События
Владимир Федосеев и Большой симфонический оркестр имени Чайковского открыли цикл концертов, посвященных 50-летию труда Владимира Ивановича на посту художественного руководителя и главного дирижера коллектива. И если самая первая из таких встреч, по сути паломническая, состоялась в Клину в музее-заповеднике композитора, подарившего оркестру имя, то вторая, а для столичной публики стартовая, не менее прогнозируемо прошла в Большом зале консерватории.
Прогнозируемо – не только потому что это традиционно главная академическая площадка классической музыки в Москве, где так естественно увидеть на подобном концерте и супераншлаг в зрительном зале, и именитых поздравляющих гостей – заместителя управляющего делами Московской Патриархии архиепископа Зеленоградского Савву, спецпредставителя президента РФ по международному культурному сотрудничеству Михаила Швыдкого, председателя правления Русского музыкального общества Владислава Шестакова. Но ведь Московская консерватория – еще и альма-матер Владимира Ивановича, давшая ему бесценный толчок в профессии и получившая от маэстро щедрую отдачу в виде систематической работы с оркестром вуза, студенческих оперных постановок, мастер-классов, о чем напомнил со сцены ректор МГК Александр Соколов. Да и девяносто процентов нынешнего БСО, где подчас играют уже дети и внуки тех, кто впервые встретил Федосеева за пультом коллектива, – воспитанники все той же консерватории.
Владимир Иванович был словесно краток: «Оркестр – это моя семья, а я их ребенок. Я счастлив и благодарен каждому на этой сцене. Верю в этих внуков, правнуков, их дедов и бабушек». И добавил, совсем в духе старой русской традиции, как воевода своим верным бойцам: «Спасибо вам, братцы».
Зазвучала музыка. Нет, не заявленная накануне Девятая симфония, хотя услышать ее от одного из самых преданных интерпретаторов Бетховена тоже было бы замечательно… Уж не знаю, что именно случилось (может, кто-то из вокалистов заболел – надеюсь, не тяжело), но самая мудрая сила на свете, провидение, решила по-своему: первое отделение – сюита из «Спящей красавицы» Чайковского (в редакции Федосеева), второе – «Метель» Свиридова.
Символизма, по-моему, только добавилось: два великих русских композитора, оба – знаковые для Федосеева.
Об исполнении Чайковского скажу: будто со старой прекрасной картины стерли пыль, и ее краски засияли с первозданной чистотой. Какое эфирное дивизи струнных в «Сцене с танцами и выходе фей» – фееричнее кружащих голову тончайших парфюмов. Какой волшебно-прозрачный струнный «воздух» с пробивающейся сквозь него загадочно-прекрасной песней кларнета в Адажио из Пролога – будто сквозь лесной шорох доносятся до нас гипнотические голоса зачарованного замка. Вальс, напротив, торжество полнокровных струнных унисонов. В «Сцене Авроры и принца Дезире» сперва поражаешься, как солирующая концертмейстерская виолончель вдруг многократно набирает звуковую мощь, – и только через несколько секунд понимаешь, что это абсолютно слитно, как один инструмент, заиграла вся группа, а вскоре к ней присоединились и все струнные – с той же степенью слияния. Моментами казалось – можно бы чуть убыстрить темп, но вновь через несколько мгновений дирижер убеждал тебя: этот полет скрипичной мелодии в «Панораме» лишь прибавляет в красоте под увеличительной лупой времени, как взмахи крыльев лебедя становятся еще прекраснее от съемки в рапиде.
В случае со Свиридовым Федосеева в еще большей степени можно считать соавтором: сам композитор в последние десятилетия жизни полагал, что никто точнее Владимира Ивановича не передает его замыслы. И действительно, за этим пульсом струнных и вьющимся на их фоне печальным наигрышем гобоя буквально видишь метельную степь, по которой прокладывает путь тройка с отчаянно хлещущим лошадей ямщиком, а промелькивающие контрапункты духовых кажутся тусклыми огоньками изб, проплывающими мимо («Тройка»). А с какой стильной иронией звучат у Владимира Ивановича Вальс и Романс! «Вальс Свиридова написал Хачатурян», – кричал мне как-то один авторитетный композитор, о котором было известно, что он недолюбливает музыку Георгия Васильевича. В том и дело, что надо уметь расслышать за мотивными параллелями (ведь, правда, Вальс похож на хачатуряновский «Маскарад», как Романс – на популярную мелодию Николая Зубова «Не уходи») желание стилизовать эпоху – и в то же время остаться добро-ироничным наблюдателем из будущего, добавив, допустим, нарочито сентиментальные подвывающие контрапункты… Уж кому-кому, а Свиридову с его мелодическим даром не было нужды без особой задачи обращаться за материалом к другим сочинителям. Зато на полном серьезе обжигает тебя болью-жалобой струнный хор в следующем за помпезным Военным маршем «Венчании», в тутти вырастая в плач ширью во всю Россию.
И зачем только Бог определил ее жить в холодном метельном краю, во мгле, путающей и ломающей судьбы? Свиридов вместе с Федосеевым словно задают этот вечный вопрос вслед за Пушкиным, Гоголем, Мусоргским… Но даже в этом трагическом номере завершение солнечно-прекрасно, как внезапно-прекрасна в свои просветленные (пусть не слишком частые) моменты истории матушка Русь.
