Конкурс Рахманинова
В последнее время имя Филиппа Селиванова у многих на слуху, и это неудивительно: молодой дирижер стал лауреатом первой премии и обладателем золотой медали Международного конкурса пианистов, композиторов и дирижеров имени С. В. Рахманинова, а на только что прошедшей пресс-конференции в Большом театре гендиректор Владимир Урин объявил, что в новом сезоне с Филиппом Селивановым уже «подписан контракт». Да и в родном «Геликоне» сезон для Филиппа начнется с постановки оперы Дж. Пуччини «Богема». О впечатлениях после конкурса, прошедшей «Аиде» и будущей «Богеме» Филипп Селиванов (ФС) рассказал Ирине Шымчак (ИШ).
ИШ Когда ты узнал о конкурсе, сразу принял решение участвовать?
ФС Я давно отслеживал новости, с тех пор как стало известно, что Денис Мацуев собирается организовать Первый конкурс С. В. Рахманинова с номинациями «фортепиано», «композиция», «дирижирование». Внутренне я был готов и, как только объявили о приеме заявок на участие, сразу отправил. Я вообще очень рисковый, и у меня все время возникало желание попробовать себя. Когда я еще учился на первом курсе в Петербургской консерватории, уже подавал документы на участие в Конкурсе дирижеров имени Евгения Светланова. Сейчас понимаю, что это было несколько наивно. Естественно, я тогда не прошел, зато осталась хорошая запись.
ИШ Репертуар конкурса был ограничен строгими рамками времени, в котором жил и творил Рахманинов. Насколько тебе близка и понятна эта эпоха?
ФС Участникам были представлены на выбор разные композиторы: XX век, современники Рахманинова – Шостакович, Стравинский, Прокофьев, Равель. На втором туре я выбрал Шостаковича – мне очень близок этот композитор, я его обожаю. Может, это как-то связано с тем, что Шостаковичем наполнена атмосфера в Санкт-Петербурге, моем родном городе, и в Ленинградской филармонии.
ИШ А как же Рахманинов?
ФС Рахманинов не может быть не близок никому! Мне кажется, нет человека, который не любит музыку Рахманинова или не слушал ее ни разу, и в России, и за рубежом. Наверное, это связано с той эмоциональной силой, которая была сконцентрирована в Сергее Васильевиче даже вдали от родины, в период эмиграции, из которой он уже не вернулся.
ИШ Что ты подумал, когда вытянул на жеребьевке финала Первую симфонию? Никаких страхов не возникло, что Первая, та самая, которая столько горя ему принесла?
ФС Были такие чувства. Тут палка о двух концах. Валерий Абисалович на объявлении результатов конкурса сказал, что жеребьевка программы третьего тура во многом была судьбоносной для участников. Кому-то попалась редко исполняемая Первая симфония, а кому-то – популярная Вторая. Попробуй исполнить Вторую так, чтобы все сказали: «Да, это Вторая симфония!» Исполнять Первую одновременно и легче, и сложнее. Легче, потому что можно многое привнести и раскрыть в музыке, и это будет звучать свежо, а сложнее, потому что она менее всего похожа на привычного нам Рахманинова. Она совсем другая. Я склоняюсь к тому, что все-таки мне повезло.
ИШ Когда ты взял партитуру Первой в руки, сколько времени у тебя оставалось на ее подготовку?
ФС Конечно, я готовился заранее, но полностью, на сто процентов погрузиться в музыку всех трех симфоний, четырех концертов и Рапсодии времени и концентрации не хватило. Это огромный объем. А при этом параллельно в театре готовилась еще и премьера «Аиды». Естественно, материал был не полностью во мне. В тот день, который остался между жеребьевкой и третьим туром, я распределил занятия неравномерно – меньшую часть времени отдал Рапсодии, а все остальное посвятил Первой симфонии.
ИШ Как для тебя она мысленно выстраивается? У меня такое ощущение, что она как будто бы не собрана воедино…
ФС Есть такое. Хотя, я думаю, так часто бывает. Если не очень знаком с данной музыкой, сразу замечаешь в ней какие-то «недостатки», а когда полностью погружаешься, начинает казаться, что все не так уж и плохо, а даже наоборот – великолепно. Вот и с Первой симфонией – когда я смотрю на нее со стороны, на первый взгляд она кажется тяжелой по форме. Большая, развернутая, эпического склада, может быть, немного рваная. И все это собрать в единое целое непросто!
ИШ Но в твоем исполнении она прозвучала как единое целое, с увлекающим сквозным развитием, с единой драматургией. Не было пустот между частями.
ФС В ней есть много опасных мест, где можно просто остановить музыкальное развитие. Иногда проглядывают искусственно слепленные моменты, то есть видна техника письма. Но все это не столь слышно и не столь важно, если делать музыку, а без этого никак, ведь это же хоть и юный, но Рахманинов. Симфония потрясающе красивая.
ИШ Раньше, кстати, я этой красоты не замечала.
ФС Есть чем-то похожая вещь – Симфония №1 Василия Калинникова. Ее не так часто исполняют, хотя она довольно популярна. А музыка тоже очень красивая, с русской душой, и многие ее любят, хотя в ней присутствуют недочеты формы и, если можно так сказать, лишний материал. Очень многое зависит, конечно, от исполнения, от музыкантов оркестра и от дирижера.
