Эмоции, пущенные в слоу-моушн  События

Эмоции, пущенные в слоу-моушн 

Первая оперная премьера Большого прошла на Камерной сцене 

Выбор оперы «Искатели жемчуга» Бизе для сценического пространства бывшего театра Бориса Покровского заранее вызывал вопросы. Как впишется в скромные параметры сцены и оркестровой ямы эта роскошная романтическая партитура? Однако теперь эту постановку хочется назвать символом пандемической эпохи: каким-то шестым чувством режиссер Владиславс Наставшевс предугадал и социальную дистанцию, и самоизоляцию, и потребность в «малонаселенных» операх, хотя планировалась эта премьера еще в прошлом сезоне, когда ничего не предвещало новых жизненных реалий. 

Для Владиславса Наставшевса это дебют в опере, но жанр не кажется ему чуждым: в некоторых прежних своих спектаклях в драме он выступал и как автор музыки. За 16 лет, прошедших с момента окончания актерского факультета в Петербургской театральной академии у Льва Додина, количество сделанного впечатляет: Владиславс успел получить режиссерское образование в Лондоне, поработать в рижских театрах, вернуться в Петербург и завоевать Москву – его спектакли были в афишах Театра Наций и Гоголь-центра.  

«Белый кабинет», абсолютно пустая сцена сразу дают нам понять, что драма чувств между друзьями-соперниками Надиром и Зургой, влюбленными в жрицу Лейлу, будет раскрыта через психологические переживания. Никаких пейзажей острова Цейлон и цветистых этнических нарядов – хор и солисты одеты в однотонные светлые одежды, ничем не привлекающие внимание 

Свой диалог с музыкой Наставшевс строит через жест, заставив артистов двигаться в определенном пластическом рисунке, часто в замедленном темпе, имитируя киношный прием рапида. При внешней парадоксальности такого решения, оно прекрасно «работает» в данном контексте. Видна и тщательная прорисовка эмоциональной шкалы: так, в начале оперы, когда Надир (Ярослав Абаимов), как блудный сын, возвращается к ловцам, его встреча с Зургой (Азамат Цалити) поставлена как жесткий поединок, и кроме телесной борьбы их глаза, мимика выражают крайнюю ненависть. Близость сцены к зрителю позволяет следить за сменой нюансов настроения, фокусировать внимание на крупных планахрежиссер умело пользуется камерностью зала, обращая его себе на пользу 

Очень точно Владиславс использует «аксессуары»   два стула и торшер символизируют личное пространство человека, которое безжалостно разрушается. В то же время предметы активно вовлекаются в действие. Со стулом, хранящим телесный отпечаток Надира, объясняется Зурга, изливая свое раскаянье и сомнения. К стулу привязывает он Лейлу в порыве яростной ревности, и идущие от него волны отрицательной энергии буквально захлестывают зал. 

 

Сам режиссер объяснял аскетичность сценографии тем, что музыка самодостаточна в своей красочности и романтической чувственности. Но, поставив серьезные актерские задачи, он, безусловно, помог полнее раскрыть смысловые уровни и сделать вокал настоящим проводником чувств. Вообще, опера слушается «на одном дыхании» именно благодаря тому, что певцы через пластику тела «проживают» и передают невербальный подтекст музыки. Режиссеру удалось создать свой театральный язык, систему приемов и провести их последовательно от начала до конца. Нет ощущения статики, затянутости, хотя дирижер Алексей Верещагин выбрал первую редакцию, без традиционных купюр. Музыкальное воплощение также порадовало: несмотря на уменьшенный состав, оркестр звучал достаточно полновесно и поддерживал накал страстей. Если взрывные натуры мужских персонажей обозначились по сюжету сразу, то натура Лейлы  раскрывается постепенно. Она появляется в маске (разновидности никаба) и поначалу держится отстраненно. Во всяком случае, так вышло у Татьяны Федотовой «обращение к духам»: аккуратно, но без концертной легкости и свободы. Но затем – в рассказе о спасенном беглеце, встрече с Надиром и в финальной сцене объяснения с Зургой – Лейла преображается и вместе с маской словно скидывает эмоциональные оковы. Слаженно и стильно действует в спектакле хор, выполняющий одновременно функции миманса.  

В общем, получилась интересная, нетривиальная интерпретация «Искателей жемчуга», и если Владиславс Наставшевс будет и дальше востребован в опере, то стоит последить за его развитием.  

Мейерхольд и одушевленные предметы События

Мейерхольд и одушевленные предметы

В Москве проходит выставка, приуроченная к 150-летию со дня рождения первого авангардного режиссера в СССР

Музыка для Ангела События

Музыка для Ангела

В Московской филармонии продолжается «Лаборатория Musica sacra nova»

Будь в команде События

Будь в команде

Второй день «Журналистских читок» открыл новые творческие перспективы молодым журналистам

Что сказано трижды, то верно События

Что сказано трижды, то верно

В Российской академии музыки имени Гнесиных открылся Всероссийский семинар «Журналистские читки»