Внеклассное чтение
Музыкальный кругозор моего поколения формировался под художественным руководством Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия». Мы получали образование по принципу «что будет издано – то и узнаем». Глядя из сегодняшнего дня во вторую половину прошлого века (даже писать страшно!), следует сказать, что образовывала нас «Мелодия» превосходно! С одной стороны, новые, «свежие» записи можно было сразу отправлять в золотой фонд, благо отечественных исполнителей космического масштаба с лихвой хватало для этого: Гилельс, Рихтер, Ростропович, Шафран, Ойстрах, Рождественский, Мравинский… Кроме того, нас иногда баловали и всем лучшим, что звучало в «остальном», закрытом для нас музыкальном мире. Доныне я с любовью перебираю заслушанные до дыр виниловые диски из серии «Из сокровищницы мирового исполнительского искусства». В ней были представлены Элизабет Шварцкопф, Kэтлин Ферриер, Николай Гедда, Лотте Леман, Александр Кипнис, Виктория де лос Анхелес и многие, многие другие. Так я заочно познакомился с великой Кристой Людвиг.
Ее пластинка была посвящена камерной вокальной музыке. Помимо песен Брамса, Вольфа, Штрауса на пластинке звучали «Пастух на скале» Шуберта (в оригинальной тональности!) и два романса Рахманинова (!). Первый восклицательный знак обусловлен тем, что порой проблематичный и для высоких сопрано, этот шубертовский шедевр в записи с легкостью и завидной виртуозностью исполняется меццо-сопрано Людвиг. Но если здесь мое восхищение было вызвано в первую очередь удивительным техническим совершенством, то второй восклицательный знак, относящийся к Рахманинову, обусловлен совсем другим. Безупречное европейское бельканто с его тонкостью фразировки, динамической дифференциацией в сочетании с обязательным для любого немецкого певца совершенным владением словом покорили меня. А главное – удивительной красоты неповторимый тембр! В немецкой вокальный школе тембр не стоит на первом месте в приоритетном листе. Голос великого Фишера-Дискау самобытен и узнаваем, но, если честно, некрасив. Владение техникой – это способность справляться с трудностями, встающими при исполнении вокальной музыки. Этому можно научить. Тембр звучания – это элитарная музыкальная религия, и лишь немногие певцы тембрально «верующие» – это зависит от наличия врожденной музыкальности.
Тогда, насладившись услышанным, я в единочасье (точнее, за 45 минут звучания пластинки) стал горячим почитателем Кристы Людвиг. Меня до сегодняшнего дня все так же очаровывает ее пение, узнаваемое среди тысячи других голосов.
Перебравшись в Берлин, я смог позволить себе приобрести целую коллекцию ее дисков и видео. Благо их было множество: мою любовь к искусству певицы разделяли Караян, Бём, Бернстайн – эти великие дирижеры в эпоху расцвета карьеры Людвиг комплектовали касты больших проектов в расчете на ее участие.
Прошли годы. Летом 1995 года мы с Сергеем Лейферкусом приехали в Японию на престижный фестиваль в Саппоро. Концерт прошел замечательно, и после его окончания в нашу честь был устроен прием. Я очень надеялся, что на приеме будет и Криста Людвиг – почетный гость фестиваля. Но, к сожалению, там ее не оказалось, что, конечно же, меня расстроило: глядя в глаза, признаться в любви и почитании великому артисту – всегда приятно. В ее отсутствие и.о. «генерала на свадьбе» в этот вечер стала Ирина Архипова. Восседая на высоком стуле, она «царила» над гостями, устроившимися за низкими столиками, по японской традиции на полу. Мы с Сергеем обратились к ней со словами приветствия. Неожиданно Ирина Константиновна спросила, а есть ли в нашем репертуаре три романса Мусоргского (точно не помню, какие она тогда назвала). Когда мы сказали, что записали на четырех дисках все до единого романсы композитора, интерес к нам улетучился. А, может быть, голод взял свое!
