Желудь-Глинка Внеклассное чтение

Желудь-Глинка

«Как дуб вырастает из желудя, так и вся русская симфоническая музыка повела свое начало из “Камаринской” Глинки» (П. И. Чайковский)

Старая добрая примета утверждает: чтобы год был счастливым и удачным, встречать его надо с улыбкой. Для первого номера журнала начинающегося года я подготовил репортаж из Берлина, посвященный одному из моих «самых-самых» любимых композиторов – Михаилу Ивановичу Глинке.

Во время работы над статьей в моем воображении, помимо глинкинского, витал дух и Даниила Хармса – удивительного литератора, научившего нас смеяться по поводам, которые никому до него не казались смешными. Одним словом, выношу на суд читателя нетрадиционное «приношение» одновременно двум замечательным художникам – Глинке и Хармсу.

Вообще, виноват Глинка во всем сам.

Под неусыпной опекой бабушки рос будущий основоположник болезненным и хилым. По наивности поведал он приятелям по детским играм о своей мечте быть сильным и мощным, как дуб. Тут-то и окрестили его злыдни желудем. Дразнилка приросла, и пронес ее Михайло Иваныч через всю жизнь.

В одной их своих краеугольных мудростей добросердечный Чайковский попытался смягчить издевку, перенеся кличку с автора на одно из произведений. Но по причине более позднего появления Петра Ильича в истории русской культуры Глинке эта запоздавшая реабилитация не помогла, и однажды он так разобиделся, что, сочинив на скорую руку «Прощание с Петербургом», уехал восвояси (а точнее, в Германию), где вскоре из-за неперенесенных обид и аллергии на сосиски отдал Богу душу. Царствие ему небесное!

В Германии умерших принято хоронить, что с Глинкой и сделали, закопав его на кладбище. Через какое-то время его откопали и перетащили в Петербург, где снова закопали. Инициатором этого был критик Стасов, который очень любил фотографироваться на могилах умерших композиторов. А вскоре в Берлине произошел международный прецедент: надгробную плиту с пришедшей в запустение могилы украли. Как оказалось, грабителей ввело в заблуждение слово «фарфор», написанное на картоне, в который аккуратными немцами при перевозке был завернут гроб с останками композитора. Русское музыковедение сразу проследило неоспоримые параллели с коллективным каноном Виельгорского, Вяземского, Жуковского и Пушкина:

«Пой в восторге, русский хор,
Вышла новая новинка.
Веселися, Русь! Наш Глинка –
Уж не Глинка, а фарфор!»

Но потом выяснилось, что слово «фарфор» имеет в немецком два значения: не только «Porzellan», но и «не переворачивать, не кантовать». Смысловые тонкости: для немца майсенская фарфоровая статуэтка по значимости примерно то же, что для русского – рюмка.

Отгремели две мировые войны – сначала Первая, а потом – Вторая. В 1947 году военной комендатурой Берлина было принято решение установить два памятника: один – неизвестному солдату в Трептове, а другой – известному. Глинка никогда солдатом не был, но за заслуги в написании хора «Славься!» – непременного атрибута всех военных парадов – выбор пал на него. Так в Берлине появился памятник Глинке – победителю конкурса в категории «Известный солдат». Ввиду того, что место первого захоронения на Лютеранском кладбище густо поросло травой, памятник установили на другом кладбище – Русском православном, где Глинки никогда не лежало. Таким образом, композитор получил третий кладбищенский мемориал, что, несомненно, сделало его претендентом на внесение в Книгу рекордов Гиннесса.

Михаил фон Глинка. Злополучная надгробная доска

Кстати, к тому времени нашлась и надгробная плита 1857 года, и ее положили рядом с памятником известному солдату – Глинке. Не выбрасывать же!

Москва всегда держала в строгости братьев по социалистическому лагерю. Вот почему, не дожидаясь команды Кремля, правительство ГДР переименовало улицу из Kanonierstraße в Glinkastraße и приняло решение поместить гранитный профиль композитора на доме, где русский основоположник отбыл в мир иной (прежнее название к тому же не соответствовало мирной политике первого социалистического государства на немецкой земле).

Неожиданно случился конфуз: оказалось, что вследствие успешных налетов советской авиации на Берлин Glinka-Haus больше не существует. Тогда для места, где Глинка мог бы умереть, был выбран самый красивый дом из всех оставшихся, и гранитного Глинку повесили на его стене. А в самóм доме для убедительности разместили правление Общества советско-немецкой дружбы. Таким образом, в посмертной коллекции Глинки, помимо трех кладбищ, оказались и два дома, где он скончался.

До 2000 года дух Глинки летал над пустырем разбомбленного дома, где он пал жертвой сосисочного несварения, и, наконец, через сорок пять лет после капитуляции Германии этот пустырь застроили и поставили безликий бетонный дом-куб. Единственным его украшением стала маленькая табличка с глинкинской мелодией и словами: «Кто-то вспомнит про меня и вздохнет украдкой». Это обо мне: я живу неподалеку, часто прохожу мимо этого места и исправно вздыхаю. Вот он каков, желудь-Глинка!