События
Все интересующиеся могли пообщаться на них с авторитетными экспертами. И темы обсуждений – глобальней не бывает. Например, на первой же сессии заговорили о том, «Как становятся композитором». Оказалось, что общепонятное вроде бы определение профессии – композитор тот, кто сочиняет музыку – не так уж общепонятно. Преподаватель кафедры «Саунд-арт и саунд-дизайн» Школы дизайна НИУ ВШЭ Арман Гущян обратил внимание, что среди занимающихся так называемыми прикладными жанрами преобладает убеждение: композитор – тот, кто зарабатывает продажей сочиненной им музыки. Но тогда вряд ли можно считать таковым, допустим, Шуберта – по крайней мере, придется отказать ему в звании композитора-симфониста, ведь при его жизни не прозвучала ни одна из написанных им симфоний.
Разделились мнения и насчет пути вхождения в композиторское дело. Александр Хубеев, художественный руководитель Международной Академии молодых композиторов в г. Чайковском, рассказал, что стал сочинять в 10-летнем возрасте. А вот Арман Гущян пришел в музыкальный вуз после третьего курса Университета стали и сплавов, где учился на программиста. Эксперты сошлись в одном, что четче всех сформулировал казанский композитор и педагог Эльмир Низамов: научить сочинять нельзя, музыкальная мысль должна изначально бурлить в человеке, а дело учителей – развить умение придавать ей форму. И, как сказала Настасья Хрущева, доцент Санкт-Петербургской консерватории, конечно, львиная доля успеха зависит от самого ученика, от его пытливости, готовности самому докопаться до тайн «контрапункта дуодецимы у Палестрины» и прочих премудростей искусства.
Еще более высокого градуса достиг спор на следующей встрече – «Саунд-дизайн в музыке: что произошло со звуком в XXI веке». Кинокомпозитору Ивану Бурляеву категорически не понравилась музыкальная инсталляция его коллеги-авангардиста Николая Хруста, преобразующая словесные фразы в перебор рояльных тонов. Иван и его единомышленник Михаил Афанасьев, создатель библиотеки звуковых блоков Imagine Music (очень распространенная сегодня практика – например, 90 процентов музыки телешоу не сочиняется, а подбирается из таких баз), видят свою задачу в создании и продаже эмоции, а вот чем может привлечь покупателя – например, продюсера Голливуда – такой аэмоциональный набор звуков? Реплика Николая, что не все продается и покупается даже в Америке, а нахождение небывалых прежде комбинаций звуков самоценно, оппонентов не убедила. Симпатии публики все же стали склоняться в сторону поборника чистого искусства, но тут «коммерсант» Иван неожиданно добавил: «И как насчет вдохновения? Как с потрясением, вроде того, что дает рахманиновская гармония в какой-нибудь восемнадцатой из “Вариаций на тему Корелли”?». Это был сильный ход, но, конечно, и он не разрешил спор между представителями «музыки для народа» и той, которую «нужно не сочинять, а изобретать», идущий уже много столетий.
Через пару часов о том, «с чего началась современная академическая музыка в России», рассказала директор Московского ансамбля современной музыки Виктория Коршунова, представив композиции Николая Хруста, Эльмира Низамова, Дмитрия Курляндского, Александра Хубеева.
В вечерней дискуссии специалисты обсудили тему «Время композиторов: человек vs искусственный интеллект», сходу расшевелив подуставших за день слушателей сенсационным заявлением, что искусственного интеллекта… не существует, ибо именуемые так сложные электронные структуры – все равно лишь машины, начиненные архивом, способ операции с которым задает человек. Уже поэтому страхи традиционалистов, утверждающих, что нельзя пускать кибернетику в интимный мир творчества, беспочвенны. Инициатива в любом случае за композитором, задача которого, как сформулировал Дмитрий Курляндский, – сочинить способ сочинения. Его поддержали композитор – саунд-артист Олег Макаров и медиахудожник-исследователь Дмитрий Морозов (более известный зрителям под артистическим именем ::vtol::), проиллюстрировав теорию совместной импровизацией на электронике. Правда, прозвучавшее скорее подтвердило скепсис тех, кто убежден: современной музыке никогда не достичь степени контактности тех же «Вариаций» Рахманинова. Тем не менее модератор всего дня, композитор и музыковед Анна Виленская (немало, замечу, добавившая событиям живости и обаяния) поблагодарила выступивших хотя бы за гуманистическую веру в то, что машина никогда не станет умнее человека.
