За балет приемлю отставку

В 2014 году Дуато был приглашен возглавить Берлинский балет после того, как культурное начальство города не продлило контракт Владимира Малахова. Последний руководил этой труппой десять лет; собственно, при нем балет немецкой столицы, всегда находившийся в тени мощной оперы, стал первоклассной европейской труппой. В Германии никогда не было великих балетных школ – разумная и внятная гамбургская школа выпускала и выпускает пристойных неоклассиков, да те годы, что провел в Штутгарте московский «изготовитель принцев» Петр Пестов до сих пор отзываются исключительным качеством работы танцовщиков штутгартского театра. Но все первоклассные балерины учатся не в Германии. Малахов, формируя из трех разрозненных и небольших компаний классический театр нормального масштаба, часто приглашал русских балерин – и в штат (как Полину Семионову), и на разовые контракты (как Диану Вишнёву). Он заботился о стандартах классики и за годы своей работы добился того, чтобы люди из балетных стран (прежде всего россияне и французы) могли смотреть на Берлинский балет без снисхождения к провинциалам. Но именно то, что он старался обеспечить, прежде всего, качество классического движения, в глазах руководства города делало его старомодным, несовременным. И его контракт в 2014 году не был продлен. Дуато пригласили именно как новатора.

И он оказался в очень сложном положении. С одной стороны, поклонники Мариуса Петипа не одобрили уход малаховского репертуара и сотворенные Дуато новые версии старых балетов (фантазии на темы классики – действительно, не самые лучшие опусы хореографа, это было заметно и в Михайловском театре, где он работал до того). А с другой стороны, в Берлине, богатом современным танцем, изящные неоклассические балеты Дуато вызвали насмешку любителей современного искусства. («Вот это – новатор? Быть не может!»). Плюс хореограф начал работу не с новых своих постановок, а с переноса старых (пусть прекрасных, пусть прославленных) – тут вскипело самолюбие берлинцев. В результате уже под занавес 2016 года (через два года после начала контракта) Дуато предупредили, что его контракт в 2019 году продлен не будет. Он обиделся и сказал, что уйдет раньше, в 2018- м, лишь доведя уже начатые проекты до финала.

Теперь руководителями труппы будут сразу два человека (сокращенный вариант лебедя, рака и щуки). Из Стокгольма призывается Йоханнес Оман – нынешний худрук Шведского Королевского балета. Ему 51 год, он в свое время был очень неплохим классическим танцовщиком (полученные в юности призы в Варне и в Париже – тому подтверждение), затем работал педагогом как в Шведском балете, так и в его школе. Под руководством Омана (последние семь лет) Шведский балет сохранял пристойное качество работы, впрочем, самым ярким событием за эти годы стали не классические спектакли, а балет Матса Эка «Джульетта и Ромео» на музыку Чайковского. Оман будет отвечать в Берлине именно за балет, но (очень хотелось бы ошибиться в прогнозах) вряд ли выдержит напор своей коллеги. Потому что вторым руководителем труппы становится Саша Вальц – одна из ярчайших авторов танцтеатра, сочинитель спектаклей жестких, воинственных, бескомпромиссных и совершенно не нуждающихся в артистах, умеющих вставать в первую позицию. Саше Вальц – 55, сама она училась в школе, исповедующей идеи немецкого экспрессионизма, и за свою карьеру создала множество спектаклей, встряхивающих зрителя, не дающих ему расслабиться в уютном кресле. Она выясняла на сцене отношения с наследием ГДР, занималась проблемами экологии и сбивала кордебалет в стайку, живущую лишь плотскими позывами. Это все замечательно смотрелось именно в ее собственной труппе – «Саша Вальц и гости», но несколько лет назад город Берлин прекратил ее финансирование, и Вальц была вынуждена распустить труппу. Разумеется, возмутились газеты: Вальц – местная легенда, – и вот в 2016 году вместе с вестью о грядущей отставке Дуато пришла и весть о назначении Вальц. Менее всего этому обрадовались артисты труппы. Они устраивали демонстрации, писали петиции, пытаясь объяснить, что назначение Вальц равно уничтожению классического театра, но городское начальство принципиально отказалось их услышать. Так что в новый сезон труппа войдет в очень нервном состоянии, и последняя премьера под руководством Дуато стала тоже в некоторой степени демонстрацией, личным высказыванием уходящего худрука.

Программа из трех балетов содержала одну мировую и две немецкие премьеры. Гентьян Дода поставил специально для берлинцев одноактный спектакль «Was bleibt», труппа выучила «Лунного Пьеро» в постановке Марко Гёке (мировая премьера этого спектакля была в Балете «Скапино» в 2010 году) и «Por vos muero» самого Дуато (спектакль, поставленный в 1996 году для испанской Национальной компании танца, шел во многих театрах – от Австралии до Марселя, и восемь лет назад его отлично станцевали в МАМТ). Все балеты исполнялись под фонограмму: Гентьян Дода взял музыку Хоакина Сегаде, Марко Гёке – Арнольда Шёнберга, а Дуато сочинил свой спектакль, используя испанские мелодии  XV и XVI столетий.

Из трех авторов Гентьян Дода пока наименее известен в Европе. Сорокалетний албанец начинал карьеру танцовщика в оперном театре родной Тираны, потом работал в Парме и Мадриде и, наконец, стал солистом испанской Национальной компании танца и исполнителем множества балетов Начо Дуато. Там же он сам стал сочинять и продолжил в различных хореографических мастерских (в том числе в New York City Ballet). Среди его постановок – спектакли в голландском Балете «Скапино» и в национальном Балете Доминиканы. В 2014 году, когда Дуато возглавил Берлинский балет, он вручил Доде должность первого балетмейстера, но до этого дня Дода премьер в Берлине не выпускал.

