Персона
Оперная певица Зоя Церерина (ЗЦ) всего за четыре года сделала стремительную европейскую карьеру, перестроив свой голос с меццо-сопрано на сопрано и высоко зарекомендовав себя сразу в одной из самых кровавых партий в репертуаре драмсопрано – пуччиниевской принцессы Турандот. В вокальной перестройке Зое помог педагог Александр Тихончук, работающий в Париже и являющийся по совместительству ее супругом. После успешных дебютов в театрах Бонна и Валенсии Церериной мгновенно поступило предложение исполнить партию Заморской княжны в «Русалке» Дворжака в возобновлении этой оперы на Глайндборнском фестивале в постановке Мелли Стилл. А совсем недавно Зоя триумфально дебютировала и в Варшавской Национальной опере в титульной роли в опере «Тоска» под управлением Патрика Фурнийе. Певица рассказала Владимиру Дудину (ВД) о том, как сказочно ее встречали в Глайндборне, как она примеряется к Вагнеру и в чем видит философию оперы.
ВД Сегодня русских певцов можно встретить почти на всех самых престижных оперных фестивалях. Тем не менее быть приглашенным в Глайндборн означает получить особое признание своих вокальных достижений. Как вы туда попали?
ЗЦ Для меня было очень неожиданным получить приглашение спеть в Глайндборне. Партию Заморской княжны в «Русалке» мне предложили без прослушивания. Кастинг-дирекция фестиваля узнала обо мне из записанной на видео «Турандот» в Казанской опере, причем дебютной в моей карьере Турандот. Но партия Княжны оказалась совсем не такой простой, как казалось, – эта интенсивная, концентрированная партия требует немалых сил, мастерства и крупного звучного голоса. Такая роль скорее подходит меццо, поскольку в ней очень плотная середина и весьма насыщенное оркестровое сопровождение. И тогда я поняла, почему пригласили именно меня.
ВД Вам удалось почувствовать атмосферу фестиваля?
ЗЦ Было ощущение, что я попала в волшебный мир, где все друг другу рады: улыбаются, смеются, позитивно настроены. Выходишь после репетиции и продолжаешь слышать: «Как ты прекрасно звучала! Волшебно!» В Глайндборне это в порядке вещей, норма жизни: все время подбадривать друг друга криками «Браво!», поддерживать состояние праздника. Все коллеги, любой водитель, уборщица, костюмер, гример – с улыбкой на лице, все доброжелательны. Конечно же, это очень вдохновляло. Представители дирекции почти перед каждым спектаклем заглядывали в гримерку с пожеланиями хорошего спектакля и поздравлениями после выступления. В Глайндборне нам, солистам, всячески давали понять нашу высокую значимость, вовлеченность в общее дело единой фестивальной команды. Я чувствовала буквально в каждом моменте этот культ исключительности того, что создается на фестивале.
ВД Дирижер Робин Тиччати тоже соответствовал этикету Глайндборна – делал щедрые комплименты на репетициях?
ЗЦ Робин оставил впечатление очень позитивного музыканта, творившего на сцене настоящее волшебство. Петь под его руководством было громадным творческим удовольствием. Ему сразу понравилось, как звучит мой голос, и после репетиций я часто слышала от него восклицания вроде «beautiful sound!» Конечно, он делал уточнения и по фразировкам, и по ритму, но все в предельно деликатной манере, почти незаметно. Если я делала что-то не так, как хотелось ему, он мог подойти и тихонько поправить. Так же он решал вопросы и с режиссером постановки: шепотом на ушко.
ВД Как в кругу британцев выучивался чешский язык «Русалки»?
ЗЦ На репетициях всегда было несколько коучей, человек пять – по языку, музыке, драматургии. С каждым из них выписывались уроки. Весь репетиционный период состоял из общения с двумя-тремя пианистами, помощниками режиссера, которые подсказывали каждый шаг. Исполнители были окружены вниманием и любовью. Я готовила партию Заморской княжны с Ирен Кудела из Опера Бастий в Париже. Она считается одним из лучших специалистов по «Русалке». Чешский язык, конечно, своеобразный, но на глубинном уровне оказался мне понятным, поскольку все же славянский. Чехи, которые были на премьерных спектаклях «Русалки» в Глайндборне, говорили, что все звучало очень складно.
ВД Как режиссер постановки решала драматургию образа княжны?