ИШ Какие трудности у тебя возникли при взаимодействии с чужими оркестрами, когда надо было буквально с лету освоить партитуру, а потом передать все, что ты увидел и почувствовал, оркестру? За короткое время тебе пришлось работать с тремя новыми оркестрами…
ФС Честно скажу, врать не буду. Я не рассчитывал, что будет настолько сложно: у меня все-таки есть опыт взаимодействия с разными оркестрами, хоть и не огромный, конечно. Но три абсолютно разных оркестра за пять дней – это испытание. Оркестр – это живая ткань, между каждым оркестром и каждым дирижером выстраивается разное контактирование. Но на конкурсе все оркестры подобрались крутые: фантастический ансамбль, невероятные солисты. Для меня это был потрясающий опыт. Очень теплые впечатления остались после работы с Госкапеллой Валерия Полянского – до этого я с ними был совсем не знаком.
ИШ Оркестр Мариинки – великолепные профи, тут все понятно. А третий оркестр – БСО имени П. И. Чайковского – ты ведь немного знал, стажировку там проходил?
ФС Да, мы уже работали вместе, поэтому и ощущения совершенно другие. В этом смысле, конечно, было комфортнее, я представлял, с кем имею дело, и контакт между нами уже был налажен.
ИШ Ты почувствовал отдачу от них? Они понимали твое видение музыки?
ФС Да. Особенно от БСО я почувствовал это сразу. С оркестром Мариинского театра тоже, но не сразу. Поначалу было сложно, потом пошло, особенно во второй и в третий раз, когда мы играли гала-концерты, и это доставило незабываемое наслаждение от совместного творчества.
ИШ Как думаешь, нужны такие конкурсы, что они дают участникам?
ФС Определенно, нужны. Это огромнейшая практика для дирижеров. В рекордно короткие сроки изучается такое количество материала, который в обычной жизни ты сам выучишь неизвестно когда, а к чему-то, может быть, и не прикоснешься. Тонус, в котором ты находишься за пару недель до и далее в течение всего конкурса, невероятно полезен. Появляется уверенность в своих силах, нарабатывается техника и музыкальность. Безусловно, конкурсы должны быть, и всем молодым дирижерам советую в них участвовать. Да, трудно на это решиться – нагрузка огромная. У меня сейчас ощущение, что я уже не хочу никаких конкурсов. Но, надеюсь, они еще будут.
ИШ Так совпало, что во время Конкурса Рахманинова в «Геликоне» готовилась и шла премьера «Аиды», а ты участвовал в постановке как дирижер и вел прогоны. Как тебе это удалось совместить?
ФС Сложно. Только моя жена знает, чего мне это стоило. Да, я сетовал, что все получилось в одно время – и конкурс, и постановка. Но Дмитрий Александрович Бертман признался мне сейчас, что в какой-то момент он даже подумывал, когда узнал, что я участвую в конкурсе (а у меня один прогон был между первым и вторым туром, потом еще один между вторым и третьим), чтобы освободить меня от «Аиды». Потом решил, что не надо, потому что лучше, чтобы я был в тонусе и не зацикливался на конкурсе. В театре мы выходим и работаем с оркестром, чтобы получился продукт, который мы покажем зрителям, а на конкурсе мы выходим, чтобы показать себя или свою работу жюри. Это не настоящее, искусственное как будто, и, когда тебя сравнивают с другими дирижерами, на самом деле это неестественно для творчества. Дмитрий Александрович сказал, что решил меня не освобождать, чтобы я «остался в живой работе и переносил это туда». Наверное, в какой-то степени мне это помогло: я все время был в работе, и нервничать не оставалось времени. Хотя, конечно, нагрузка зверская, это сейчас сказывается.
ИШ На что ты обращал внимание в «Аиде», что для тебя было главным в звучании оркестра?
ФС Ну, конечно, Верди должен быть прозрачным! Каждая линия – она живая, выразительная, но одновременно в целом вертикаль должна быть прозрачной.
ИШ Впереди – премьера «Богемы», которую ты готовишь как дирижер-постановщик. Это уже твоя четвертая постановка в «Геликоне», причем в этот раз с тобой будут взаимодействовать четыре молодых режиссера, каждый из которых ставит один акт. Не боишься, что получится разношерстная команда?
ФС У нас пока еще не было общей встречи, надеюсь, она скоро произойдет. Хотя я давно знаком с одним из режиссеров, Димой Отяковским, – это мой друг и товарищ с первого курса обучения в консерватории, остальных пока не знаю… Да, страшновато, что возникнут четыре разных творческих взгляда, но я понимаю, что Дмитрий Александрович будет нас курировать, и это успокаивает. Хорошо, что дирижер один (смеется).
ИШ Пуччини для тебя сложнее, чем Верди?
ФС Думаю, что сложнее. Я больше дирижировал Верди, и его стиль мне понятнее. Даже «Аида» довольно легко «зашла» после «Трубадура», Реквиема, «Фальстафа». Партитуры Пуччини сложнее по оркестровке, форме и для изучения, и для исполнения. Музыкальная мысль и фактура очень естественны и свободны. Я это говорю, ничуть не приуменьшая смысловой и эмоциональной наполненности гениальной музыки Верди. Хотя, если возьмем «Фальстафа», он точно сложнее партитур Пуччини.
ИШ Что дает тебе силы, творческий запал? Что помогает в трудных моментах?
ФС Очень сложно сказать, что помогает. На самом деле я очень часто отчаиваюсь и нахожусь в состоянии кризиса. Хочется просто лежать и ничего не делать… Но Маша, моя жена, мне не дает этим особо увлекаться. Стимулирует, конечно, желание развития – и творческого, и карьерного, в целом всего. И, конечно, помогают мои родители и братья.