Его первый немецкий опус стал творением чрезвычайно мрачным. Темная сцена пересечена множеством вертикальных веревок и некоторым количеством пересекающихся с ними веревок косых – сценограф Йоко Сеяма определенно вдохновлялась как образами сетки, ловушки, так и картинками марионеточного театра. Танцовщики, не соприкасающиеся с этими веревками, тем не менее периодически кажутся на них нанизанными. Движения им поставлены дерганые и повторяющиеся, словно невидимый кукловод слишком резок и при этом пробует па по нескольку раз. Основная рабочая зона ближе к плоскости сцены. Группы артистов припадают к «земле», ползут на боку, приволакивая ноги (будто ранены в одну из конечностей), поднимаются, покачиваясь, и снова опускаются вниз. В электронной музыке при этом слышится волчье завывание и мерные удары, будто кто-то всем телом ломится в дверь. Вот танцовщицы опускаются в глубокое плие и тут же начинают клониться вбок всем телом, словно кто-то незримый давит на них со стороны, и с облегчением опускаются на землю. «Жизнь тяжела, тяжела, тяжела физически, а уж душевно – совсем невыносима» – твердит нам хорео­граф. Выгнутые спины, вдавленные в плечи головы, затравленные взгляды. Иногда у героев, кажется, вовсе кончаются силы, и тогда вырубается свет, через несколько секунд загореться снова. Бесконечность ползания и перетаптывания на месте, взрыв неожиданного бегства с теми же обреченно согнутыми спинами, бесконечность незаслуженного страдания (в какой-то момент все замирают прямо-таки в мизансцене «Последнего дня Помпеи»). Сорок пять минут хореограф рассказывал публике, как страшно жить – и получил вежливые аплодисменты.

Вторым спектаклем в программе был «Лунный Пьеро» в постановке Марко Гёке. 46-летний уроженец Вупперталя, учившийся в Консерватории Гааги, танцевавший в Берлине и в оперном театре Хагена, а затем выпускавший премьеры в Лейпциге, Штутгарте, Балете «Скапино» и Нидерландском театре танца (NDT), сейчас весьма популярен у менеджеров фестивалей и руководителей театров. В прошлом году его спектакль «Нижинский» привозила в Москву на свой фестиваль Диана Вишнёва, а в апреле этого года «Одинокий Джордж» вошел в репертуар МАМТа.

Первое же произведение Гёке, что вы увидите, произведет на вас, несомненно, сильное впечатление. Хорео­граф придумал один-единственный образ и один-е динственный ход, но это сильный образ и ход – эффектный. Все его герои – родом из фокинского «Петрушки», страдальцы с мельтешащими вывернутыми руками. Все тело их будто сжимает судорога; по сцене они не ходят и не летят – бредут-­ковыляют, и в движениях отчетливо прописаны признаки церебрального паралича. Стремление этих несчастных дойти из точки А в точку В вызывает автоматическое, нерефлексируемое сочувствие публики. И в принципе, если сочинение Гёке длится не более десяти минут, а исполняющий его танцовщик старателен, публика остается под впечатлением и после окончания номера. Но если спектакль длится дольше (как полнометражный «Нижинский», например, или одноактный «Лунный Пьеро»), то возникают вопросы, на которые не получить ответа. Ну, Вацлав Фомич Нижинский – он же не только больным человеком был, в жизни его и гениальные роли были, и фантастические хореографические сочинения? И музыка «Лунного Пьеро» – да, в ней есть острое страдание, но ведь, мягко говоря, не такое однообразное и не такое физиологичное? Артисты Берлинского балета меж тем станцевали этот опус с невероятной самоотдачей и получили свою овацию.

На фоне двух предыдущих опусов старый и всем известный балет Дуато «Por vos muero» (в России его название переводили «За вас приемлю смерть», в соответствии с классическим переводом строчки стихотворения Гарсиласо де ла Веги, звучащего в спектакле) смотрелся безусловным шедевром. Его сюжетная рамка проста: танцовщики в телесных трико (униформа сегодняшнего театра) во время спектакля отправляются в давние испанские века. Это обозначается не только сменой костюмов, но и появляющимися в танце «галантными» акцентами. Но главное – утверждает Дуато – остается неизменным. Женщины в отсутствие мужчин более свободны, дерзки и решительнее взлетают в прыжках (ну, ведь не надо притворяться паиньками). Мужчины – в любых нарядах – всегда готовы быть опорой для женщин и одновременно обожествлять их. Сочиненные двадцать с лишним лет назад дуэты неземной красоты, сотворенные в русле той «мягкой» неоклассики, что была утверждена Иржи Килианом, ничуть не устарели, как не устаревает испанский «Золотой век».

Дуато сочинил «Por vos muero» в 1996-м, через пять лет после того, как возглавил испанскую Национальную компанию танца – во время взлета его звезды, когда будущее представлялось безоблачным. Теперь, после долгого странствия (расставания с родной компанией из-за конфликта с испанским руководством культурой в 2011, служба в Михайловском театре, служба в Берлине) он возвращается в Испанию и намеревается создать свой хореографический фонд. И «Por vos muero», исполненный после опусов более молодых авторов (вполне уважаемых и поощряемых им), смотрится декларацией: есть вечные ценности, и я знаю, как работать на века. Если вам не нравится – что ж, оставайтесь без меня.