ЮРМАЛА. Перезагрузка

Предшественником фестиваля «Рига-Юрмала» был летний – «Балтийские сезоны». С этого года этот форум академической музыки переформатировали, придав иное измерение латышскому аналогу главного летнего фестиваля в Вербье, Берлине, Хельсинки и далее по списку. Юрмала для этого – идеальное место. А если учесть, что зал этот расположен фактически под открытым небом, то есть с открытыми стенами… Здесь есть крепкая крыша и даже с подогревом, но стен нет, а уж какие возможности открываются для публики во время антракта – просто мечта. Наряду с твердыми дорожками есть выход в небольшой лесок с видом на море.

Юрмала – город издавна фестивальный, истина эта была прописной для эстрадных фестивалей, но для академической музыки оказалась в новинку. Интендантом «Риги-­Юрмалы» назначили шведа Мартина Энгстрёма, которого до сих пор знали как хозяина фестиваля в Вербье. Неудивительно, что уже в первый год своего художественного правления в Латвии он собрал впечатляющую афишу с участием могучих симфонических коллективов, среди которых и оркестр Баварского радио (правда, вместо Мариса Янсонса выступила Сусанна Мялкки), и Израильский филармонический с Зубином Мета, и Лондонский симфонический с Джанандреа Нозеда. В следующем году ждут оркестр из Бостона с Андрисом Нельсонсом и Санкт-Петербургский филармонический с Юрием Темиркановым. Камерную программу в малом фестивальном зале составили выступления пианистов Рудольфа Бухбиндера, Лукаса Генюшаса, Яна Лисецкого, Мартина Джеймса Бартлетта, Дениса Кожухина, Люки Дебарга, скрипачей Юлиана Рахлина и Александры Конуновой, виолончелиста Эдгара Моро. Там же выступили две сопрано – Ольга Перетятько (экстренно заменившая заболевшего Джозефа Каллейю) и Инь Фан, а также баритон Беньямин Аппль. Пианистка Юджа Ванг, скрипач Вадим Репин, а также виолончелист Миша Майский со своей дочерью Лили выступали в главном зале «Дзинтари».

Юрмальские энигмы Плетнёва

Михаил Плетнёв и Российский Национальный оркестр впервые выступили в Юрмале на фестивале «Рига-Юрмала», исполнив сочинения Сен-Санса, Бизе и Прокофьева. Солистом в Виолончельном концерте ля минор выступил Миша Майский. Российский Национальный привез музыку без ярко выраженного национального акцента, если, конечно, не считать сюиты из балета «Ромео и Джульетта» Прокофьева, которой завершал концерт.

Сюиту из «Арлезианки» Бизе редко приходится слышать в полном объеме, дело обычно ограничивается лишь эффектной Фарандолой. Михаил Плетнёв – дирижер-загадка, дирижирующий, будто человек-невидимка, настолько незаметно и как-то даже невовлеченно, устранившись, словно сберегая нервы, щадя свой психический мир. Хотя какой оркестр не нуждается в иной, более горячей и заинтересованной энергетике. Вспоминая Плетнёва-пианиста, понимаешь, что и за роялем он скорее интравертен, сдержан во внешних проявлениях. Есть соблазн утверждать, что и за пультом он таков же, каков и за роялем, – один на один с музыкой, к тому же оркестр под его управлением вполне себе – о, чудо! – играл музыку, а местами даже очень выразительно и убедительно. Однако, нельзя было не почувствовать отталкивающей прохладности «температуры» звука, досадного, даже недопустимого равнодушия в «точном следовании партитуре», исключающих понятие интерпретации, «глубины прочтения». В концерте Сен-Санса оркестр выглядел прежде всего пышным аккомпанементом, оставаясь в тени жгучей харизмы Миши Майского. В «Арлезианке» выручала механика танцевальных ритмов. А вот в сюите из «Ромео и Джульетты» Прокофьева музыка дала понять, что одно из неоспоримых преимуществ Плетнёва-дирижера – его чувство юмора, любви к колким остротам и характерностям. Маэстро даже пытался кокетливо поигрывать плечами за пультом, демонстрируя залу вполоборота свой милый прищур. От русского оркестра ждали бисы, но дирижер не дал опомниться, кажется, даже оркестру, мгновенно покинув подиум, оставив в воздухе ощущение загадочности произошедшего.