ЗЦ В этой версии Заморская княжна – не злодейка. Она любит Принца и всячески пытается перетянуть его на свою сторону, влюбить. «Ты с первой ноты должна его в себя влюбить. Он с тобой должен отдыхать от Русалки», – говорила мне режиссер. Во втором акте Принц, как известно, начинает тяготиться Русалкой, она его все чаще раздражает незнанием норм поведения. Зато Княжна знает их очень хорошо, с ней так просто, легко. «Для Принца ты должна быть как кислород!» Поскольку она драматический режиссер, то все время призывала искать подоплеку человеческих – не сказочных – отношений, чтобы быть ближе к современному зрителю. «Давайте искать subtext!» – нередко можно было услышать от нее на репетициях. Я себя иногда чувствовала как на киносъемках, особенно когда записывали живой спектакль для фильма DVD.
С тенорами нам по долгу разных ролей приходится часто обниматься на сцене, но тут же друг другу мы обычно шепчем: «Я нормально спела?» «А я взял си-бемоль?!» «Взял! Молодец!» В Глайндборне никаких шуток подобного рода не было – все отличались предельной серьезностью и пунктуальностью. Вот и мой тенор Эван ЛеРой Джонсон оказался таким. При этом до последнего он не играл так, как просила режиссер, а она требовала играть страсть. «Может, со мной что-то не так?» – думала я. Режиссер даже устроила нам дополнительную репетицию перед генеральным прогоном, потому что у нас упорно не получалось то, о чем она просила. Она заставила нас целоваться по-настоящему, командуя: «Лезь к ней под юбку». Тенор соглашался, но продолжал не выполнять ее требований. Каково было мое удивление, когда на премьере он вдруг так разошелся, что выполнил все требуемое до мелочей. Это было абсолютным сюрпризом для всех.
ВД Элина Гаранча была права, когда рассказала, что современный театр отличается усложнением требований к певцу как к актеру.
ЗЦ Это правда, но школы нам всем очень не хватает. Когда я училась в Нижегородской консерватории, актерское мастерство преподавалось в традициях классической оперы. Но признаюсь, что когда я наблюдаю за манерами Ренаты Тебальди, вижу, что у нее основная драматургия – в голосе, в звуке. Она, может быть, не столь интересна актерски, но совершенно гениальна в передаче образа, чувств, смыслов голосом. Идеально ведя вокальную линию, вливая в нее содержание слов, эмоции. Это так божественно. Игра в ее исполнении всегда остается где-то на периферии. Умеешь – играешь как можешь. А сегодня игра занимает, пожалуй, лидирующее положение. Голоса же из-за этого нередко страдают, когда все оказываются так поглощены игрой. Баланс между полноценным пением и интенсивной драматической игрой бывает искать очень сложно. Но современный зритель действительно привык к кино и в опере требует чего-то подобного. Все это, безусловно, – вопрос и техники, и хладнокровного расчета. Если певец чересчур отдается эмоциям, контроль теряется. Когда в финальной сцене «Русалки» мне приходилось брать верхние ноты, обычно не представляющие труда, в контексте насыщенной игры и повышенной эмоциональности они давались не так легко. Драматические режиссеры, к сожалению, не всегда это ясно понимают, требуя играть очень эмоционально. Это, безусловно, возможно, но в приоритете все-таки должны оставаться пение и красивый звук.
ВД Какие планы возникли после «Русалки»?
ЗЦ Поступило предложение на Абигайль, предложили Минни в «Девушке с Запада», мой агент говорит, что многие хотели бы услышать меня в Вагнере, поговаривая о Зиглинде в «Валькирии». Но я пока не очень хочу браться за Вагнера, еще не очень представляю себя в этом мире, пока не поняла, насколько мне близка эта музыка, но что-то в ней нравится определенно, например, сцена смерти Изольды. Интересные предложения я готова рассмотреть.
ВД В чем, на ваш взгляд, заключается, «основной вопрос» философии оперы?
ЗЦ Оперы несут нам великое и прекрасное, что-то невероятно глубокое, порой необъяснимое. В их сюжетах всякий раз затрагиваются глубинные смыслы: Душа, Бог, любовь, смерть. Сложность и бесконечный интерес заключаются в том, что мы, исполнители, решаем на сцене с помощью своих героев глобальные вопросы, каждый раз погружаясь в мир подсознательного. Психологическая работа происходит очень серьезная. Все это завораживает и манит.
