нашем доме на Валдае.
ЕК Многие артисты в вашем возрасте давно оставили сцену, но ваша творческая энергия поразительна. Откуда черпаете душевные силы?
ВФ Меня подпитывает любовь к нашей культуре. Когда ее пытаются исказить, когда «роняют» ее, у меня душа болит и появляется огромное желание сделать что-то для того, чтобы «поднять» ее. Желание вновь повторить то, что иногда пытаются перечеркнуть, желание доказать правду. К сожалению, мы не всегда подтверждаем нашу высоту. В культуре часто происходит обман, и порой она нуждается в очищении…