В конце приема к нам подошел обаятельный седовласый мужчина, по-спортивному подтянутый и элегантно одетый. «Paul-Émile Deiber, – представился он, – я муж Кристы Людвиг, она что-то не то съела сегодня за обедом, чувствует себя неважно и в антракте ей пришлось уйти. Но она просила передать свои поздравления и извинения, что не могла остаться до конца». Я, сказав о своем безграничном преклонении перед ней, попросил разрешения, вернувшись в Европу, позвонить Frau Kammersängerin Ludwig (в немецкоязычных странах звание Kammersänger – это знак высшего отличия, присуждаемый театрами певцам-солистам, а титулярное обращение – непременное условие вежливости). «Конечно, она будет очень рада!» Мы обменялись визитными карточками, и назавтра я улетел домой.
Признаюсь, мною руководили тогда не только музыкантские, но и приватные интересы. Моей жизненной и концертно-сценической партнершей тогда была молодая певица, высокое меццо-сопрано, находившаяся на взлете карьеры в том репертуаре, где некогда блистала Криста Людвиг. Услышать «волшебное» слово великой певицы, развеять тайны, секреты ее мастерства – что может быть более желанным для молодой артистки! Выждав две недели вежливости, я набрал французский номер. Криста Людвиг подошла к телефону сама. Представившись, я выслушал слова поздравления: приятно, когда они звучат неформально, носят личностный характер, наполнены подробностями и деталями. Концерт в Японии ей, несомненно, понравился, что придало мне смелости. Я спросил, когда Frau Kammersängerin проводит следующий мастер-класс и есть ли еще одно свободное местечко среди его участников? «А зачем ждать? Пусть молодая коллега приезжает ко мне в следующем месяце на Côte d’Azur, в Мougins». Мы быстро нашли удобную для всех «дырку» в календаре и тут же купили билеты на самолет. Так я впервые встретился с Кристой Людвиг.
Полагаю, я принял правильное решение не присутствовать на уроках. О том, как они проходили, я получал подробные отчеты по свежим следам. Даже общение «с глазу на глаз» были для Людвиг поводом для самопредставления. Принесенный на занятия маленький диктофон пришлось отключить: он отвлекал Кристу от главной цели встречи – видя красную лампочку «Recording», она немедля погружалась в дебри воспоминаний о своих успехах и победах. Если же удавалось «загнать ее в угол» и задать конкретный вопрос, касающийся вокала, того, как она справлялась с той или иной технической сложностью, великая Людвиг, расплываясь в наивно-обаятельной улыбке, говорила: «Если быть честной – не знаю, так меня научила мама!» Одним словом, через неделю изрядная сумма денег перекочевала в ее портмоне, а солидных технических приобретений взамен не появилось. И тем не менее деньги были потрачены не зря: за приобретенное понимание, что даже Великие – такие же люди, вынужденные по-рабски трудиться (может быть, даже чуть больше, чем простые смертные), что у каждой «звезды» случаются затмения, победы неминуемо чередуются с поражениями, и что за достижение большого искусства они платят сознательным отречением от всех земных радостей, любая выложенная сумма – невелика! Однажды Людвиг сказала: «Всю жизнь я была слугой своих голосовых связок, я родила сына и была два раза замужем. Но лишь закончив петь, я действительно познакомилась со своим сыном!»
Быстро пролетела неделя. Я проявил выдержку и появился в доме певицы лишь после последнего, седьмого, занятия. «Как, Вы тоже здесь?! Почему же Вы прятались все эти дни?» Сославшись на нежелание отвлекать от главной цели приезда, я сходу задал вопрос, мучавший меня долгие годы: «А как Вы, Frau Kammersängerin, сумели спеть “Пастуха на скале” в высоченной сопрановой тональности?! Было ли это трюком звукорежиссера?» Выяснилось, что нет, но певица отважилась на этот эксперимент лишь один раз – на записи пластинки, а в концертах она этот шубертовский перл никогда не исполняла. Вперемежку с дегустацией свежепочатой бутылочки Bordeaux за этим вопросом последовала длинная череда других. Все были счастливы: я – от удовлетворенного любопытства, а Frau Ludwig – от возможности блестящего длинного монолога перед благодарными слушателями. В конце вечера мы договорились не терять друг друга из виду и держать связь. Я захватил из Берлина дюжину своих дисков и предложил на прощание Frau Ludwig самой выбрать, что ей хотелось бы оставить себе на память о нашей встрече: Чайковский, Рахманинов, Глинка, Мусоргский? Певица одарила всех неотразимой улыбкой и сказала: «Я оставлю себе все!»
