События
За дирижерским пультом – Марин Олсоп, ученица маэстро. А на сцене – витаминный оптимистический коктейль из европейской оперетты, бродвейского мюзикла, сатирического кабаре и кэмп-эстетики (режиссер – Лидия Штайер).
В отличие от «Вестсайдской истории», которая писалась практически одновременно с «Кандидом» и к которой сразу пришел невероятный успех, премьера комической оперетты Бернстайна на Бродвее была достаточно прохладно принята публикой и критикой – композитору пришлось несколько раз переписывать партитуру. Понадобились десятилетия, чтобы «Кандид» стал классикой музыкального театра, и кажется, что c годами подчеркнуто эклектичный музыкальный язык Бернстайна и невероятно абсурдные перипетии сюжета становятся лишь более актуальными.
В отличие от язвительного финала одноименной повести Вольтера, череда злоключений в лучших традициях фантазий Маркиза де Сада или современной новостной ленты, которая обрушивается на головы главных героев, заканчивается у Бернстайна грандиозным и жизнеутверждающим хеппи-эндом. На то он и Бродвей и на то он и Бернстайн – мастер ритма, пышной оркестровки, жанровых и стилевых модуляций, хитовых мелодий и, главное, врожденного оптимизма, юмора и жизнелюбия.
Пародийность, заложенная в самом тексте Вольтера, еще более укрупнена в либретто Лиллиан Хеллман, подсвечена музыкой Бернстайна и передана режиссером Лидией Штайер в театральной эстетике ироничного абсурда на грани фривольного капустника (тут и бородатая баронесса, и священники, танцующие канкан в чулках, и аргентинское танго матадоров в панталонах с пайетками). Делая тем самым «видимыми» стилистические источники музыки Бернстайна (от Россини до Вайля, от Копленда до Гершвина).
Чистосердечный Кандид вслед за своим учителем Панглоссом свято верит, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Многое должно произойти, чтобы поколебать его веру, причем большинство проблем до боли понятны современному зрителю – от колониализма до сексуального насилия, от войны до фарисейства. При этом единственная «актуальная» аллюзия, которую позволяет себе режиссер, – внезапная пандемия, которая косит идеальных жителей идеального Эльдорадо после визита Кандида: все они друг за другом умирают от кашля. Кроме того, постановка оперетты решена предельно условно и максимально чутко к жанровым, ритмическим и стилистическим поворотам многоцветной партитуры Бернстайна. Это веселый гимн театру, как пространству возможного, под невозмутимый комментарий рассказчика (Винсент Гландер), который с олимпийским хладнокровием принимает все происходящее безумство. На сцене возведен трехслойный каркас декораций, позволяющий легко «нанизывать» стремительно чередующиеся миры, в которых оказывается Кандид: картонный кораблик качается на картонных волнах, кордебалет одним движением руки меняет костюмы, а внезапно опустившийся занавес превращается в нерушимую стену, навсегда отрезающую главного героя от милой ему Вестфалии (сценография – Момме Хинрихс).
Не менее чуток к стилевым поворотам партитуры и Симфонический оркестр Венского радио (RSO) под управлением Марин Олсоп (публика приветствует выход дирижера криками восторга еще до начала спектакля). Оркестр, который специализируется прежде всего на академической современной музыке, с блеском справляется с «легкой» свингующей музыкой Бернстайна. Острые синкопы и ритмические акценты, изящество жанровых номеров и пульсирующая витальность в подвижных массовых сценах. В отличие от своего учителя Олсоп не выделяется внешней эмоциональностью за дирижерским пультом, однако не меньше, чем Бернстайн, концентрируется на ритмической и стилевой точности, пусть и без оттенка бродвейского шика, которым владел маэстро. Для Олсоп это уже далеко не первый «Кандид» (она работала и с Лондонским, и с Нью-Йоркским симфоническими оркестрами), и доскональное знание и любовь к партитуре дают о себе знать. Венская публика видит в Марин Олсоп прямую наследницу Бернстайна, получая «Кандида», так сказать, «из первых рук», а для самой Олсоп эта постановка – еще один шанс продемонстрировать возможности оркестра, которым она руководит и который высоко ценит: в 2023 году перед оркестром RSO встала серьезная экзистенциальная угроза, поскольку экономические проблемы австрийской телерадиовещательной компании ORF привели к отказу от полноценного финансирования оркестра, что сильно всколыхнуло культурное сообщество Австрии.
Стремительная эксцентричность постановки осуществляется благодаря всему сценическому ансамблю: блестящий кордебалет, слаженный хор, а также международная команда солистов, которые точно расцвечивают спектакль нужными оттенками. Это и тонкий лиризм простодушного Кандида в исполнении молодого американца Мэттью Ньюлина, и харизматичная комичность Панглосса (ирландский баритон Бен Макатир), и кабареточная эксцентричность Старухи (меццо-сопрано Хелене Шнайдерман). Замечательным контрастом фонтанирующей фривольности становится легкое и светлое сопрано немецкой певицы Николы Хиллебранд в роли Кунигунды. Чистота линий и воздушность ее колоратур в знаменитой арии Glitter and be gay вступают в пикантный контрапункт со сценическим действием, поскольку игривая ритмичность этой арии становится гармоничным аккомпанементом групповому соитию на огромном ложе легкомысленной возлюбленной Кандида.
Абсурдность в «Кандиде» возводится в принцип добраться по морю из Вестфалии в Лиссабон? Легко. Заснуть в Лиссабоне и протереть глаза в Париже? Легко! Несколько раз умереть, попасть в плен, потерять одну ягодицу и все равно закончить грандиозным жизнеутверждающим хеппи-эндом? Легко! Легко ли быть прекраснодушным Кандидом в нашем лучшем из миров? С его войнами, болезнями, землетрясениями, публичными аутодафе и неверностью любимых? Может, и нелегко, но другого мира у нас для вас нет. У Бернстайна наивный Кандид оказывает сопротивление всепобеждающему цинизму – добро тут, конечно, не побеждает зло, но и не складывает перед ним голову. И несмотря на все карнавальное снижение на ударе барабана в финале оперетты из посаженного Кандидом семечка театральным фокусом выскакивает зеленый росток.
