Персона
Валентину Васильевичу Сильвестрову – 85. Он один из крупнейших композиторов современности.
Сильвестров – явление очень объемное, если так можно сказать, концентрат ценных качеств. Его незаурядная эрудиция опирается на мощнейший интеллект. Талант драматурга сочетается с тонкой интуицией. Эти качества причудливо взаимодействуют, что порой приводит к некоторой парадоксальности творческого мышления. Скажем, тяготея к обобщенным философским концепциям, интонационно-содержательным линиям развития, он одновременно мастер детали, тончайшей нюансировки.
Длительные, единообразные по настроению структуры сочетаются с пристальным вниманием к каждому фрагменту музыки. Не берусь судить окончательно, но, скорее всего, именно это внимание к фрагменту привело Валентина Васильевича к актуальному для него ныне багательному стилю.
Сильвестров постоянно развивается. При этом именно слухом, прежде всего слухом, движутся и изменения в его творческом пути, и определяются его постоянные черты. Особая интенсивность развития, возможно, объясняется тем, что композитор поздно пришел к своему истинному призванию – с третьего курса Строительного института. Здесь не место подробно прослеживать путь обретения им собственного стиля. Наметим лишь главные линии и подчеркнем доминантовую склонность Сильвестрова утверждать через музыку красоту, добро, благородство и поручать ей нести этическое начало, можно сказать, и нести утешение. Достаточно услышать одну его максиму: «Я не считаю нужным умножать драму жизни».
Сошлюсь на другую максиму средневековой эстетики, которая гласит, что зло нельзя изображать безобразно. Это центральная идея, которая была сильно нарушена в XX веке. С другой стороны, нельзя сказать, что в музыке Сильвестрова совсем отсутствует драматизм. Но это драматизм внутренний, как бы драматизм подводного течения.
У разных авторов Валентин Васильевич учился лирической полетности мелоса, порывистости интонационно-ритмического рисунка, близости инструментального и вокального начал. Привлекал его в период созревания собственного стиля и Веберн, в частности, с его самоценностью каждого звука, и Стравинский со стилевым многообразием творчества, особенно периода неоклассицизма. Не проходил он и мимо наследия своего учителя Лятошинского. Красота, певучесть украинского мелоса всегда питала творчество Сильвестрова, особенно при создании хоров a cappella на литургические тексты и на стихи классических поэтов.
Подчеркнем, осваивая самые разные стили, Сильвестров всегда был готов к отбору содержательных и нужных именно ему свойств. Так вырабатывался собственный стиль, к которому этот художник пришел в 1970-е годы. При этом, уходя от какого-то влияния, он интуитивно оставлял ценное для себя и рождающегося индивидуального почерка. Предположим, отказавшись в определенный момент от характерных техник XX века, он и сегодня остается в каком-то смысле авангардистом. Разнообразие пауз, культ тишины, особая трактовка кадансов, необычные гармонические сдвиги и другие приемы свидетельствуют об этом.
Увлекшись передачей мгновений музыки, на первый взгляд, в простых маленьких пьесах, в определенный момент он переходит к «семьям» этих багателей и дальше – к по-настоящему большой форме – багательному эпосу.
Валентин Васильевич – художник на редкость свободный. Он не боится быть похожим на кого-то из великих композиторов прошлого. Какие бы вы ни обнаруживали сходства, они неизменно сопровождаются принципиальными отличиями, и сходство рассыпается.
Именно Сильвестров провозгласил максиму: ныне наступила эра универсального языка. Разве не о том заявляет сегодня термин метамодерн?
Творчество композитора велико и разнообразно. Автор девяти симфоний, важных произведений для камерных и симфонических составов со специальными названиями. Например, «Реквием для Ларисы» или Exegi monumentum («Памятник»), Widmung («Посвящение») – симфония для скрипки и оркестра или «Метамузыка» – симфония для фортепиано и оркестра.
Продолжая огромный список значительных произведений, назову кантаты, хоровые опусы, сочинения для камерного ансамбля, а также для голоса с фортепиано. Среди них знаменитые «Тихие песни» на стихи классических поэтов, которые заслужили от разных музыкантов звание шедевра. (Подробно познакомиться со списком сочинений композитора можно по каталогу M.P.Belaieff :Frankfurt – Oktober 2004. Составитель Татьяна Фрумкис).
Склонность к мелодизации ткани привела композитора к такому фундаментальному качеству, как поющая форма. Потому что любой элемент музыкального целого он пытается сделать тематически осмысленным.
Важно, что того же он требует от исполнителей, и не имеет значения, симфония ли это, либо любая другая крупная форма или маленькая пьеса.
Исполнительская эстетика Сильвестрова – особая тема. Притчей во языцех стало огромное количество его указаний в нотах – все эти стрелочки, бесчисленное множество динамических и агогических замечаний, которым автор поручает столь же важную роль, как и интервалам.
Кто-то даже из знаменитых исполнителей в обиде на Валентина Васильевича, считая такой подход посягательством на их интерпретаторскую индивидуальность. Другие бывают не просто благодарны, но используют подход Сильвестрова для трактовки известных классических текстов.
Ведь в музыке этого композитора каждая фраза осмысленно дышит, нет пустых мест, даже не существует обычных общих форм движения. Привлекает способность вносить плавность в любой, даже угловато-извилистый мелодический рисунок. Процитирую остроумно сказанное Виктором Цуккерманом о музыке П.И.Чайковского: «У каждой гаммы где-то между ключевыми знаками запрятаны ростки певучести, и каждая не слишком резвая гамма мечтает о том, чтобы когда-нибудь стать кантиленой». Наиболее масштабные и чуткие исполнители согласились бы принять это к действию по отношению к музыке Сильвестрова. А один из самых крупных отечественных гуманитариев, киновед Наум Клейман, однажды, характеризуя Сильвестрова для иностранцев, полушутя-полусерьезно сказал: «А у нас есть свой Шуберт!»
Очень оригинально защищает Валентин Васильевич роль секвенции, которая сегодня, скажем так, подвергается иногда почти презрению: «Есть секвенции ожидаемые и неожидаемые, есть удачные и неудачные. Однако мелодия ведь летает на крыльях секвенции… я веду речь об инерции полета. Борьба с секвенцией привела к исчезновению мелодии».
Своеобразны отношения у Сильвестрова с поэзией. Не счесть, сколько он знает самых разных стихов наизусть! Весьма оригинальна ситуация, когда композитор обращается к стихам, на которые уже написаны романсы, в том числе шедевры. Не могу удержаться, чтобы не процитировать ответ Сильвестрова на мой вопрос по этому поводу: «Я трактую выбранные тексты не так, как это делали прежние композиторы, в том числе создавшие шедевры… Стихотворение имеет свою географию, сильные и слабые доли, рифму. Раньше реагировать на это не нужно было. Сейчас ситуация иная: мне кажется, что музыка как бы анализирует ткань стиха, не эмоции, а сам язык. При этом во время анализа языка всплывает и эмоция, может быть, и пейзажная зарисовка».
Несмотря на то, что Сильвестров сегодня награжден почетным званием живого классика, будет не удивительно, если он снова, в который раз в чем-то изменится, при этом в главном оставаясь все тем же выдающимся композитором современности.