Прошел еще один год. Периодически, чтобы не кануть в небытие, я позванивал в Mougins. В один из таких звонков певица поведала мне, что она больше не живет на вилле на Côte d’Azur, где я был в гостях. В ответ на мое удивление она объяснила, что в этом регионе постоянно курсируют русские, с «дипломатами-чемоданчиками», набитыми наличными, скупающие недвижимость, и она не нашла в себе силы сказать «нет!». «И, вообще, – призналась она, – если бы я не была певицей, то наверняка стала бы маклером по недвижимости!» О жесткости Кристы в финансовых вопросах я уже был наслышан: получая гонорар за недельный курс занятий в Mougins, она выразила недовольство, что оплата производится в немецкой валюте – при переводе на французские франки нужно платить банковскую комиссию.
Перед каждым высоким меццо-сопрано рано или поздно встает вопрос, петь или не петь бетховенскую Леонору. Разумные доводы «подобру-поздорову» отказаться от искушения, как правило, перечеркиваются существованием видеозаписи с Кристой Людвиг (по мне, «Фиделио» – ее абсолютно высшее достижение!).
К лету следующего года мне надоело слушать подобные pro и contra, и я сказал: «Поехали к Кристе. Помочь она не поможет, но вдруг ей удастся отговорить от рискованного предприятия?» Я позвонил и объяснил ситуацию. «Приезжайте, мы отдыхаем на Gran Canaria».
Сказано – сделано, и вскоре самолет приземлил нас в земле обетованной: приятный островной бриз помогает легче переносить любую жару! Я позвонил Кристе, и она пообещала к завтрашнему дню решить все организационные проблемы. В те годы был популярен анекдот о Брежневе, который, как все знали, был заядлым коллекционером автомобилей. Так вот, генсека, решившего по дороге на работу собственноручно испробовать очередной новый «мерседес», останавливает гаишник и требует предъявить документы. Ознакомившись с ними, он берет под козырек и отпускает нарушителя. Подошедший к месту нарушения коллега стража порядка спрашивает, кто это был, на что следует ответ: «Кто это был, я не знаю, но шофер у него – Брежнев!»
Так и у нас, на следующее утро точно в означенные 10:00 подкатил отвратительно-зеленый Volkswagen Golf. Криста Людвиг исполняла роль шофера, вызвавшись собственноручно везти молодую коллегу на Голгофу практических занятий по теме «Бетховенское наплевательское пренебрежение к проблемам вокала». Мы обнялись, и я сказал, что и не предполагал, что VW выпускает машины такого цвета! Криста рассмеялась: «Зато не надо было ждать. Пришла в магазин и через четверть часа уже выехала на своей машине!»
Можно было не сомневаться, что коль что-либо организует Людвиг – то это будет на ее уровне. Так и случилось: на неделю она получила ключ от роскошной виллы Юстуса Франца с роялем Steinway в концертном зале дома. В отличие от первой поездки, в эту неделю мы виделись каждый день. Отправив двух прилежных певиц трудиться, я пошел плавать, а Paul-Émile Deiber – играть в теннис. Я узнал, что он очень известный театральный актер и режиссер, и между супругами нет профессиональной конкуренции, существовавшей в первом браке Людвиг с Вальтером Берри, не сумевшим психологически справиться с не меньшей, чем его, популярностью жены в оперном мире. Вечерами мы встречались у Кристы дома. Она не обзавелась здесь своей виллой, а предпочла купить прекрасный апартамент в закрытом элитном комплексе с бассейнами, кортами и эксквизитным рестораном, в котором мы ежевечерне ужинали. Прежде чем приступить к трапезе, мы выслушивали негодование дивы по поводу того, что повар разогревает еду в микроволновке (что очень вредно!), и поэтому ждали вместе с ней пять минут (якобы уменьшающие вредность) и довольствовались затем остывшими блюдами.
