Я все стерплю События

Я все стерплю

Теодор Курентзис исполнил в «Зарядье» Тринадцатую симфонию Дмитрия Шостаковича

Сентябрь в этом году можно уверенно назвать «временем Шостаковича», и дело тут не только в дне рождения 25 сентября (тем более что дата некруглая – 117 лет). Просто многие почувствовали, что начать сезон надо с музыки метафизической, обращенной к смыслу жизни, нравственным ценностям, – его музыки, парадоксальным образом становящейся все более и более актуальной.

«Шостакович. Над временем» – фестиваль с таким названием открылся в Самаре. «Месяц композитора» со всеми пятнадцатью симфониями объявлен в Мариинском театре. В зале «Зарядье» начало шестого сезона прошло также под знаком ДДШ: сначала Валерий Гергиев с мариинцами и Ильдаром Абдразаковым исполнили «Сюиту на стихи Микеланджело» (1974), затем, два вечера подряд, Теодор Курентзис с оркестром musicAeterna, сводным мужским «басовым» хором и солистом Алексеем Тихомировым представили Тринадцатую симфонию.

Маэстро Курентзис в последние годы постоянно обращается к Шостаковичу: пять лет назад в нескольких городах страны сыграл Седьмую симфонию, два года назад – Четвертую, в 2022-м представил каскад поздних его сочинений – Тринадцатый квартет (1970), «Семь стихотворений А. Блока» (1967) и Четырнадцатую симфонию (1969). И вот пришел черед Тринадцатой (1962), которую услышали петербуржцы, а затем и москвичи. В программе она одна – звучит один час шесть минут. Такой необычный концерт мало кто может себе позволить, ведь тут явный риск: придут ли люди исключительно ради этого часа, чтобы услышать довольно сложное, тяжелое произведение, и только его? Однако, как обычно все последние годы у Курентзиса, аншлаг был оба вечера в Москве: кажется, интерес к симфонии сегодня не меньший, чем во время мировой премьеры шестьдесят лет назад, в декабре 1962-го.

Тринадцатая написана на стихи Евгения Евтушенко, молодого тогда поэта-шестидесятника, смело зашедшего на территорию запретной в то время темы и тем самым вызвавшего на себя огонь. Речь о первой части – «Бабий Яр» – на стихи одноименной поэмы. Бабий Яр, как известно, это мировой символ холокоста, ибо в этом страшном месте на окраине Киева только за два дня в сентябре 1941 года гитлеровцы расстреляли 33 тысячи евреев (а всего за три года – более ста двадцати тысяч человек, среди них были и русские, и украинцы, и цыгане). Тему холокоста в СССР замалчивали, не в последнюю очередь из-за того, что в казнях и расстрелах вместе с немцами участвовали украинские коллаборационисты, а этот факт скрывали, ибо он противоречил догме о «дружбе народов».

Сначала Шостакович написал одночастную симфоническую поэму «Бабий Яр» для баса, «басового» (мужского) хора и оркестра, потом ему захотелось работу с поэтом продолжить, в итоге родилась симфония в пяти частях («Бабий Яр», «Юмор», «В магазине», «Страхи», «Карьера»). Это в каком-то смысле симфония-«головастик»: есть заглавная часть – на самую острую, ключевую тему (недаром она дала неофициальное название всему сочинению), а есть остальные, очень разные части.

Тринадцатую часто называют симфонией-проповедью… Да, есть в ней и назидательность, и морализаторство, иногда чересчур лобовое, прямолинейное, особенно во второй – пятой частях, причем кое-что сегодня звучит немного наивно. Например, финал – «Карьера»: само это слово в советское время было чуть ли не ругательством, считалось, что советский человек должен быть романтиком и жить духовной жизнью, но сегодня сделать карьеру – значит добиться успеха в жизни, к этому все стремятся.

К стихам Евтушенко можно относиться по-разному, не все нравилось и Шостаковичу, который писал: «Поэт прислал мне на выбор пять стихотворений. Пожалуй, полностью меня ни одно из них не устраивает… Я выбрал стихотворение, которое называется “Страхи”. Стихотворение длинное, несколько многословное…»

К чести поэта надо сказать, что он был самокритичен: «Две плохие строфы, до сих пор мучающие меня, попали в руки Шостаковича, да так и остались в его гениальной музыке». Шостакович попробовал было заменить кое-что в оригинальном тексте стихотворения «Страхи». Вместо слов «Страхи новые вижу, светлея: страх неискренним быть со страной, страх неправдой унизить идеи, что являются правдой самой, страх фанфарить до одуренья, страх чужие слова повторять, страх унизить других недоверьем и чрезмерно себе доверять» композитор сам написал другие: «Я хочу, чтоб людьми овладели страх кого-то судить без суда, страх неправдой унизить идеи, страх неправдой возвысить себя. Страх с другим оставаться бесстрастным, если кто-то в тоске и беде, страх отчаянный быть не бесстрашным на холсте и чертежной доске».

Но в итоге оставил все как есть. Несомненно, стихи, положенные в основу симфонии, разного качества, но изъянов почти не замечаешь: музыка сглаживает все шероховатости, во многих случаях поднимаясь над поэзией. При этом и поэтически, и музыкально самой сильной, как ни крути, остается первая часть – «Над Бабьим Яром памятников нет…», потрясающая до слез.

