Релизы
«Летучий Голландец» Рихарда Вагнера, несмотря на небольшую продолжительность (чуть более двух часов), – настоящее испытание для дирижера. От его интерпретации зависит, станет ли опера захватывающей драмой или испытанием для слушателя. У меня перед глазами два недавних живых опыта. Первый – стремительная и легкая трактовка Филиппа Чижевского (спектакль Константина Богомолова, копродукция Пермского театра оперы и балета и театра «Новая Опера»), где два часа проносятся молниеносно. Другой – классическая постановка Кристиана Шпука в Немецкой опере в Берлине под управлением Ивана Репушича, где те же ноты звучали бесконечно долго и невыносимо мучительно. Тем интереснее познакомиться со свежей полной записью из Норвежской национальной оперы под руководством англичанина Эдварда Гарднера.
С первых тактов увертюры становится ясно: перед нами тщательно продуманная и драматургически выстроенная работа. Гарднер находит идеальный баланс между плотностью и прозрачностью. Оркестр звучит пружинисто и контрастно, особенно в темах, связанных с Голландцем и морской стихией. Его звук мощный, но не перегруженный; мы можем различить все нюансы сложной вагнеровской оркестровки, услышать каждую краску. Оркестр создает саспенс в моменты мистического ужаса, рисует струнным тремоло рябь на воде в пророческом сне Эрика и превращается в роскошный, но совсем не пошлый фон для праздника моряков в третьем акте. Отдельной похвалы заслуживает хор Норвежской оперы: воздушный и легкий в сцене с прялками, прекрасно артикулированный и мощный в песнях норвежских моряков и жуткий в потусторонних ответах команды Голландца.
Джеральду Финли удается создать сложный, многогранный и убедительный образ Голландца. Его герой – не инфернальный злодей и не пассивный страдалец. Это знающий себе цену волевой мужчина с красивым тембром и отчетливой дикцией, но при этом глубоко несчастный. В его монологе Die Frist ist um мы слышим не просто констатацию проклятия, здесь вся гамма чувств: отчаяние, жажда смерти, робкая надежда на спасение. В диалогах с Даландом он сохраняет отстраненное благородство, а в дуэте с Сентой раскрывается его лирическая сторона, способность на глубокое и сильное чувство. Его голос звучит настолько убедительно и благородно, что выбор Сенты кажется не просто предопределенным, но единственно возможным.
Лиз Давидсен справляется со сложнейшей партией Сенты не только технически, но и актерски. Ее героическому порыву в балладе веришь безоговорочно; резкий, отрывистый аккомпанемент оркестра лишь подчеркивает внутренний надлом героини. В более лирических, нежных фрагментах голос Давидсен иногда звучит излишне жестко, но эту особенность можно трактовать и как часть образа: ее Сента не наивная мечтательница, а человек, уже сделавший свой выбор. Она может быть любящей и заботливой, но ее истинная природа – отчаянная решимость идти до конца. Эта внутренняя сила делает ее равной Голландцу и объясняет, почему именно она способна спасти его.
На фоне сложных и глубоких образов Голландца и Сенты Эрик (Станислас де Барбейрак) и Даланд (Бриндли Шерратт) звучат спорно. При всем вокальном мастерстве де Барбейрака его Эрик кажется драматическим просчетом: он нарочито оперный, неубедительный и истеричный. Он почти кричит, иногда любуется собой – и не вызывает сочувствия. Эта экспрессия не действует ни на Сенту, ни на нас. В результате любовный треугольник фактически не складывается. Что касается исполнителя роли Даланда, то его круглый, чуть гнусавый тембр звучит излишне гротескно, диссонируя с общим мрачным колоритом музыки Вагнера.
Запись под управлением Эдварда Гарднера захватывает не только безупречным качеством звучания, но и заставляет глубоко сопереживать сюжету Вагнера. Глубина и трагедия, звучащие в голосе Джеральда Финли, пленяют ранимую и одновременно полную отчаянной решимости Сенту. Мы выбираем Голландца. И мы верим в самопожертвование Сенты. И совершенно не замечаем, как пролетают два часа и десять минут этой запоминающейся записи – выдающиеся дирижер и солисты делают так, что никакого спектакля для этого и не нужно.
