Марис Янсонс – из редких фигур, о ком можно сказать без сомнения и без преувеличения: его любили все – оркестранты, коллеги, публика, пресса. Одной из главных черт маэстро была щедрость – дирижерская, музыкантская, человеческая: работая над новой партитурой, готовя оперную постановку, отвечая на вопросы журналистов, он не экономил ни времени, ни сил. Вероятно, высшим проявлением этой щедрости стало то, что вдобавок к аудио- и видеозаписям, к интервью, к благодарной памяти о его концертах и спектаклях Янсонс стремился оставить после себя новый зал. Речь о проекте Мюнхенского концертхауса, решение о возведении которого было принято в 2015 году. «В Гамбурге это длилось безобразно долго, надеюсь, Мюнхен справится быстрее», – говорил тогда Янсонс, но с тех пор строительство неоднократно откладывалось и, увы, не началось до сих пор.
Решимость бороться за будущий зал стала причиной для одного из самых неожиданных шагов в блестящей карьере Янсонса. Практически одновременно, в 2003 и 2004 годах соответственно, он возглавил два европейских коллектива высшей лиги – Симфонический оркестр Баварского радио и амстердамский Королевский оркестр Консертгебау. С обоими Янсонс проводил не менее 10-12 недель в сезоне, был в прекрасных творческих отношениях, активно гастролировал и работал над записями. Тем более удивительным мог показаться его уход с поста главного дирижера оркестра Консертгебау в 2015-м. Да, Янсонс уже давно задумывался о сокращении нагрузки и о том, чтобы больше внимания уделять опере; но, по его же словам, выбрать из двух великолепных оркестров один, чтобы расстаться с другим, было неимоверно трудно.
«Я долго думал, – рассказывал Янсонс в 2017 году, – и решил все-таки остаться в Баварии; думаю, это был для Амстердама большой шок. А в Мюнхене у меня была важнейшая задача: чтобы у оркестра появился новый зал. Я боролся за него 12 лет. Скажи я Баварскому радио “до свидания” – зала бы не было. Я был знаменосцем этой борьбы и остался там из-за нее, иначе это было бы предательство. Тогда ведь еще оркестр Берлинской филармонии искал главного дирижера и со мной в том числе вел переговоры… Меня даже не волнует, выступлю ли я там хоть раз, – как артист я свою задачу выполнил: сделал что-то хорошее своему оркестру и городу. В Мюнхене, надеюсь, будет такой зал, которого заслуживает этот город в силу своей высокой музыкальной культуры. А увижу ли я его, это уже второстепенно, я же не для себя строю».
Таким же самоотверженным отношением отличалась работа Янсонса в студии, на сцене, в опере: принятый сегодня даже в лучших оркестрах порядок, когда программа может исполняться с одной-двух репетиций, его не устраивал, не говоря уже о практике, когда дирижер появляется в театре ближе ко дню премьеры. Полностью погрузиться в процесс на два-три месяца – так понимал Янсонс работу над оперной постановкой, из-за чего их в послужном списке маэстро до обидного мало. «Я считаю, что ты, если дирижируешь оперой, должен быть музыкальным режиссером, – объяснял он во время работы над “Леди Макбет Мценского уезда” в Зальцбурге. – Жить с каждой ролью вместе. Каждую маленькую фразу, неважно чью, ты как бы сам поешь, хотя и только про себя. Это, мне кажется, самое главное, что от дирижера исходит, и оркестр это очень чувствует, и все как будто схвачены чем-то единым».
Щедрость Янсонса была неразрывно связана с жадностью до новых впечатлений – от литературы, от драматического театра, от репертуара как нового, так и старого. В интервью разных лет дирижер неоднократно говорил о том, что вновь открывает для себя Гайдна, Бетховена, Брукнера – и в то же время о том, каким открытием стала для него, например, «Турангалила» Мессиана. Исполняя и записывая с оркестром Баварского радио все симфонии Бетховена, в пару к каждой из них Янсонс заказал по сочинению нашим современникам от Родиона Щедрина и Гии Канчели до Йорга Видмана и Иоганнеса Марии Штауда. С восторгом отзывался об «Америках» Вареза, а к 125-летию Консертгебау исполнил даже «Мистерии» Луи Андриссена – сочинение, полемизирующее с существованием симфонического оркестра как такового. Мечтал выступить с Муслимом Магомаевым и Тамарой Синявской – и очень радовался, что успел сыграть Гершвина с Раймондом Паулсом.
Родившийся в Риге, давно ставший гражданином мира, Марис Янсонс всегда называл своим домом Санкт-Петербург и возвращался туда при любой возможности. Возлагая много надежд на молодежь, он в то же время возмущался нынешним телевидением, считая, что «положение с моралью, с этикой, с духовным развитием на планете – катастрофическое». И, скорее всего, был бы в ужасе от многих событий, дожить до которых ему не довелось: Янсонс умер 1 декабря 2019-го от острой сердечной недостаточности. Трудно представить себе, что его нет на свете уже три года.