День музыки и саунд-дизайна Союза композиторов России и «Фирмы Мелодия» на Российской креативной неделе завершила презентация альбома Настасьи Хрущевой «Нормальная музыка». Событие нерядовое: многие ли из современных сочинителей, пишущих так называемую академическую музыку, могут похвастаться такой востребованностью, как Настасья, в чьем опыте и резидентство в Петербургской филармонии (оркестровые партитуры «Красота», «Медленно и неправильно» и другие), и 25 спектаклей, сделанных с ведущими режиссерами города и страны, и три номинации на «Золотую Маску», и монография «Метамодерн в музыке и вокруг нее»…
О Настасье говорят, что она «не стремится в своей музыке к доступности, но провоцирует контакт… смело обращается к слушателю, не допуская пассивного восприятия». Случилось так, что, к стыду, только благодаря альбому «Нормальная музыка» я познакомился с творчеством Хрущевой. И уже по нему могу сказать: все написанное – правда. Когда на тебя обрушивается пулеметная очередь аккордов, выбиваемых из рояля со всей силой, какая только возможна (так, например, начинаются «Русские тупики» – одно из сочинений альбома в исполнении самой Настасьи) – ни о каком политесе не может быть речи. Но, с другой стороны, звучит отнюдь не какофония, а благозвучнейший соль минор: в окружении авангардных писков и скрипов, преобладающих в музыке иных сверстников Настасьи, что это, как не протянутая слушателю рука, не просто предлагающая – требующая контакта, «провоцирующая» его?
А разве не провоцируют слушательское сочувствие пронизывающие все сочинение интонации лирики Чайковского, самой «контактной» в мире?
С другой стороны, если в немаленькой (почти полчаса) пьесе, грубо говоря, только эти два элемента и есть – «лупцевание» и сиротская печаль, пусть данные во множестве вариаций, – не проберет ли от этого бесконечного бросания из жара в холод ощущение безысходности? Но ведь автор и предупреждал: это «Русские тупики».
Однако тупик – это же плохо? Вовсе нет – тут уже цитирую рассказ Настасьи на презентации альбома. Культура, в том числе музыка, создали за столетия истории столько путей, лабиринтов, уголков, каждый из которых стоит того, чтобы остановиться, побыть наедине с художником и самим собой…
На подобных антиномиях («тупик – хорошо»), как понимаю, строится все творчество Настасьи. Пустота – тоже хорошо, потому что она – сестра глубины. Минимализм – не тот ортодоксальный, что у Филипа Гласса или Стива Райха, а «сентиментальный», как у Дэвида Лэнга, Симеона тен Хольта или Владимира Мартынова – вот жизнеспособное направление.
И вообще, «музыки должно быть поменьше», поскольку, как учит тот же Мартынов, «время композиторов кончилось»… Задаю Насте вопрос: «А зачем тогда писать?» Слышу: «Потому что приятно послушать». – «Но если приятно послушать, значит – не кончилось?» На это ответа уже не последовало. Хотя косвенно он прозвучал в сообщении, что альбом очень неплохо приобретается на различных интернет-платформах.
И оно понятно. Люди устали от дисгармонии в музыке и жизни. Им, как и Насте, хочется той чистоты чувств, что имели счастье испытывать классики. И они, как она, интуитивно ощущают, что возврат невозможен – но вдруг? И ловят звуки ее «Тупиков», «Трио памяти невеликого художника», «Книги радости и печали» (на презентации их помогли представить скрипач Станислав Малышев и виолончелистка Ольга Калинова)… Нормальная для сегодняшнего дня музыка.
А у Настасьи, как у истинного метамодерниста, уже готов скачок в противоположность и зреет замысел, как она сказала, «Убогой музыки». Но это уже, очевидно, сюжет для рецензии на следующий альбом.