Семь дней, проведенные на Gran Canaria, показались мне намного короче, чем одна неделя. А что касается партии Леоноры, главной темы приезда, она (все-таки!) в ту осень была спета на оперной сцене. Если технический уровень исполнения находился на предполагаемом, ожидаемом уровне, то психологическая уверенность, накопленная на университетах Кристы Людвиг, оказала большую поддержку.
Мне посчастливилось общаться с Кристой в приватной атмосфере, поэтому позволяю себе попытаться и у читателя создать «живое» ощущение о ней, не ограничившись трафаретным кругом тем: дирижер, режиссер, спетые концерты и созданные роли (таких интервью – пруд пруди!).
Каждый(ая), кому предопределено судьбoй остаться в истории, вправе сам решать, в каком облике ему (ей) дóлжно предстать перед потомками. Некоторые с помощью радикальных методов (например, предание огню нежелательных улик) полируют свой имидж, порой до безупречного совершенства мраморной статуи (Козима Вагнер, Полина Виардо, Клара Шуман), а некоторые сознательно допускают посетителей в свой внутренний мир сомнений, переживаний, неудач, кризисов в попытке доказать свою психологическую устойчивость и стабильность. Криста Людвиг, несомненно, относилась ко второй категории. Она всегда охотно делилась подробностями своей жизни не только в узком кругу друзей, но и делала их достоянием широкого круга читателей своих книг.
Я долго размышлял, в чем причина этого? Полагаю, исходные предпосылки надо искать в детстве, в годах, прожитых под прессингом психологического давления со стороны матери. Рожденная в Берлине, Криста с юных лет оказалась в атмосфере прусской семейной муштры. (Кстати, известно ли читателю, что лишь в 1973 году в Германии вышел закон, запрещающий дома и в школе физические наказания детей?!) Я не знаю, сколько подзатыльников схлопотала юная Криста от своей мамы, но под гнетом материнского давления она прожила еще долгие, долгие годы: мама жила с ней и довлела над дочерью (и бедными зятьями!) до самой своей смерти. Курьезный эпизод: артистическая комната Кристы Людвиг, звезды в расцвете славы, после успешного концерта полна желающих поздравить, поблагодарить за подаренное удовольствие. Входит мама. «Зачем ты пела этот романс? Он у тебя больше не получается, не ставь его в программу!» Или так же рассказанное нам тогда (уже со смехом) воспоминание юности: мама не отпускала дочь одну с поклонником в кино, она шла вместе с ними, непременно садясь в зале между молодыми.
Я понял, что реакцией на психологическую травму юности, с одной стороны, были приступы неуверенности в себе – широко известный пример – отказ от выступления в Метрополитен-опере в роли Брангены, сообщенный в театр по телефону по дороге на первую репетицию (и это уже после выхода уникальной записи «Тристана» с Караяном!). А с другой стороны, именно прусская закалка (за одного битого двух небитых дают), насаждаемая матерью вместе с вокальным мастерством, позволила Кристе пережить и извечную борьбу со сценическим волнением, и голосовые кризисы, и многое, многое другое, о чем я услышал из первых уст в наши шехеразадоподобные совместные вечера.
Во время нашей первой встречи Криста Людвиг спросила, какой у меня знак зодиака. Я ответил, что я Рыбы, родился 15 марта. Ее лицо расплылось в широкой улыбке, и она сказала, что я старше ее на один день – она родилась 16 марта. С тех пор каждый год в этот день я дозванивался до нее, и мы поздравляли друг друга. 16 марта 2021 года она не ответила на мой звонок, а в апреле я узнал из газет, что Кристы Людвиг не стало. Ушла из жизни умная, острая, предприимчивая, сфокусированная на себе Дива, привыкшая стоять на авансцене, приковывать к себе внимание, пожинать плоды любви и почитания, долго шедшая к цели, но справившаяся с задачей самостоятельно бороться с сомнениями, неудачами, жизненными перипетиями. Эта удивительная Frau Kammersängerin Ludwig!