Вокруг «Бабьего Яра» было в свое время сломано немало копий, власти изо всех сил пытались не допустить премьеры. Или допустить, но без первой части (!) – именно такое предложение на полном серьезе сделал дирижеру мировой премьеры Кириллу Кондрашину министр культуры А. И. Попов. Не забудем: все это происходило на фоне настоящей травли Евтушенко, который-де «исказил историю Великой Отечественной войны, забыл о трагедии русского народа, извратил идеи интернационализма и патриотизма». Шостакович защищал поэта как мог: «Всякого рода определения по его адресу, вроде “бездарный поэт”, “стиляга” и т.п. вызваны в лучшем случае слабоумием, – писал он. – А на самом деле, думается мне, завистью». Конечно, исполнять симфонию без главной первой части Кондрашин отказался, объяснив министру, что такое исполнение вызовет еще больший ажиотаж и «совсем ненужное любопытство». Премьера состоялась, но бог ты мой, как драматично складывалась ситуация с исполнителями, которые сходили с дистанции один за другим: Евгений Мравинский по непонятной причине исчез, на певца Бориса Гмырю надавили, и он тоже отпал, Александр Ведерников отказался петь сам, другой солист Большого театра Виктор Нечипайло вроде бы уже должен был петь, но не пришел на генеральную репетицию и премьеру, в итоге первым исполнителем стал молодой солист Московской филармонии Виталий Громадский. Ну и оркестр филармонии под руководством Кирилла Кондрашина. «После финала вся публика встала, и началась неистовая овация, длившаяся бесконечно», – писал друг композитора Исаак Гликман.

«Тринадцатая оказалась симфонией пророческой, вне времени или, может быть, точнее, на все времена. Конечно, это был не просто концерт. Люди пришли в «Зарядье», чтобы понять, на каком мы свете, «сверить часы» и удостовериться, что мы «собор», общество, которому важно держаться вместе. И конечно, хотели услышать что-то важное от авторитетного человека, каковым, безусловно, является Теодор Курентзис, который, правда, давно не произносит слов, не дает интервью, зато многое говорит музыкой, в исполнении которой он стремится к совершенству. Один из лучших наших басов Алексей Тихомиров, который в прошлом году солировал в Четырнадцатой симфонии Шостаковича под управлением Курентзиса, рассказал мне о начале их совместной работы, которая сразу его поразила. «Теодор тонко чувствует музыку не только как дирижер, но и как вокалист. Например, в соло баса в первой части Четырнадцатой симфонии есть очень трудный ход от низкого регистра наверх, причем уйти нужно на пианиссимо. Теодор показал это легко, виртуозно, я был вдохновлен примером, в итоге все получилось, и маэстро был доволен», – сказал Алексей. С Тринадцатой симфонией певцу, похоже, было легче: он пел ее в Чикаго с Риккардо Мути, был номинирован на премию «Грэмми». В исполнении Алексея Тихомирова чувствовалось доскональное владение материалом, точная выверенность всех нюансов, глубокое понимание текста, что здесь очень важно. Ну и немаловажна красота тембра, глубина и выразительность голоса Алексея, одинаково в разных регистрах.

Вокальная сторона симфонии построена как бесконечный диалог солиста (баса) и хора басов, в данном случае – сводного хора из Капеллы Юрлова, Госхора имени Свешникова и, разумеется, musicAeterna. Хоровая партия кажется порой мрачным голосом из преисподней, а пение солиста – по контрасту – теплое, человеческое; на фоне низкой хоровой тесситуры солист даже не кажется басом – настолько он лиричен, мелодичен. Этот «разговор» очень театрален. Работа, конечно, проведена гигантская: как удалось свести три коллектива в один, единый организм (если не знать, что это разные хоры, то никогда и не догадаешься)?

Что касается оркестра – он тут настоящий фундамент всего. Как всегда в последнее время, удивляешься, насколько отчетливы, слышны все горизонтальные линии партитуры в игре musicAeterna! Никакого «крупного помола», все сделано в деталях. Мне кажется, именно в этой скрупулезности и заключается его фирменный стиль.

«Если после симфонии публика будет улюлюкать и плевать в меня, не защищай меня: я все стерплю», – сказал Дмитрий Дмитриевич Исааку Гликману, отправляясь на премьеру. И тогда, и теперь исполнение этой мощной симфонии сопровождается бесконечными овациями. Автор всегда понимал ее ценность, любил свое детище, считал одним из лучших своих сочинений. Возможно, и потому, что, как писал Шостакович, в Тринадцатой он поставил проблему именно гражданской нравственности: «Добро, любовь, совесть – вот что самое дорогое в человеке. И отсутствие этого в музыке, литературе, живописи не спасают ни оригинальные звукосочетания, ни изысканные рифмы, ни яркий колорит».

Да здравствует Шостакович! Как хорошо, что он у нас есть. Пожалуй, сейчас он нам нужен как никогда: человек, который выстрадал свои произведения, который говорил о гуманизме и верил в лучшее – в честь, совесть, добро и любовь.

Генеральная репетиция Конкурс Рахманинова 2025

Генеральная репетиция

Завершился первый этап второго тура Рахманиновского конкурса в композиторской номинации

Поговорим об «Утесе» Конкурс Рахманинова 2025

Поговорим об «Утесе»

Жюри подвело итоги первого тура по специальности «Дирижирование»

Интрига нарастает Конкурс Рахманинова 2025

Интрига нарастает

Завершился второй тур пианистов на Международном конкурсе имени Рахманинова

Смерть и исчезание События

Смерть и исчезание

Île Thélème Ensemble представил программу памяти Эрика Сати