События
В прошлом номере журнала мы рассказывали об октябрьском гала-концерте лауреатов премии «Органист года» в БЗК. И отмечали, что один из победителей в нем не участвовал – заведующий кафедрой органа и клавесина Санкт-Петербургской консерватории Даниэль Зарецкий, отмеченный жюри в номинации «За вклад в профессию».
Однако, в ноябре столичная публика услышала и его – уже в формате сольного выступления. На знаменитом инструменте Cavaille-Coll прозвучала программа «Бах и музыка парижских соборов», а компанию Зарецкому составили Камерный хор Московской консерватории под управлением профессора Александра Соловьёва и виолончелист Василий Степанов.
Пандемия больно ударила по всей музыкальной индустрии. В частности, из-за ограничений, введенных властями, Московская консерватория лишилась многих арендных мероприятий, которые кормили ее в благополучные времена. Но, как говорится, нет худа без добра: главный зал столицы освободился для концертов менее пафосных и ориентированных на ценителей, а не на широкую публику, падкую до громких имен и «попсовых» программ. Выступление Даниэля Зарецкого – тому пример. И хотя заслуженный артист России – безусловный авторитет в сфере органного искусства, да и концерты на этом инструменте обычно пользуются стабильным спросом, в нынешних условиях рассчитывать на случайных, «пришлых» зрителей не приходится. Впрочем, и здесь свой плюс: в зале собираются действительно понимающие, благодарные слушатели. Отсюда и прекрасная атмосфера, не нарушаемая ни телефонными трелями, ни аплодисментами в неположенных местах.
Очевидно, понимая эту специфику, Даниэль Зарецкий выстроил программу без явных реверансов массовому вкусу вроде Токкаты ре минор Баха. А те немногие «хиты», которые все-таки прозвучали со сцены БЗК, были поданы в совершенно неожиданном облике и окружении.
Первое отделение было посвящено все-таки Баху (куда же без его музыки в любом органном концерте), но не расхожим вещам, кочующим из одного сетлиста в другой, а сравнительно малоизвестным: это Концерт соль мажор BWV 592, три хоральные фантазии (BWV 651, 659 и 671) и Прелюдия и фуга си-минор BWV 544. Сыграны они были стилистически точно, строго, без романтической красочности, к которой так располагает французский симфонический орган.
Завершал эту часть программы Зарецкий, впрочем, не один: на сцену поднялся Камерный хор Московской консерватории, исполнивший в сопровождении органа хорал Jesus bleibet meine Freude из Кантаты BWV 147.
А затем к хористам, дирижеру Александру Соловьёву и Даниэлю Зарецкому присоединился еще один артист – Василий Степанов, и вместе они представили необычную версию «Мелодии» Глюка. Перед исполнением номера Соловьёв обратился к публике и посвятил его памяти недавно скончавшегося виолончелиста Александра Бузлова. В таком контексте знаменитая тема из оперы «Орфей и Эвредика» прозвучала особенно щемяще. Но за трагизмом, горечью потери должно последовать смирение и умиротворение, а на смену боли – прийти светлая печаль. Именно так воспринимались Hallelujah Леонарда Коэна в версии для органа и хора (гость из мира популярной музыки благодаря переложению и интерпретации обрел сакральную возвышенность) и бисовая Ave Maria Баха–Гуно – ее консерваторский коллектив спел a cappella (в версии Р. Щедрина), и можно было только подивиться гладкости, естественному течению разложенных по голосам фигураций. Вот так, деликатно, без какой-либо нарочитости подопечные Александра Соловьёва продемонстрировали высочайшее мастерство и слаженность. К слову, и сам выбор произведения был на удивление логичен и концептуально точен: это не только стопроцентное попадание в настроение, эмоциональную драматургию концерта, но и изящный «мост» от баховского первого отделения ко второй части программы – французской музыке XIX века.
Да и куда же в таком вечере без французов! Ведь великий инструмент Большого зала относится к французским симфоническим органам, и именно в репертуаре XIX века в полной мере раскрывается его богатство тембров, поразительное великолепие возможностей. Сочинения Луи Маршана, Эжена Жигу и Луи Вьерна («Вестминстерские колокола», конечно) позволили публике убедиться в этом сполна. Но особенно впечатляюще прозвучали фрагменты из Симфонии №5 Шарля Видора.
Заметим, что данный опус имеет особое отношение именно к органу Кавайе-Коля, ведь на первом концерте после установки в Москве, в 1901 году, сам Видор играл свое новое сочинение, ранее не звучавшее в России. С тех пор его блестящий финал – Токката – один из самых частых гостей в стенах БЗК. А вот другие части Симфонии исполняются куда реже. Зарецкий же, предпослав бравурной, стремительной Токкате возвышенное, будто не от мира сего Адажио на нежнейшем регистре Voix céleste («небесный голос»), только усилил впечатление от главного хита второго отделения. К тому же, интерпретация его была на редкость удачной: умеренный темп, близкий к авторскому (Видор играл Токкату медленнее современных виртуозов), и убедительная агогика позволили прозвучать финалу особенно пышно, весомо и величественно.
После такого эффектного окончания не могло не последовать бисов. И две прощальные пьесы изящно напомнили о концепции программы в целом: прозвучали Токката француза Теодора Дюбуа и Хоральная прелюдия Баха Wenn wir in höchsten Nöten sein BWV 641 из Органной книжечки.