Родины Беньямина Аппля

Сольный концерт немецкого баритона Беньямина Аппля в концертном зале «Дзинтари» в Юрмале стал самым ярким событием камерно-вокальной программы фестиваля «Рига-Юрмала». Тем, кто совсем не знает Аппля, можно предложить представить юношу с голливудской внешностью Брэда Питта и Гаспара Ульеля, обладающего исполнительской манерой утонченного камерного певца, безупречно артикулирующего в духе Вальтрауд Майер и интеллигентской скромностью Дитриха Фишера-Дискау, последним учеником которого и является Беньямин.

К этому нужно добавить еще владение искусством деликатного конферанса. При этом никакого излишества ни в чем – чувство меры для этого 37-летнего музыканта превыше всего. Для своего латышского дебюта он привез программу «Heimat» («родина», «родной дом»), начав свое выступление с рассказа о том, что точного, исчерпывающего перевода этого слова нет, оно скрывает в себе слишком много нюансов. Из нюансов и деталей, резонансов жизни и музыки и складывался пестрый пазл концертной программы. «“Heimat” – это не только родина, но и идентичность. В этом слове очень много дефиниций, среди которых главных – три: место, где родился, где живешь и где чувствуешь себя частью большого сообщества единомышленников», – рассказывал баритон залу неназойливым бархатистым тоном. Музыкант нашел оптимальный темп, тембр и интонацию для словесных комментариев, которые звучали не менее выразительно, чем музыкальные номера, придавая обычному сольному концерту черты биографической исповедальности, не говоря уже о том, как подогревали градус коммуникации между ним и публикой атмосферой интервью online.

Формат автоконферанса тянул на тенденцию, если учесть, что подобным образом провел свой концерт на этом фестивале и молодой черногорский гитарист Милош Карадаглич. Концерт-презентацию певец выстроил из нескольких глав: «Локации», «Люди», «В дороге», «Томление», «Без границ». Незаменимым вдохновителем баритона в этом странствии стал главный музыкальный путешественник – Франц Шуберт, видевший в песне оптимальное, единственно возможное средство дневникового самовыражения. А идеальным попутчиком Беньямина в этом путешествии выступил пианист Саймон Леппер, напомнив героя картин Каспара Давида Фридриха. Первой песней или Прологом программы стала песня Шуберта «Счастье» («Seligkeit») с ее беспечным порхающим летним напевом. Недостатка в экзистенциальных мотивах в творчестве Шуберта нет: здесь и «Одинокий», и «Странник», и «Странник – Луне». Песня другого Франца – Шрекера «Одиночество в лесу» стала своеобразной рифмой ХХ века. В деликатной, несуетной манере интонирования певец позволял слушателям просмаковать каждый слог, прочувствовать процесс музыкально-философского осмысления каждого нового изгиба чувств и эмоций, где рациональное и эмоциональное выступали единством инь и янь. В этом нельзя было не заметить немецкой аналитичности, но в то же время остро чувствовалась и английскость в особой мягкости и округлости интонирования, гибкости и тонкости фразировки.

Рядом с песнями Шуберта мгновенно возникли вокальные миниатюры Эдварда Грига – композитора, для которого понятие красоты родного края было на первом плане. Перед песней «День всех усопших» («Allerseelen») Рихарда Штрауса Беньямин поведал о том, как она связана в его памяти с уходом любимой бабушки. А сочинение Адольфа Штрауса «Я знаю, что мы наверняка еще увидимся» – беззаботную, с курортным настроением песню музыкант включил в блок «В дороге» как самый драматургически парадоксальный номер, вспомнив о том, что создатель этой беззаботной песни погиб в концлагере. Перед последним блоком песен – «Без границ» Беньямин рассказал о том, что учился и в Лондоне, который поначалу испугал его пестротой и суетой, так ярко отраженной в песне «Гайд-парк» Пуленка, но который благодаря годам учебы стал еще одной его родиной.